Крестная сила, Нечистая сила - С Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, этот прекрасный, полный христианского смирения обычай стал понемногу вымирать. По свидетельству наших корреспондентов, в некоторых центральных губерниях он уже почти не существует, но зато в лесных губерниях севера, где обычаи вообще устойчивы и крепки, "прощание" соблюдается весьма строго, и существует даже особый ритуал его. Пришедший просить прощения становится около дверей на колени и, обращаясь к хозяевам, говорит: "Простите меня со всем вашим семейством, в чем я нагрубил вам за этот год". Хозяева же и все, находящиеся в хате, отвечают: "Бог вас простит, и мы тут же". После этого пришедшие прощаться встают, и хозяева, облобызав
шись с ними, предлагают им угощение. А через какойнибудь час прощаться идут уже сами хозяева, причем весь обряд, с угощением включительно, проделывается сначала*.
Так, перекочевывая из избы в избу, ходят до света, причем, проходя по улице, и мужчины, и женщины считают своим долгом что есть мочи кричать: "Сударыня-масленица, потянися!" или: "Мокрогубая масленица, потянися!"
Что касается деревенской молодежи, то она или совсем не придерживается обычая прощаться, или же прощание ее принимает шутливый характер. Вот что на этот счет сообщает наш орловский корреспондент: парни и девушки становятся в ряд, и один из парней подходит к крайнему с правой стороны и говорит ему: "Прости меня, милый Иван (или милая Дарья), в чем я перед тобой согрешил". Тот (или та) отвечают: "Бог тебя простит, и я тут же". После этого три раза целуют друг друга. Так проходит прощающийся весь ряд и становится к стороне, за первым идет прощаться второй и т.д. При прощании, конечно, не обходится без шуток.
Некоторую особенность представляет прощание в семейном кругу. Вот как это происходит в Саратовской губернии. Вся семья садится за ужин (причем последним блюдом обязательно подается яичница), а после ужина все усердно молятся, и затем самый младший начинает кланяться всем по очереди и, получив прощение, отходит к стороне. За ним, в порядке старшинства, начинает кланяться следующий по возрасту член семьи (но младшему не кланяется и прощения у него не просит) и т.д. Последнею кланяется хозяйка, причем
* Точно таким же образом прощакугся и в Орловской губернии.
просит прощения только у мужа, глава же семьи никому не кланяется.
Хотя обычай просить прощения у родных и соседей, как только что было сказано, заметно выходит из употребления, но зато чрезвычайно твердо держится обычай прощаться с покойниками. По крайней мере наши корреспонденты единодушно свидетельствуют, что такого рода прощания сохранились повсюду. Обычай ходить на кладбище в последний день масленицы поддерживается главным образом бабами. В четвертом часу пополудни они кучками, в 10-12 человек, идут с блинами к покойникам и стараются ничего не говорить по дороге. На кладбище каждая отыскивает родную могилку, становится на колени и бьет по три поклона, причем со слезами на глазах, шепчет: "Прости меня (имярек), забудь все, что я тебе нагрубила и навредила". Помолившись, бабы кладут на могилку блины (а иногда ставят водку) и отправляются домой так же молча, как и пришли. При этом считается хорошим признаком, если на третий день на могиле не останется ни блинов, ни водки: это значит, что покойнику живется на том свете недурно и что он не помнит зла и не сердится на принесшего угощение.
XI
ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Наш народ не только соблюдает посты во всей строгости церковного устава, но идет в этом отношении значительно далее, устанавливая сплошь и рядом свои постные дни, неизвестные церкви. Так, почти в каждом селе, в каждой деревне можно встретить благочестивых старух и стариков, которые "понедельничают", т.е., кроме среды и пятницы, постятся и по понедельникам. Некоторые же, в своей душеспасительной ревности, доходят до того, что за несколько лет до смерти или перестают совсем есть скоромное, или налагают на себя пост, в частности: никогда, например, не едят мяса, молока, яиц, рыбы; не едят ничего с маслом, будь то скоромное или постное; безусловно, воздерживаются от вина, от курения; дают обет никогда не есть яблок, картофеля, не пить квасу и пр. Наряду со стариками добавочные посты налагают на себя и девушки, которые "вылащивают" женихов. До какой степени педантично крестьяне соблюдают свои обеты, можно судить по следующему, очень характерному случаю, рассказанному одним священником Вологодской губернии. Какая-то деревенская старушка призналась этому священнику на духу, что окаянный смутил ее и заставил
в пост есть "скором". На вопрос же священника, что именно она ела, старушка поведала, что ела редьку, семена которой перед садкой были рощены в молоке. На том же основании крестьяне считают непростительным грехом пить постом чай с сахаром: чай и сам по себе напиток полугреховный, а с сахаром он считается безусловно скоромным, так как сахар, по понятиям крестьян, приготовляется из костей животных.
При таком аскетически строгом отношении к постам неудивительно, что и молоко матери считается для грудных ребят тоже греховной "скоромью", и еще недалеко ушло то время, когда в крестьянских избах стон стоял от ребячьего крика, так как во время строгих постов грудных детей кормили постной пищей, приказывая матерям не давать им груди.
Теперь, к счастью, это обыкновение повсеместно вывелось, и хотя молоко матери по-прежнему признается греховной "скоромью", но грех этот считается небольшим и падает он не на младенца, а на мать. Зато и теперь дети, уже отлученные от груди, обязательно должны соблюдать посты наряду со взрослыми. "Соблюдение постов, - пишет нам саратовский корреспондент из Хвалынского уезда, - не только влияет на здоровье, но и отражается на жизни детей. В большинстве случаев отнятие от груди ребенка совпадает с летним жарким временем: отнимают, по крестьянскому выражению, "на ягоды", т.е. в конце июня, в июле и августе и, таким образом, осложняют расстройство пищеварения ягодами, огурцами, яблоками, арбузами и пр., вследствие чего нередко появляется кровавый понос, а затем наступает и смерть. Но тем не менее "оскоромить младенческую душеньку" мать ни за что не решится, и если ребенок умрет, то, стало быть, это Божья власть и, значит, ребенок угоден Богу". Такая
же строгость в соблюдении постов предписывается тяжко больным. Один фельдшер из Тотемского уезда Вологодской губернии рассказывал нашему корреспонденту, что никак не мог убедить крестьян, больных кровавым поносом, пить молоко и есть яйца, так как в то время был пост. На все увещевания больные отвечали ему: "Святые, вон, еще чаще постились, да дольше нас грешных жили, а Иисус Христос сорок суток подряд ничего не ел". Вообще крестьяне и крестьянки, особенно из числа пожилых, радеющих о спасении души, скорее решатся умереть, чем "опоганить душу" скоромной пищей, и только молодые в редких случаях уступают настояниям врачей и фельдшеров, да и то не иначе как с разрешения духовного отца, который тщательно взвешивает, насколько болезнь серьезна и насколько постная пища может быть опасна для здоровья больного. При этом нелишне будет заметить, что если разрешение дается легко, то крестьяне теряют уважение к такому священнику, как стоящему не на высоте церковных требований и способствующему своими поблажками тому "легкому" отношению к постам, какое свойственно только избалованным господам. "Нынче, - говорят они, - только нам, мужикам, и попоститься-то, а ученые да благородные постов соблюдать не будут - им без чаю да без говядины и дня не прожить".
Применительно к такому взгляду на посты каждая деревенская хозяйка считает своим долгом иметь "постную" посуду, т.е. особые горшки, миски и даже ложки, предназначенные исключительно для постных дней. Правило это соблюдается настолько строго, что богобоязненная баба ни за что и ни под каким видом не даст в своем доме поесть скоромного "даже проезжему". "Мне страшно, как увижу, что в пост едят ско
ром", - скажет она в свое оправдание. Исключение делают разве для "нехристей" - цыган, татар, немцев да, пожалуй, для господ, -но и в таком случае посуда, из которой ели скоромное "нехристи", долгое время считается как бы оскверненной, и хозяйки не веля1 домочадцам есть из нее, "пока татарин не выдохнется".
Кроме воздержания в пище, крестьяне считают необходимой принадлежностью поста и половое воздержание: считается большим грехом плотское сожительство с женой в постное время, и виновные в таком проступке не только подвергаются строгому внушению со стороны священника, но выносят немало насмешек и от своих односельчан, так как бабы до тонкости разбираются в таких вещах и по дню рождения младенца прекрасно высчитывают, соблюдали ли супруги "закон" в посты. Особенно зорко следят бабы, чтобы "закон" соблюдался деревенским причтом, считается несмываемым срамом для всей деревни, если в беззаконии будет изобличен пономарь, дьячок, дьякон, а особенно священник. У Глеба Успенского приводится случай, когда мужики чуть ли не всем "обчеством" потребовали объяснения у батюшки, которого бабы изобличили в нарушении правил великого поста. "Что же это ты, батя? - укоризненно покачивая головой, спрашивали мужики. - Все-то ты говоришь нам "абие, абие", а у самого-то у тебя выходит одно "бабие".