Главная тайна горлана-главаря. Вошедший сам - Эдуард Филатьев

Что за люди работали тогда в ВЧК? О них – Марк Ал данов, по словам которого, в чрезвычайном большевистском ведомстве той поры…

«… вместо Белецкого и Курлова работали копенгагенские и женевские эмигранты. Отдаю должное их молодым талантам, они быстро научились своему ремеслу».

С Павлом Григорьевичем Курловым мы уже знакомы – это он в 1910 году отдал приказ освободить из Бутырской тюрьмы находившегося там под следствием эсдека Владимира Маяковского. В 1918-ом Курлов эмигрировал из страны Советов.

Степан Петрович Белецкий три года (с 1911-го по 1914-ый, после Курлова) возглавлял полицейское ведомство России. Сразу после убийства Урицкого его арестовали как заложника и отправили в Москву где после введения «красного террора» (официально объявленного 5 сентября) расстреляли. Публично. В Петровском парке. В числе восьми десятков других заложников, являвшихся видными государственными деятелями Российской империи. Один из очевидцев той расправы потом рассказывал: «За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вогнали его в смертный круг. После расстрела все казнённые были ограблены».

В покушении на жизнь Ульянова-Ленина обвинили 28-летнюю Фанни Ефимовну Каплан (Фейгу Хаимовну Ройтблат). Её арестовали на трамвайной остановке неподалёку от завода Михельсона вскоре после того, как прогремели выстрелы.

Каплан была террористкой с анархистскими убеждениями. В 1906 году из-за внезапного взрыва (от неосторожного обращения с самодельным взрывчатым устройством) она потеряла зрение и почти ослепла. Была приговорена к смертной казни, которую ей заменили (из-за её несовершеннолетия) бессрочной каторгой в Акатуйской каторжной тюрьме. На каторге Каплан познакомилась с эсеркой Марией Спиридоновой и стала исповедовать взгляды социалистов-революционеров.

Из-за проблем со зрением Фанни Каплан никак не могла в кого-то стрелять. Но именно её большевики объявили покушавшейся на жизнь вождя страны Советов. И 3 сентября без суда и следствия её было приказано расстрелять. Приговор привёл в исполнение (в присутствии поэта Демьяна Бедного) комендант Кремля Павел Мальков. Труп расстрелянной затолкали в бочку из-под смолы, облили бензином и сожгли прямо в Кремле.

А на Дальнем Востоке положение стремительно ухудшалось. В середине августа высадившиеся во Владивостоке французские, японские, американские и английские войска двинулись в сторону Читы. 24 августа Хабаровск был объявлен на осадном положении, и на следующий день Пятый чрезвычайный съезд Советов Дальнего Востока принял резолюцию:

«Войска Японии, Соединённых Штатов Америки, Англии и Франции вторглись в пределы Дальнего Востока… Против этих насильников и убийц мы будем бороться всеми силами, имеющимся в нашем распоряжении. Ни одной пяди земли мы не уступим без боя».

Однако сил для отпора у советской власти не было, и съезд Советов Дальнего Востока принял решение: борьбу организованным фронтом прекратить, красноармейские отряды распустить и начать партизанскую войну.

1 сентября поднявшие мятеж чехословаки и отряды атамана Семёнова захватили Читу.

3 сентября на хабаровском вокзале в вагоне поезда, где была оборудована передвижная типография, был отпечатан последний номер «Дальневосточных известий» со словами:

«Мы ещё вернёмся!»

4 сентября японские и американские войска вошли в Хабаровск и передали власть атаману Калмыкову.

18 сентября пал Благовещенск.

Главе дальневосточного совнаркома Александру Краснощёкову пришлось бежать в тайгу и скрываться там. За его голову была назначена крупная сумма золотом. Краснощёкову несколько раз (просто каким-то чудом) удавалось избежать расстрела.

А Петроград в это время…

О тогдашней ситуации в городе – Марк Алданов:

«Петербург в те дни заливался потоками крови. "Революционный террор" ставил себе очевидной целью навести ужас и оградить от новых покушений драгоценную жизнь Зиновьевых… В одну ночь после гибели Урицкого было расстреляно 500 ни в чём не повинных людей».

Заступивший 1 сентября на пост главы Петроградской ЧК Глеб Иванович Бокий потом свидетельствовал:

«За время красного террора расстреляно около 800 человек».

Горький, узнав о покушении на Ленина, вновь объявил себя большевиком и поддержал объявленный советскими вождями «красный террор». И сразу же стал очень влиятельной фигурой. На это превращение откликнулась Зинаида Гиппиус:

«Если б можно было ещё кем-нибудь возмущаться, то Горьким первым. Но возмущение и ненависть перегорели. Да и люди стали выше ненависти. Сожалительное презрение, иногда брезгливость. Больше ничего».

В Москве чекисты тоже не дремали. Разыскивая организаторов покушения на Ленина, они провели массовые аресты. 2 сентября был арестован давний знакомец Маяковского (и его старший товарищ по революционной борьбе) Исидор Иванович Морчадзе.

Арестовали поэта и писателя Илью Эренбурга. Он просидел в застенках ВЧК не очень долго – видимо, сыграло свою роль то, что его двоюроднй брат (тоже Илья Оренбург, но Лазаревич) возвращался из эмиграции в Россию в одном «пломбированном вагоне» с Ульяновым-Лениным.

Утвердив предложенный Яковом Свердловым «красный террор», Совет Народных Комиссаров ввёл в стране чрезвычайное положение. Был создан Революционный Военный Совет (Реввоенсовет или РВС), получивший право бесконтрольно управлять Россией. Возглавил его Лев Троцкий.

Зинаида Гиппиус записала потом в дневнике («Чёрная тетрадь»):

«… вышло, в конце концов, убийство Урицкого (студ<ент> Каннегисер) и сразу ранение – в шейку и в грудь – Ленина. Урицкий погиб на месте, Ленин выжил и на данный момент поправляется. Большевики на это ответили тем, что арестовали 10 000 человек… Арестовывали под рядовку, не разбирая. С первого разу расстреляли 512, с официальным объявлением и перечнем имён. Потом расстреляли ещё 500 без объявления… Объявили уже имена очередных пятисот, кого уничтожат скоро… Нет ни единой практически семьи, где бы не было схваченных, увезённых, совершенно пропавших…»

А Владимир Маяковский в тот момент продолжал дописывать свою пьесу.

«Революционная феерия»

Её содержание было сверхреволюционным. Но никакого отношения ни к октябрьскому перевороту, ни к тому, что происходило в стране после него, не имело. На Брестский мир, на расстрел Алексея Щастного и на беспощадный «красный террор» в ней даже намёка не было.

Пьеса пересказывала библейский сюжет о всемирном потопе, Ное и его ковчеге. И названа она была довольно необычно: «Мистерия-буфф». Это ведь не столько название произведения, сколько его жанр. Словом «мистерия» с давних пор именовали драму на религиозно-мифические темы. А слово «буфф» происходит от латинского «buff» («озорство», «веселье») или французского «bouffe» («шутовской», «комичный»). Стало быть, своим названием эта «революционная феерия» всего лишь говорила о том, что она основана на библейском сюжете, и что содержание у неё шутейное.

Для тех, кто не очень разбирался в жанровых тонкостях, после слов названия Маяковский поставил разъяснение, гласившее, что «Мистерия-буфф» – это «героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи». То есть – весёлое политическое обозрение. Иными словами, о революции была написана комедия.

Её действующие лица при ближайшем рассмотрении оказываются масками, у которых характеров нет (да они им и не нужны): «абиссинский негус», «индийский раджа», «турецкий паша», «русский купчина», «китаец», «упитанный перс», «толстый француз» и так далее в том же духе (то есть просто «буржуи – угнетатели» со всего мира). Затем следуют «трубочист», «фонарщик», «шофёр», «швея», «рудокоп», «плотник», «батрак» и так далее (то есть просто «пролетарии» опять-таки из разных стран). Действие начинается не в России, а где-то на дальнем севере (на фоне «шара земного, упирающегося полюсом в лёд»).

Продолжая «переписывать» произведениия мировой литературы, Маяковский на этот раз «переписал» фрагмент из книги Бытие Ветхого завета, дополнив древний сюжет тем, о чём без устали твердили большевики: всемирная социалистическая революция не только неизбежна, но и обречена на победу. Отсюда и простота сюжета: «нечистые» (пролетарии) строят ковчег, выбрасывают «чистых» (буржуев) за борт и берут курс на гору Арарат.

Неожиданно перед ними возникает загадочная фигура. В ней нетрудно узнать героя поэмы Маяковского «Человек», который, как мы помним, носит имя и фамилию автора, а его жизнь напоминает житие Иисуса Христа. На этот раз загадочная фигура названа «Человеком просто», но этот «Человек» вновь безумно похож на Иисуса из Назарета – «идёт по воде, как по-суху!» – и обращается к «нечистым» как пророк из Евангелия: