Тайная жизнь - Диана Чемберлен

– Я приду сюда утром, если у вас все будет в порядке, – сказала она. Работа в котловане дает ей время усвоить то, что она прочтет в дневнике.

– Останьтесь на ланч, – сказал Бен. – У меня есть два сэндвича.

– Я не хочу отнимать у вас ланч. Он погладил свой пустой желудок.

– Мне и в самом деле нужны два сэндвича.

Они взобрались в кузов пикапа и сели под тенью вяза. Под ними плескался Ручей Ферри, и Иден был слышен скрип подвесного моста, который перекрывал всю ширину Ручья.

Она играла на этом мосту ребенком. Кэсси будет, наверно, любить его.

Он бросил ей пиво из холодильника и протянул сэндвич с сыром. Она усмотрела внутри два оранжевых ломтика американского сыра, айсберг салата – латука, майонез, кетчуп и прикусила губу.

– Это из-за кетчупа, да? – спросил он. Она кивнула.

– Немного необычно.

Он протянул ей простой кусок хлеба из собственного сэндвича.

– Хотите музыку? – Он включил плэйер, все еще прикрепленный к ремню. Музыка была быстрой, полной аккордов. Слова звучали на французском. Она посмотрела на него вопросительно. – Это счастливая музыка. Я понятия не имею, о чем они поют, но мне приятно. Вы не говорите по-французски? – Он смотрел настороженно, пока она не покачала головой. – Ладно. Это все нарушило бы, если бы я узнал, что они говорят. Так я могу воображать, что они поют о том, чего я хочу. Заставляю следовать моему настроению.

Она улыбнулась, могла ли она подумать еще несколько часов назад, чтобы он стал ей близок? Он отклонился к стенке грузовичка.

– Я прочитал большую часть книг вашей матери, когда был ребенком. Они полны приключений.

– Боюсь, что все приключения моей матери совершались только в ее мозгу.

– Я пытался прочесть одну из них моей дочери, но она больше любит смотреть кино. Типичный ребенок, я полагаю. Она ваша большая поклонница.

Так, он женат. Она не могла сказать с уверенностью, испытала она облегчение или разочарование.

– Я говорил ей, что некоторым образом знаком с вами, – сказал он.

– Теперь можете сказать ей, что мы действительно знакомы. Я была бы счастлива познакомиться с ней, если вы не возражаете.

– Ну, я не вижу ее так часто. Она живет с моей женой.

– О, а где живет ваша жена?

– В Аннаполисе. – Он вытянул нож перед собой.

– Ваша дочь примерно того же возраста, что и моя Кэсси, верно? Вам, вероятно, рассказывали о ней Лу и Кайл?

– Кэсси. Всякий знает о ней, разве нет? Включая все интимные детали, как долго вы старались забеременеть, как вы провели три последних месяца беременности на постельном режиме, и т. д.

Она сделала мину. Уэйн говорил, что ему надоели люди, обсуждающие интимные детали их жизни, стоя в бакалейных лавках.

– Как вы переносите такое вмешательство в частную жизнь? – спросил Бен.

– Иногда мне не удается быть к этому терпимой. – После «Сердца зимы» ее лицо было на стольких журнальных обложках, что она потеряла им счет. Это было хорошо, пока Уэйн не ушел. Тогда ей хотелось совсем исчезнуть с глаз публики.

– Итак, о чем вы собирались писать сценарий?

– Сначала надо разобраться. Я думаю, надо покопаться в мозгу Кайла, поскольку он единственный из тех, кто еще жив, хорошо знал Кэйт. Но вчера вечером он сказал мне, что она вела дневник. Это очень облегчает мою работу, хотя там двенадцать тетрадей, и Кайл планирует давать их мне по одной.

Улыбка медленно тронула лицо Бена.

– Он хочет задержать вас здесь, насколько это ему удастся. Он был так возбужден, когда вы приехали.

– Не знаю почему. Я не дала ему самых приятных лет в жизни. Так или иначе – не хочется буквально воспроизвести дневник, тем более, у меня есть свой замысел, как ее представить. – Она посмотрела на него. – А что вы думаете о ней? Я имею в виду, как один из тех, кто знает о ней только из средств информации?

Он откусил кусочек сэндвича.

– Как об одиночке, – сказал он. – Женщина, которая ставила одиночество превыше всего. Мне трудно понять это. Что касается меня, то я скорее брошусь под поезд, чем проведу жизнь один.

– Вот именно, – сказала Иден. – Никто не понимает ее из-за того, в каком свете ее представляли прежде. Я же хочу представить ее нормальной. Хочу, чтобы люди, посмотрев этот фильм, могли относиться к ней так, чтобы не думать о том, что тут снова наплодила Кэтрин Свифт.

– Сколько ей было лет, когда она начала вести дневник?

– Тринадцать.

– О чем может писать тринадцатилетняя?

– О личном. Она была живая и импульсивная. И одинокая. Другие дети не любили ее. Она ввязывалась во множество неприятностей. Когда у нее первый раз случились месячные, ее мать – моя бабушка – была настолько безумной, что отрезала у Кэйт все волосы. Так что она убежала. Вот тогда-то она и нашла пещеру.

Бен смотрел в сторону пещеры.

– Вы помните, на что она похожа изнутри? – Он почти прошептал этот вопрос, как если бы понимал, что пещера является субъектом, к которому надо относиться с уважением.

Иден посмотрела через поле на лесистую насыпь. Она могла выделить темную заплату на деревьях, там, где валуны отмечали вход в пещеру.

– Мне было четыре года, когда они запечатали ее, – сказала она. – Мои воспоминания очень туманны.

– Закройте глаза.

– Что?

Бен положил свой сэндвич.

– Мой брат нелюдим. Когда я не могу чего-нибудь вспомнить, он говорит мне, чтобы я закрыл глаза, и постепенно картина возникает в моем сознании.

Иден послушно закрыла глаза и отклонилась назад к холодному металлу пикапа. Сначала она могла только сконцентрироваться на шуме Ручья Ферри, струящегося под ними. Но затем она услышала «клак, клак, клак» клавишей пишущей машинки, заглушенных ватой, которую мать закладывала в уши. Она почувствовала холодный воздух на своих руках. Пещера была скудно освещена фонарями, свисающими со стен, и свечами, установленными здесь и там на полу и на каменных выступах. Помещение было полно теней. Иден играла со своими друзьями, сталагмитами. Она забыла о них, холодных, гротескной формы, образованиях, которые в ее четырехлетнем воображении принимали человеческие формы.

Мать сидела на деревянном стуле, огромная черная, чудовищная машинка стояла на столе перед ней. Листы бумаги были разбросаны на полу пещеры вокруг ее стула. Ее лицо было расплывчато. Иден могла видеть только руки, гладкую и шелковистую кожу, гибкие пальцы, коротко стриженные ногти. Ее руки не останавливались. «Клак, клак, клак»… Иден открыла глаза. Бен смотрел на нее, кусая губы.

– Я боялся, что вы там застрянете, – сказал он.

– Я вспомнила сталактиты и сталагмиты. Тити и мити, как называла их моя мама. Они заполняли пещеру. Они были моими партнерами. Я играла с ними, пока она печатала, а когда заканчивала на этот день, она сжимала меня в объятиях у себя на коленях и читала мне.