Следопыт - Густав Эмар

— Пять минут прошло, сеньоры, пойдемте!

Он отворил дверь комнаты сына и вошел; оба мужчины следовали за ним в некотором расстоянии. Дон Панчо откинулся в подушки и лежал неподвижно с улыбкой на лице: казалось, он спал.

— Подойдите! — глухо произнес старик.

Они сделали несколько шагов, — и крик ужаса вырвался у них из уст: дон Панчо был уже мертв; он вонзил себе в сердце нож по самую рукоятку.

— Возмездие совершилось! — произнес дон Салюстиано, и надломленный страшным горем, упал без чувств на бездыханное тело сына.

Следователь и Торрибио, как обезумевшие, выбежали из дома, гонимые безотчетным ужасом, как будто их преследовала сама Немезида. Торрибио, не сказал ни слова, вскочил на своего коня и во весь опор помчался вон из города.

Вскоре после заката солнца Хуан Мигель проснулся.

— Дети, вы здесь? — спросил он.

— Да, отец, мы все подле тебя!

— Отлично, я не хочу, чтобы вы отходили от меня. — Затем, как бы про себя, он тихо добавил: — Увы! Неужели же придется умереть без моей бедной Хуаниты?

— Я здесь, Хуан Мигель! — сказала бедная женщина, захлебываясь в рыданиях, которые она тщетно старалась подавить, и, опустясь на колени подле ложа умирающего мужа, сжала его руки в своих, обливая их горькими слезами.

— Добрая и святая женщина, верная подруга моей жизни, ты здесь, подле меня! — растроганным голосом произнес умирающий. — Боже! Благодарю тебя, что ты привел мне умереть окруженным всеми моими дорогими и близкими!..

— Ты не умрешь! Нет, нет, ты не умрешь! — рыдая, воскликнула Хуанита.

Слабая улыбка скользнула по лицу больного.

— Будь мужественна, дорогая Хуана, для меня смерть нисколько не страшна; ведь рано или поздно этот час должен был настать, но мы свидимся с тобой там, где нет ни смерти, ни разлуки! Покорись воле Божией и прими ее покорно! Бог все делает ко благу нашему: теперь Он призывает меня к себе, и я должен безропотно и покорно повиноваться Ему.

— Боже мой! Боже мой! — воскликнула несчастная женщина.

— Да, призывай Его святое имя! — продолжал умирающий. — Он даст тебе силу мужественно перенести горе! Бог милосерд и справедлив. Он мне позволил умереть, не простившись со всеми вами — одинокому, в диком лесу.

Наступило короткое молчание, прерываемое лишь подавленными рыданиями жены и сыновей больного.

Затем Торрибио осторожно приподнял раненого и сказал Хуаните, вручив ей стакан с каким-то питьем:

— Дорогая мама, дайте отцу выпить это лекарство!

— Ах, да, да! — радостно воскликнула бедная женщина, — Мы спасем его! Не правда ли, сын мой? Ты спасешь его?

Молодой человек молча опустил голову, подавляя тяжелый вздох. Раненый выпил предложенное ему питье; легкий румянец залил на мгновение его лицо; глаза разгорелись; он вдруг почувствовал себя сильнее и бодрее.

— Пепе, — сказал он, — отведи мать немного в сторону, туда к сторожевому костру!

— Ты удаляешь меня от себя? — испуганно прошептала бедная женщина. — Дорогой мой, прошу тебя, позволь мне остаться, я не пророню ни слова и постараюсь не плакать!

— Скоро я снова позову тебя, дорогая моя, а теперь иди, мне надо сказать Торрибио нечто такое, что один он должен слышать!

Донья Хуана приникла долгим нежным поцелуем к руке мужа и послушно вышла из шалаша, опираясь на плечо сына.

— Мы теперь одни? Никто нас не услышит? — проговорил раненый, обращаясь к дону Торрибио.

— Никто!

— Хорошо! Теперь скажи мне правду, мне необходимо знать, сколько часов мне еще остается жить?

— Отец, если Бог не захочет сделать чуда, о котором я молю Его, то с восходом солнца… — молодой человек не договорил и зарыдал, закрыв лицо руками.

— Полно, Торрибио, будь мужчиной: надо мириться с неизбежным! До восхода солнца времени еще много, Бог по неизреченному милосердию Своему дал мне гораздо больше времени приготовиться к смерти, чем я полагал: я успею сказать тебе все, что ты должен узнать!

— Что вы хотите сказать мне, отец мой?

— Сядь здесь подле меня и слушай: то, что я имею сказать тебе, несравненно важнее, чем ты полагаешь; я хочу сказать тебе о твоей семье.

— У меня нет другой семьи, кроме вас, матери и брата Пепе! — воскликнул молодой человек, — Какое мне дело до той семьи, которая отвергла меня, пыталась извести меня, бросив на съедение хищным зверям?! Не говорите мне об этом, я не хочу ничего знать!

— Нет, сын мой, я должен сказать тебе все; этого требует от меня мой долг и моя совесть. Выслушав меня, ты волен поступать, как хочешь, но ты должен узнать все, что мне о том известно; ты должен выслушать меня до конца. Я этого хочу, слышишь ли ты?

— Да, отец, если вы того требуете, — говорите, я буду слушать с величайшим вниманием. Но только знайте, что у меня никогда не будет другой семьи, кроме нашей.

— Пусть так, я не ставлю тебе никаких условий и ничего не требую от тебя! — С минуту старик как будто собирался с мыслями, затем начал:

— Ты помнишь, сын мой, как я нашел тебя под деревом в темном лесу, где тебе грозила неизбежная смерть?

— Я помню, отец мой, и не проходит дня, чтобы я не благословлял вас от всего сердца!

— Не в благодарности дело, Господь сторицей воздал мне за ту милость, которую Он помог мне сделать для тебя, тем, что дал мне в тебе такого сына: я счастлив и горжусь тобой. Но слушай дальше.

— Слушаю, отец!

— Я тщательно изучил и удержал в памяти след того человека, который покинул тебя в лесу. На другой день после того, как я привез тебя к себе домой и отдал в руки моей дорогой Хуаны, я пошел по следу того человека. Он, конечно, не подозревал об этом и потому не принимал никаких предосторожностей, чтобы уничтожить свой след. Итак, я без малейшего затруднения прибыл в Буэнос-Айрес и отправился прямо к следователю, которому изложил все, что мне было известно о тебе. Следователь обещал мне свое содействие; я пошел в гавань и там сразу увидел того человека, которого искал. Сведя с ним дружбу за стаканом вина, я узнал от него все, что мне было надо. Сам он был доброй души парень, служивший бессознательным орудием другого лица. Убедившись в этом, я составил определенный план действий, согласно которому час спустя благодаря содействию следователя этого человека арестовали. Он тут же признался во всем, причем сказал, что действовал по приказанию своего командира, дона Санчо д'Авилы, командовавшего испанским трехмачтовым судном «Сан-Хуан-де-Диос». По словам матроса выходило, что капитан очень желал отделаться от тебя, потому что в течение года, пока ты находился на его судне, он уже раза три пытался оставлять тебя в тех портах, где имел случайные стоянки, или куда ему приходилось заходить по пути. Матрос был временно посажен в тюрьму, а затем, так как нельзя было терять времени, сделаны были все необходимые распоряжения для воспрещения судну «Сан-Хуан-де-Диос» выхода из порта и ареста командира.