Следопыт - Густав Эмар

— Посмотрим, куда-то ты теперь меня заведешь? Через несколько часов погоня достигла канала в одном из пригородов столицы, которым воспользовался преступник, бросившись вплавь по течению, чтобы заставить растреадора потерять след. Но и эта предосторожность оказалась бесполезной: Хуан Мигель спокойно, нимало не смущаясь, шел берегом. Наконец он остановился, стал приглядываться к траве и сказал:

— Здесь он вышел на берег! Следов нет, — это правда, но вот капли воды на траве, а вокруг все сухо!

По пути Сантьяго Лопес укрылся в винограднике; Хуан Мигель, осмотрев глиняные стены, служившие оградой, и указав на виноградник, сказал:

— Он здесь и не успел еще уйти.

Виноградник тотчас же обыскали, и беглец был найден и под строгим конвоем доставлен в тюрьму.

— Я в этом был заранее уверен! — сказал его товарищ, увидев вновь своего сообщника. — Видишь, я не ошибся!

На другой день оба разбойника были казнены на площади, при громадном стечении народа.

ГЛАВА III. Как и почему дон Торрибио покинул свою родину

Несколько дней спустя после этих казней дон Хуан Мигель Кабальеро покинул Буэнос-Айрес и возвращался домой. Растреадор был невесел. Дело в том, что эта двойная казнь произвела на него тяжелое впечатление. Несмотря на то, что оба бандита вполне заслужили свою участь, он все же раскаивался — не в том, что предал их в руки правосудия, но в том, что был косвенной причиной их позорной смерти.

От Буэнос-Айреса до Росарио не близко, и у Хуана Мигеля было время поразмыслить. И вот мало-помалу мысли его стали принимать другое направление; по мере приближения к дому, к излюбленным местам, окружавшим его жилище, думы его становились более отрадными: о жене, о детях, с которыми он мечтал не расставаться более. Эта последняя поездка в Буэнос-Айрес окончательно отвратила его от ремесла преследователя. Он был уже немолод, ему теперь за шестьдесят, настало время и ему отдохнуть; пора уступить место другим, более молодым и проворным.

Рассуждая таким образом, Хуан Мигель быстро и незаметно приближался к своему ранчо; семья его была предупреждена о том, что он должен вернуться сегодня, и, вероятно, с часа на час ожидала его. Дети, конечно, не спускали глаз с дороги и едва только завидят его вдали, как тотчас же со всех ног поспешат к нему навстречу, как они всегда это делают.

И вот, едва он только въехал в небольшую рощицу высоких молодых деревьев, через которую ему следовало проезжать, чтобы добраться до своего ранчо, как вдруг с узкой тропинки, пересекающей под прямым углом дорогу, выскочил ему навстречу всадник, лицо которого скрывалось под черной маской. Осадив на полном скаку коня, незнакомец проворно вскинул ружье и спустил курок.

Растреадор, не ожидавший ничего подобного, захваченный врасплох, не успел воспротивиться этому неожиданному нападению, — пуля пробила ему грудь, — широко раскинув руки, опрокинулся он навзничь и грузно рухнул на землю. Убийца поспешно соскочил с коня, набросился на свою жертву и, вонзив в грудь кинжал, произнес глухим голосом:

— Помни Сантьяго Лопеса де Убарра! Кровь за кровь! — И, не прибавив ни слова более, вскочил на лошадь и свернул в самую чащу леса, где почти мгновенно скрылся из вида.

Однако дон Хуан Мигель не был мертв, мало того, он даже не потерял сознания; не трогаясь с места, он старался, насколько мог, стянуть свои раны, чтобы задержать кровь, и затем, не шевелясь, стал ждать, чтобы Господь послал ему кого-нибудь на помощь.

Так прошел час — ужасный час мучительного ожидания, тревоги и беспокойства. Старик нисколько не боялся смерти, — он слишком часто в своей жизни стоял с ней лицом к лицу, — но боялся умереть один, не успев исполнить всего того, что ему еще оставалось исполнить на земле. И вот он ждал, ждал, напрягая слух и жадно ловя малейший звук в лесу. Наконец он уловил еще совсем неразличимый для менее привычного и опытного слуха конский топот.

— Ну, слава Богу! — прошептал он. — Это они!

Шум понемногу приближался, — и вскоре на дороге появились два всадника; то были Торрибио и Пепе.

Каково же было их горе при виде отца, лежавшего на земле без движения и чуть живого!

Понятно, что первой заботой Торрибио было осмотреть раны и перевязать их как можно лучше.

— Ну, что? — спросил старик твердым голосом. — Раны мои смертельны, не правда ли?

— Да, отец, — отозвался Торрибио, подавляя душившее его рыдание.

— Сколько часов мне остается жить?

— Сутки, быть может, двое суток, не долее!

— Прекрасно, постройте, дети, здесь для меня шалаш, я предпочту умереть под открытом небом чем в четырех стенах, к тому же мне надо поговорить с тобой, Торрибио, сказать тебе нечто очень важное.

— Лучше было бы, если бы вы заснули хоть немного, отец мой!

— Ты не обманешь меня, дитя мое? — спросил старик, пытливо вглядываясь в лицо Торрибио. — Я не умру раньше назначенного тобой срока?

— Жизнь наша в руках Господа, отец, — отвечал молодой человек, — но, насколько позволяют судить мне познания в медицине, я смею утверждать, что смерть ваша еще не так близка, особенно если вы согласитесь поддержать свои силы несколькими часами спокойного сна.

— Пусть так, я тебе верю, сын мой, и постараюсь заснуть.

Молодые люди тотчас же принялись строить хакаль, который менее чем в полчаса был готов, после чего они бережно перенесли туда больного и уложили его на мягкой постели из душистых трав, накрытых шкурами. Затем Торрибио достал из своих переметных сумок походную аптечку, с которой никогда не расставался, и приготовил какое-то питье.

— Выпейте это, отец мой, — сказал он, — это подкрепит вас и поможет уснуть!

Сыновья осторожно помогли отцу приподняться, и он покорно выпил предложенное ему лекарство. Пять минут спустя больной уже спал крепким сном.

— Побудь с отцом, Пепе, и не отходи от него ни на шаг, — сказал Торрибио, — а я пойду отомщу за него!

— Иди, брат, с Богом! — воскликнул Пепе, рыдая. Торрибио вскочил на своего коня и во весь опор помчался по следу убийцы.

Вместо того, чтобы вести по дороге к Буэнос-Айресу, след этот, который Торрибио тотчас же разыскал и внимательно изучил, после множества изворотов и поворотов вел в Росарио. В три часа по полудню Торрибио прибыл в город и тотчас же направился к Juezdeletras (уголовному судье).

— Сеньор, — объявил он, входя, — отец мой, дон Хуан Мигель Кабальеро, на обратном пути из Буэнос-Айреса, где он способствовал задержанию всей шайки бандитов, бесчинствовавших в столице и ее окрестностях, убит два часа тому назад изменническим образом одним из соучастников этой шайки, которую справедливо покарало правосудие.