Великая охота - Роберт Джордан

Ранд привалился к груде мешков с зерном. Ну вот, язвительно отметил внутренний голос, ты сделал это, верно? – Я должен был, отвечал он голосу. Я опасен, лишь если нахожусь рядом. Кровь и пепел, я сойду с ума м… Нет! Нет, не сойду! Я не стану использовать Силу, и тогда я не сойду с ума, и… Но я не могу идти на такой риск. Не могу, неужто непонятно? Но голос только смеялся над ним.

Вдруг Ранд заметил, что игроки смотрят на него. Все они, по-прежнему стоя на коленях, обернулись и пораженно смотрели на него. Шайнарцы любого ранга почти всегда были вежливы и корректны, даже с кровными врагами, а огир никогда не бывали в Шайнаре врагами. Глаза шайнарцев переполняло потрясение. Хоть лица их ничего не выражали, глаза говорили о том, что поступок Ранда чудовищен, выходит за рамки всех приличий. Где-то в душе Ранд соглашался с ними, и оттого их молчание было еще более осуждающим. Они лишь смотрели на него, и Ранд заковылял из кладовой прочь, словно их взоры гнали его.

Оцепенело он бродил по кладовым, выискивая место, где бы затаиться, пока не откроют вновь ворота. Тогда можно будет спрятаться, например, на дне повозки, доставляющей в крепость провиант. Если не станут на обратном пути обыскивать телеги. Если не обыщут кладовые, если, начав искать его, не перевернут вверх дном всю крепость. С упрямством Ранд и думать отказывался о такой возможности, сосредоточившись полностью на том, чтобы найти укрытие. Но в каждом обнаруженном убежище – будь то щель в груде сложенных мешков с зерном или узкий проход вдоль стены за винными бочками, заброшенная кладовка, с пустыми корзинами и тенями, – он представлял себе то, как его тут находят. И то, как этот невидимый соглядатай, кто бы – или что бы – он ни был, тоже отыскивает его тут. Поэтому Ранд продолжал свои настойчивые поиски, мучаясь от жажды, весь в пыли и с паутиной в волосах.

А потом он очутился в сумрачном, освещенном факелами коридоре, по которому крадучись шла Эгвейн, то и дело останавливаясь и заглядывая в кладовые, мимо которых проходила. Темные, свисающие до талии волосы были стянуты сзади алой лентой, на девушке было серое, цвета гусиного пуха, платье шайнарского покроя, отделанное красным. Когда Ранд увидел ее, то печаль и горечь утраты охватили его сильнее, чем тогда, когда он прогнал от себя Мэта с Перрином и Лойала. Он рос с мыслью, что однажды, может, и женится на Эгвейн; они оба так думали. Но теперь…

Девушка вздрогнула, когда прямо перед ней вдруг возник Ранд, ойкнула и сказала:

– Вот ты где! Мэт с Перрином мне рассказали, что ты выкинул. И Лойал. Я знаю, что ты замыслил, Ранд, и это попросту дурость. – Она скрестила руки на груди, большие темные глаза сурово впились в него. Ранда всегда поражало, как ей удавалось смотреть на него сверху вниз – когда ей того хотелось, – хотя ростом Эгвейн была ему лишь по грудь – и вдобавок на два года младше.

– Ладно, пусть дурость, – сказал Ранд. Вдруг ее волосы привели его в гнев. До того как оставить Двуречье, Ранд никогда не встречал взрослую женщину с не заплетенными в косу волосами. Там каждая девушка ждет не дождется дня, когда Круг Женщин деревни решит, что она вполне выросла, чтобы заплетать косу. Эгвейн этого разрешения точно ждала с нетерпением. И вот теперь ее волосы распущены, если не считать ленточки. Я хочу уйти домой и не могу, а она ждет не дождется, чтобы забыть Эмондов Луг. – Ты тоже уходи и оставь меня в покое. Больше тебе не стоит водить дружбу с пастухом. Тут теперь предостаточно Айз Седай, можешь увиваться вокруг них сколько твоей душе угодно. И не говори никому из них, что видела меня. Они явились за мной, и я не хочу, чтоб ты им помогала.

Ярко-алые пятна расцвели на щеках Эгвейн.

– По-твоему, я бы могла…

Ранд повернулся, собираясь уйти, и она с криком кинулась на него, обхватив его ноги руками. Они оба упали на каменный пол, седельные сумки и узлы разлетелись по сторонам. От удара Ранд крякнул, рукоять меча воткнулась в бок, и он опять охнул, когда девушка взгромоздилась ему на спину, будто на стул.

– Моя матушка, – твердо заявила Эгвейн, – всегда говаривала мне, что лучший способ обращаться с мужчиной – это научиться ездить верхом на муле. Она говорила, что по уму они большей частью почти равны. Иногда мул даже несообразительнее.

Ранд приподнял голову и оглянулся через плечо.

– Слезь с меня, Эгвейн. Слезь, я сказал! Эгвейн, если ты не слезешь, – он угрожающе понизил голос, – я тебе задам. Ты же знаешь меня.

Для большего веса к своим словам он прибавил еще и свирепый взгляд на девушку.

Эгвейн фыркнула:

– Ты не стал бы, даже если б и мог. Ты бы не стал никому ничего делать. Но ты все равно не можешь. Я знаю, ты не способен направлять Силу по своему хотению; это бывает случайно, и ты не можешь ею управлять. Так что ничего ты не сделаешь ни мне, ни кому другому. С другой стороны, я брала уроки у Морейн, поэтому, если ты останешься глух к голосу разума, Ранд ал'Тор, я могу чуточку подпалить тебе штаны. Уж с этим-то я справлюсь. Продолжай в том же духе и увидишь, под силу это мне или нет.

Вдруг, на миг, ближайший к ним факел на стене с ревом ярко вспыхнул. Эгвейн пискнула и, напуганная, уставилась на пламя.

Извернувшись, Ранд схватил ее за руку и стащил с себя, толкнув к стене. Когда он уселся, девушка сидела напротив него, взбешенно потирая руку.

– Ты и впрямь могла бы, да? – гневно сказал Ранд. – Ты балуешься с тем, чего не понимаешь. Ты бы нас обоих в головешки превратила!

– Ох уж эти мужчины! Когда не можете победить в споре, то либо убегаете, либо руки распускаете.

– Погоди-ка, погоди! Кто кого с ног сбил? Кто на ком сидел? И ты угрожала – пыталась! – что… – Он поднял руку. – Нет, не пыталась. Все время ты со– мной это делала. Всякий раз, как ты понимала, что спор идет не так, как хочется тебе, мы вдруг начинали спорить совсем о другом. Но сейчас это не пройдет.

– Я не спорю, – спокойно сказала Эгвейн, – и от разговора я не ухожу. Зачем прятаться, если не задумал убежать? А после того как спрячешься, ты наверняка убежишь. И кто обидел Мэта, Перрина и Лойала? И меня? Я знаю, почему. Ты боишься, что если позволишь кому-то оставаться рядом с собой, то принесешь этим больше горя. Если ты поступаешь так, как не надо, тогда почему тебе нужно беспокоиться, что кого-то обидишь? Все эти шараханья из стороны в сторону и размахивания кулаками, и даже неизвестно, есть ли на то причина. С какой стати Амерлин или кто-то из Айз Седай, кроме Морейн, будет знать о том, что ты существуешь на свете?

Ранд посмотрел на нее. Чем больше времени девушка проводила с Морейн и Найнив, тем больше она перенимала у них, по крайней мере, когда ей того хотелось. Временами Айз Седай и Мудрая очень походили друг на друга, сдержанно-холодные и знающие. Обнаружив подобное качество у Эгвейн, он пришел в полное замешательство. В конце концов Ранд выложил ей, что рассказывал ему Лан.

– Что еще он имел бы в виду? Ладонь девушки застыла у него на руке, и она сосредоточенно нахмурилась.

– Морейн о тебе известно, и она ничего не сделала раньше, почему же должна сделать что-то теперь? Но раз Лан… – По-прежнему хмурясь, она встретила взгляд Ранда. – Первым делом они станут искать в кладовых. Если станут искать. Пока мы не выясним, начали ли поиски, тебе нужно спрятаться куда-то, где им в голову не придет искать. Знаю! Тюрьма.

Ранд с трудом встал на ноги.

– Тюрьма?!

– Ну не в камеру же, глупышка. Иногда по вечерам я хожу туда навещать Падана Фейна. И Найнив тоже заходит. Никому не покажется странным, если сегодня я зайду туда пораньше. По правде сказать, пока все глазеют на Амерлин, нас даже и не заметит никто.

– Но Морейн…

– Расспрашивать мастера Фейна она в подземелье не спускается. Его к ней приводят. И за последние недели это бывало не очень часто. Поверь мне, там ты будешь в безопасности.

Ранд все еще колебался. Падан Фейн.

– Зачем ты вообще навещаешь торговца? Он – Приспешник Тьмы, сам признался, он нехороший человек. Чтоб я сгорел, Эгвейн, он же привел троллоков в Эмондов Луг! Гончая Темного, как он назвал себя, он же с Ночи Зимы вынюхивал мой след.

– Ну, теперь, за решеткой, он никому не страшен, Ранд. – Теперь девушка смотрела на него умоляюще. – Ранд, он приезжал со своим фургоном в Двуречье каждую весну еще до моего рождения. Он знает всех знакомых мне людей, все известные мне места. Странно, но, чем дольше он в тюрьме, тем спокойнее он становится. Он вроде как освобождается от влияния Темного. Он опять смеется, рассказывает забавные истории, говорит о людях из Эмондова Луга, а иногда о местах, о которых я раньше и не слышала. Порой его почти не отличить от прежнего Фейна. Просто мне нравится разговаривать с кем-то о родных краях.

С тех самых пор, как я стал чураться тебя, подумал Ранд, и с тех самых пор, как Перрин стал всех сторониться, а Мэт проводит все свое время за игрой и в пирушках.

– Не нужно было держать все в себе так долго, – пробормотал он, потом вздохнул. – Ну раз Морейн Седай считает, что для тебя это ничем не грозит, наверное, для меня это тоже безопасно. Но лучше, чтобы ты не была замешана в это дело.