Сердце мира - Ханс Бальтазар

как он ожидал. Старика не так легко перехитрить, и если дела идут хорошо, он может надеяться и на завтра. Он все еще неплохо разбирается в своем богословии. Ему известно, что один Человек за всех покаялся, за всех пострадал, и будет делать все это дальше. И на Него можно свалить всю эту ношу. «Придите ко Мне, все усталые и обремененные». Он же, священник, может лишь указать людям путь в эту сторону. Его роль профессиональна. Он всего лишь канал, всего лишь посредник. Благодать действует сама по себе — «ex operato». И свершенный труд — не его труд, но Твой труд, о Господи! И на Тебя я его и взвалю. И на Тебе он в конце концов и останется.

Никто не хочет этого. Все отталкивают Тебя. Под этим знаком Ты и явился в мир. Пришел к своим, но свои Его не приняли. Им известно, что Царь должен родиться в Израиле. Им известно место: это Вифлеем, и они объясняют это каждому, кто спрашивает у них дорогу. Но сами они не вдут туда. Даже в Вифлееме Ты слишком рядом, и Тебя изгоняют из страны, Тебя отправляют в изгнание. И в Назарете Тебя терпят лишь до тех пор, пока Ты не открываешься. И народ восхваляет Тебя до тех пор, пока Ты умножаешь для него хлеб и рассказываешь красивые истории. И ученики Твои рядом с Тобой, пока им — в слепой надежде на земное царство — удается не слышать Твоих предсказаний о Кресте. Но потом бросают жребий, и начинается игра навыброс. Отбрасывая Твою благодать, они перекидываются ею по кругу. Ты стал предметом в игре, которая состоит в том, что каждый должен перебросить попавший ему в руки мяч дальше — перебросить как можно быстрее. Ты слишком тяжелая ноша именно для тех, кто ближе всего к Тебе. Камень, направленный в Тебя, начинает раскручиваться уже в Новом Завете, уже в Твоей Церкви. В лице одного все мы предаем Тебя. В лице другого, — того, которого Ты избрал Своим Камнем, — мы отрекаемся от Тебя. В лице оставшихся мы оставляем Тебя. И — исторгнутый из Твоей Церкви — Ты достаешься евреям, Твоему древнему народу, Ты попадаешь в ограду Завета, некогда воздвигнутую Тобою над Израилем. Но и здесь Тебя не очень-то жалуют. Завет был вчера; Завет будет и завтра,

когда придет Мессия. Но сегодня нет у нас другого царя, кроме кесаря. И мяч передают дальше, выбросив его из ограды Завета, и он попадает к народу за оградой, к народу язычников. На мгновение кажется, что здесь для Тебя найдется место. «Я не вижу вины на этом Человеке». Но и здесь Ты некстати, и здесь, как всегда, Ты беспокоишь политические сферы. Ты годишься лишь на то, чтобы Тебя перебросили к Ироду, чтобы стать камешком на доске, на которой играют в борьбу за власть. И вот, когда выяснилось, что Ты ни на что в роли чудотворца не годишься, Тебя швыряют в сторону выхода, и чувствительная земная твердь более не выносит Тебя. Прочь, вон Его! Ты истерзан и замучен до смерти теми, что не ведают, что творят. Ты осмеян и подвергнут глумлению теми, что могут, что обязаны ведать то, что творят. Ты предан и оставлен теми, которые ничего иного, как только ведать, что творят, не могут. И Ты извергнут за пределы последних пределов, Ты вознесен как Жертва над отвергнувшей Тебя землею и упираешься в равнодушные небеса.

Ибо и Отцу Твоему Ты более не нужен. Он столь возлюбил мир, что ради его спасения отдал Тебя. Он отказался от Тебя ради мира, Ему сейчас — я клянусь в этом! — Ты вообще незачем. Ты должен Сам увидеть, как Ты справишься с тем миром, что справился с Тобой. Мир округл и завершен. Ты повешен вне этого мира, и Тебе нет в нем места. И поэтому Ты — Царь. И мы все склоняем пред Тобою колена и взываем: «Славься, Царь Иудейский!» Но то, что мы хотим сказать на самом деле, звучит иначе: «Распни, распни Его!» Ибо Ты обуза для всех нас, Ты — невыносимая ноша. Убирайся восвояси, твори Свое дело искупления, на которое Ты Сам вызвался. Распни Его, чтобы мы были спасены Им! Убирайся: «Tolle, crucifige!»

VI

Ты отдаешь Себе отчет, Господи, что за выбор Ты сделал? Ясны ли Тебе Самому последствия Твоей покорности? В хозяйстве природы токсичные останки, продукты секреции животных и людей растворяются сами собой, пот испаряется, дожди и реки смывают грязь, трупы разлагаются, и даже зловонному дыханию больших городов не удается замутить чистоты небес. Ибо нельзя сказать, что материя сама по себе нечиста: она всего лишь меняет свое состояние. Но в хозяйстве сердца все по-иному. Здесь царит зло, не имеющее собственной природы, ибо оно противоприродно. Оно накапливается, превращаясь в горы мусора, ибо само по себе исчезнуть не может, и никакая сила в мире (Тебе известно это, а человеку, разумеется, нет) не в состоянии устранить его. На севере Франции рядом с заводами громоздятся огромные горы шлаков, которые в десять раз выше, чем крыши городов. Эти жуткие кучи, в которых гнездится проклятие, тщетно пытаются стать частью тамошнего пейзажа. И Ты хочешь срыть эти башни, эти горы греха? Ты хочешь выпить море яда, который неминуемо вызывает смерть? Ты хочешь превратить Свое благородное Сердце в очистительные сооружения мира?

Вынесешь ли Ты прикосновение хотя бы одного-единственного греха, Ты, чистейший из чистых? Осторожнее: Ты будешь глубоко потрясен, если один из нас случайно поссорится с Тобой на улице. А если Ты заглянешь к нему в душу и на дне ее увидишь кучи извивающихся червей, если взгляд Твой проникнет на несколько лет в прошлое, и Ты увидишь, как громоздится в нем мелочная, подлая озлобленность, то тогда, уверяю Тебя, Тебе станет дурно. Ибо недостаточно попросту с этим грешником поссориться, выдержать в течение секунды его взгляд, почувствовать его зловонное дыхание на Своем лице. Ты должен попытаться взять его грехи на Себя, провозгласить Себя с ними со всеми единым целым, не просто наблюдать их со стороны, но насладиться их сутью, их озлобленностью изнутри. Тебе придется представить Себе, что это не просто грехи чуждых Тебе людей, грехи, что ни

как не вяжутся с Тобою, но Твои собственные Грехи. Отныне они, эти грехи, принадлежат Тебе, независимо от того, совершил Ты их Сам или нет. Мне даже не перечислить, что укрывается в душевных глубинах — вначале на уровне того, что допускает понимание, что постижимо и вполне осознанно, и что лишь изредка как-то напоминает о себе; далее — на уровне не вполне осознанного и давно позабытого (ибо человек не может долго нести своего позора и охотно его забывает), и — в конце концов — на уровне бессознательного: всевозможные грехи, на которые человек вообще способен, которым для их осуществления не хватает лишь толчка со стороны — каких-либо обстоятельств, какого-либо события, искушения или дурной среды. Я не могу представить это Тебе во всех подробностях: мы, люди, даже в малейшей мере не способны осознать меру и тяжесть наших грехов. Или мы оцениваем их совершенно извращенным образом, и мелочи, на которые мы попросту не обращаем внимания, тяжким грузом ложатся на весы вечности. Так, человек думает о совершенных им злых делах, но лелеемые им злые мысли кажутся ему совсем неважными, ибо их никто не видит. Но Тебе придется столкнуться еще с одной вещью, которой человек не видит: это пустота. Это недостаток любви. Это неисчислимая и невыносимая нехватка добра, уготованного человеку Богом. Пустота, на которую человек уже не обращает внимания, ибо сам пуст. Но Ты (ибо Ты — полнота любви и действительности) — Ты задохнешься от крика в этой пустоте, Ты окоченеешь среди этой зимы любви. Тебе покажутся особенно болезненными отнюдь не самые тяжкие грехи — они выпуклы и легко опознаются; с ними можно справиться одним решительным и брезгливым жестом. Но что Ты, о Великий, будешь делать со всякой мелочью? Ибо грех, как правило, мал; он ничтожен, ему недоступны достоинство и величие. Грех — мелочность как таковая, причем мелочность сальная и отвратительная. Ты понимаешь, что я имею в виду: все это крохоборство, всю эту бесконечную расчетливость. Насколько далеко я могу зайти, чтобы не бежать потом исповедоваться? Что я могу разрешить своему сладострастию? Где граница между грехом позволительным (вот его-то я охотно

совершу!) и грехом смертным? Все эти торговые сделки с Богом… Таково большинство из нас. Что Ты думаешь об этих наших свойствах, Ты, Сын Любви? Некогда Ты взял в руки бич и ударами его изгнал этих крохоборов из храма Отца Твоего. Теперь же Ты связан, и все они дышат Тебе в лицо и пытаются плеснуть свои нечистоты Тебе прямо в горло. Будь осторожен, не пропусти ни одного из этих «мелких» грехов: каждый из них Ты должен попробовать отдельно — иначе труд Твой не будет завершен. Уже каждый отдельно взятый день отдельно взятого человека есть непрерывная цепь маленьких предательств, невинных булавочных уколов, нанесенных делу любви. Тебе предстоит большая работа. Ведь всех их так много — Отец Твой создал их в неисчислимом количестве, они как песок в океане, их миллионы и миллиарды; они обрушатся на Тебя, как облака саранчи, и ни одному зеленому листу на Твоих ветвях не удастся от них уберечься.