Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

пожала плечами. – Но если вы ищете Шодерло де Лакло, то у дядюшки, кажется, была такая книга… Правда, это сочинение на французском. Вы же не читаете по-французски.

Ржевский заговорил нарочито непринуждённо:

– Так это не мне, а приятелю моему. Я по его просьбе хотел позаимствовать книжку у вашего дядюшки.

– А почему вы к дядюшке не обратитесь?

Ржевский всё так же напускал на себя непринуждённость:

– Незачем его беспокоить, если книги у него нет. Я хотел сначала пойти в библиотеку, поискать нужное, а дальше, если найду, то обращаться.

– Что ж… – Тасенька плотнее закуталась в платок. – Я могу отвести вас в библиотеку и помочь найти книгу.

– Не утруждайтесь, Таисия Ивановна, – поручик произнёс это как можно любезнее. – Просто покажите, где библиотека.

– Мне совсем не сложно вам помочь, – настаивала девица. – К тому же я хорошо знаю, что за систему дядя в своей библиотеке выстроил, и в которых шкафах что искать.

Ржевский в мыслях опять чертыхнулся, а вслух проговорил:

– Вы очень любезны. – Изображать непринуждённость становилось всё сложнее.

Тасенька меж тем подошла к одной из запертых дверей, которые Ржевский проверил ещё в прошлое посещение игорного зала:

– Здесь не пройти, – сообщила она. – Значит, с другой стороны.

* * *

Тасенька провела поручика через бальный зал, где оставалась едва ли четверть гостей, а затем – ещё через несколько комнат, в которых никого не было, и уверенно приоткрыла некую двустворчатую дверь:

– Проходите, Александр Аполлонович, – громко сказала племянница губернатора. – Дядюшкина сокровищница – здесь.

Ржевский очень надеялся, что Софья ещё не пришла сюда, и что она не появится ещё четверть часа, ведь за это время он наверняка сумел бы что-нибудь придумать и выпроводить настырную Тасеньку, но, увы, Софья уже явилась.

К счастью, красавица была ещё и умницей, поэтому, как только услышала Тасеньку, поспешила спрятаться за спинку широкого кресла, стоявшего в дальнем углу.

Пока племянница губернатора осматривала шкафы со стеклянными дверцами, Софья, сидя на корточках, выглянула из своего укрытия и с недовольной миной уставилась на Ржевского. Будто спрашивала: «Вот для этого я здесь? За креслом сидеть?»

Поручик сделал ей знак, что сейчас всё устроится, но пока не знал, что предпринять.

– Почему-то не могу найти, – пожаловалась Тасенька, открыв один из шкафов и перебирая корешки, большинство которых было из тёмного холста и без всяких надписей.

Поручик молчал. Он изобретал предлог, чтобы отослать прилипчивую девицу, а самому задержаться и при этом быть уверенным, что та не станет караулить под дверью.

– А хотите, я вам книжку подберу? – вдруг спросила Тасенька. – Занятное чтение на русском.

– Я не охотник до чтения, – пробормотал Ржевский.

– Подождите отказываться, – девица с каждым мгновением всё больше воодушевлялась. Она подошла к другому шкафу, открыла его и почти сразу выудила оттуда тоненькую книжку в тёмной обложке. – Вот случайно нашла у дядюшки. Советы для любителей амурных приключений.

Ржевский молчал, продолжая придумывать способ избавления от Тасеньки, а та, не дожидаясь ответа, открыла книжку и прочла титул:

– «Любовные утехи». Издание второе. – Видя, что собеседник не впечатлён, она перевернула несколько страниц и продолжила читать: – Ничего нет труднее и важнее, как избрание любовницы. Надлежит, чтобы оное происходило не по одной склонности, но и по знанию. Спокойствие любовника сильно с тем сопряжено. Надлежит ему знать все качества своей красавицы прежде, чем посвятить себя на ея услуги.

Поручик слушал вполуха, но что-то в этих словах всё же зацепило. Подобные выражения Ржевский слышал разве что от стариков, заставших царствование Екатерины.

– Что? А ну-ка дайте, – сказал он, беря у Тасеньки книгу и глядя на титул. – Печатано в Москве 1780 года. Почти полвека назад! А написано и того раньше. Таисия Ивановна, вы полагаете, что наставления не устарели? Этой книгой, наверное, ещё дедушка ваш пользовался.

– Мой дедушка другой книгой пользуется, – ответила Тасенька. – Называется «Любовная школа». Но здесь я её не нашла.

Поведение девицы с каждой минутой становилось всё более опасным. Ржевский снова почувствовал над головой нависающую тяжесть свадебного венца.

– Знаете, Таисия Ивановна, – начал поручик, – если этот Лакло де Шодерло…

– Шодерло де Лакло.

– Да один чёрт! …В общем, если этот Лакло куда-то задевался, то мы его в следующий раз поищем, а сейчас мне лучше откланяться. Время позднее, час ночи. Вам, Таисия Ивановна, давно пора спать.

Поручик взял Тасеньку под локоть и потащил к выходу, свободной рукой делая знаки Софье, чтобы осталась в библиотеке ждать.

Дойдя вместе с племянницей губернатора до дверей в бальный зал, Ржевский отпустил её, вежливо поклонился и чуть ли не бегом ринулся туда, где стоял князь Всеволожский с супругой. Чета как раз проводила очередного гостя, когда поручик подошёл к ним, чтобы попрощаться по правилам:

– Ещё раз благодарю за приглашение, – с поклоном произнёс он. – Бал во всех отношениях удался. Я, конечно, скромный помещик и не могу при случае оказать вам такой же великолепный приём, но если будете проезжать мимо деревни Горелово, что подо Ржевом, то милости прошу в любое время.

– А вы ещё долго будете в Твери, Александр Аполлонович? – спросил губернатор. – У нас послезавтра небольшой обед для друзей. Милости просим к трём часам.

– Благодарю-с… – поручик опять почувствовал тяжесть нависающего свадебного венца и задумался, нет ли благовидного предлога для отказа, но губернатор повторил ещё раз:

– Милости просим, – да таким тоном, что сразу стало понятно – отказаться никак нельзя.

– Непременно буду. – Ржевский поклонился хозяину дома, приложился к руке хозяйки, но тут увидел, что к нему протянута ещё одна рука. Тасенька!

Судя по всему, девица не удовлетворилась недавним прощанием в дверях. Пока Ржевский говорил с её дядюшкой, она успела сделать круг по залу и пристроиться за спинами губернаторской четы – там же, где и была в начале бала.

Поручик приложился и к этой руке, а затем поспешил к лестнице, как будто за ним кто-то гнался. Торопливо приняв из рук лакея свою шубу, он выскочил на крыльцо и начал оглядывать двор, едва освещённый тусклыми масляными фонарями.

Наконец среди множества карет и саней, вереницей движущихся мимо парадного подъезда, Ржевскому удалось разглядеть свои санки, в которых он и прибыл сюда. Санки были его собственные, не извозчичьи,