Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния - Шломо Пинес

Гордость иудеохристиан, о которых мы говорим, их еврейским происхождением представляется ещё более явной, если обратить внимание на вторую из упомянутых мною выше особенностей.

Тексты общины создавались во времена триумфального шествия «римлянизированного» христианства, которому она жёстко противостояла, по большей части того, что называли «землёй обитаемой». Авторы этих сочинений всё ещё сожалели об утерянной возможности обратить в христианство евреев. Будучи, без сомнения, единственными в мире людьми, кто сожалел об этом, они полагали, что эта потеря была следствием замены христианами еврейского языка на другие языки. Таким образом, пожертвовали перспективой обращения евреев ради реализовавшейся перспективы обращения множества других народов. По мнению наших иудеохристиан, то была обдуманная политика христианских лидеров, которые не желали, чтобы учёные, сведущие в Писании люди, коих много среди евреев, опровергли их доктрины. Однако в действительности, как полагают наши авторы, проигрыш христианства из-за утерянной возможности обратить евреев намного превзошёл его выигрыш от обращения людей невежественных, не знающих божественных писаний и заповедей, каковыми были римляне, персы и сирийцы. Эта позиция прямо противоположна не только практике ап. Павла, но и богословской доктрине, выдвинутой им в Послании к Римлянам: обращение язычников и отказ евреев принять Мессию составляют у Павла основу схемы искупления, в рамках которой конечное спасение и восстановление Израиля относятся к эсхатологическим временам.

Короче говоря, иудеохристианские авторы процитированного выше текста к моменту его создания, то есть через несколько столетий после того, как история решила этот вопрос, ещё не вполне примирились с тенденцией, приведшей к разрыву и глубокому антагонизму между христианством и иудаизмом — в то время, как это размежевание, как правило, приветствовалось и основными христианскими церквами, и евреями. Ниже мы обратимся к одному еврейскому сочинению, где подобное отношение ощущается достаточно явно.

Совершенно очевидно, что такого рода «исторические сожаления», равно как и проявления еврейской национальной и религиозной гордости, не имеют никакого отношения к Абд аль-Джаббару. Помимо некоторых исламских терминов типа «народ Книги», привнесённых либо самим Абд аль-Джаббаром, либо на более раннем этапе при переводе скорее всего с сирийского оригинала, обсуждаемый текст в целом очевидным образом имеет чисто иудеохристианское происхождение. Как уже было отмечено, он, по-видимому, отражает некоторые устойчивые традиции секты. Эти традиции касаются ранней истории христианства — I и, возможно, первой половины II вв. — и, по всей видимости, не связаны (если судить по данному тексту) с преданием господствующих церквей[96]. Другими словами, весьма вероятно, что этот текст, записанный скорее всего в V в. или позже (см. ниже), отражает независимую и не известную из других источников традицию, связанную с некоторыми событиями истории первохристианской общины. Эта традиция, хотя и искажённая, быть может, в процессе передачи, вполне может восходить к самому раннему периоду христианства.

Описание бегства членов первохристианской общины из Палестины являет собой очевидную параллель повествованию о бегстве общины из Иерусалима в Пеллу, приведённому у Евсевия[97] и Епифания[98]. Некоторые современные учёные склоняются к мысли, что подобного исхода в действительности не было; одной из причин такого мнения называют неубедительность мотивировок бегства[99], представленных Евсевием в его Церковной истории и Епифанием (единственный альтернативный источник, известный нам на сегодня): Евсевий утверждает, что христиане были подвигнуты к уходу данным им пророческим откровением, согласно же Епифанию — повелением самого Христа.

История, рассказанная в нашем тексте, имеет явные следы богословски мотивированного приукрашивания: мотив спасения первоначального евангелия от осквернения при контакте с не иудеями напоминает определённые идеи Псевдо-Климентин[100].

Вызывает она сомнение и по другой причине: на изложение здесь в определённой мере влияет постоянное стремление иудеохристиан возлагать ответственность за всё, что, по их мнению, шло не так в христианской истории, на членов движения христиан, «продавшихся римлянам». Однако, даже если сократить всю эту идеологию, основные параметры истории остаются в силе: иудеохристиане и евреи Палестины жили в состоянии взаимной враждебности и лишь с трудом сохраняли равновесие, необходимое для сосуществования; это хрупкое равновесие рухнуло, когда часть христиан обратилась к римлянам за помощью против евреев. Община, по-видимому, раскололась на две группы. Помощь римлян обернулась против иудеохристиан, чья община или часть общины вынуждена была покинуть Палестину. Следует отметить, что Книга Деяний сообщает о таком обращении к римлянам в Палестине и его последствиях, правда, не группы, а одного-единственного христианина — речь там идёт об ап. Павле (Деян 22-26). Небезынтересно, что Евсевий, по-видимому, говорил или намекал, что именно такого рода обращение косвенно повлекло за собой контрдействия евреев, в результате которых был убит Иаков, брат Иисуса[101], глава христианской общины Иерусалима[102]. Следующая гипотеза заслуживает по меньшей мере рассмотрения: попытки некоторых членов раннехристианской общины получить помощь от римлян или достичь с ними взаимопонимания могли в целом обернуться ухудшением положения общины, сделать его крайне неустойчивым и в конце концов привести к необходимости бегства. Наш текст, судя по всему, исходит из предположения, что именно в результате такого «исхода» сформировались иудеохристианские общины в районах Мосула и Джазиры (или в Аравии).

Пассаж о евангелиях отличают следующие характерные черты: как было отмечено, наш текст предполагает, что первоначальное евангелие было написано по-еврейски. Очевидно, иудеохристиане имели в своём распоряжении еврейские (ивритские) канонические евангелия, но к моменту создания обсуждаемого текста уже не было в обычае читать их вслух на этом языке. Сообщается, что канонические и другие евангелия, написанные после того, как было утрачено первоначальное, создавались с мыслью дать описание рождения и жизни Иисуса, причём их авторы брали за образец ветхозаветные повествования о жизни пророков. Можно предположить, что первоначальное евангелие не соответствовало этому литературному формату; иными словами, оно не содержало описания рождения и жизни Иисуса. Поскольку иудеохристианские тексты, включённые в Tathbīt, содержат независимую традицию, их свидетельство оказывается здесь весьма важным: оно может пролить свет на до сих пор остающуюся нерешённой проблему интерпретации одного термина. Евсевий приводит слова Папия: «Матфей собрал речения на еврейском языке, а переводил их кто как мог», (ματθαΐος μέν συν έβραιδι διάλεκτω τά λόγια διετάξατω, ήρμήνευσεν δ’αυτά ώς ήν δυνατός έκαστος)[103].

Упомянутая проблема касается термина λόγια. Некоторые учёные полагают, что в данном контексте он может означать любого рода текст, касающийся Иисуса: как повествования о его жизни, так и его изречения. Другие придерживаются мнения, что это — именно изречения[104]. Но в рассматриваемых иудеохристианских текстах, которые никак не могут быть производными от Папия, подразумевается, что в «истинном» еврейском Евангелии не было описаний рождения и жизни Иисуса; это решительно склоняет чашу весов в пользу второго мнения. Соответственно использованный Папием термин λόγια имеет более узкое значение — он означает «изречения» и ничего более.

Наши тексты называют первыми евангелистами Иоанна и Матфея, за ними следуют Марк и Лука (в таком порядке). Это противоречит церковной традиции, согласно которой Евангелие от Иоанна написано после трёх остальных. Конечно, исходно Иоанн и Матфей могли оказаться на первом месте скорее всего потому, что эти евангелия приписываются двум апостолам, ученикам самого Иисуса, чего нельзя сказать о Луке и Марке. Однако в текстах Tathbīt порядок расположения евангелистов определяется не этими соображениями: хотя авторство эксплицитно и не оспаривается, утверждается, что евангелия не содержат непосредственных, «из первых рук» свидетельств об Иисусе. Традиция связывать вместе имена Иоанна и Матфея и называть их авторами первых канонических евангелий — как это сделано в нашем случае — могла возникнуть в результате того, что в ранний период в отдельных христианских общинах был в ходу такой канон Нового Завета, в котором Евангелие от Иоанна следовало сразу за Евангелием от Матфея. Как показал Корсей[105], на это есть ясные указания в латинском Прологе к Евангелию от Иоанна, существовавшем ко времени блаженного Иеронима.