Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния - Шломо Пинес

Для опровержения доктрины о божественности Иисуса авторы ссылаются также на выказанный им — вполне человеческий! — страх смерти. В этой связи приводится молитва Иисуса в виду неминуемо приближающегося конца — этот пассаж соответствует Мф 26:39, Мк 14:36 и особенно Лк 22:42. Тексты Tathbīt (53а) описывают внешние проявления тревоги Иисуса несколько иначе, чем Лк 22:44: «Страдая перед лицом смерти, он как бы сгустки крови извергал изо рта и был в поту и в смятении». То, что Иисус иногда обращался к Богу как к Отцу, тексты (55b — 56а) объясняют «среди прочего» предполагаемой «особенностью» еврейского языка, «который (был) языком Христа». В соответствии с этим объяснением, подкреплённым отрывками из Ветхого Завета, эпитет «сын» в еврейском языке применим к покорному, преданному и праведному слуге, а «отец» к господину.

В наших текстах постоянно подчёркивается значительность еврейского языка; эта особенность — часть их идеологии. Мы почувствуем это ещё яснее, когда будем рассматривать содержащиеся здесь фрагменты исторического плана. Сейчас же представляется полезным обсудить проблему происхождения текстов, по крайней мере некоторые её аспекты.

Один аспект здесь достаточно ясен. Налицо две составные части, иногда — но далеко не всегда — тесно переплетённые[41], причём если автором одной был мусульманин, предположительно Абд аль-Джаббар, то вторая принадлежит перу немусульманского автора. Прежде всего, очевидно, что вторая, большая часть текста не была изначально написана по-арабски; её переводили, по всей вероятности, с сирийского, и во многих случаях не слишком искусно (это касается не только цитат из Ветхого и Нового Заветов). В результате появились случайные неловкие конструкции и синтаксические обороты[42]. На самом деле, когда Абд аль-Джаббар или его помощники снабжали пояснениями имена и термины, которые не могли быть хорошо известны рядовому мусульманину, они тем самым уже молчаливо подразумевали, что эти тексты изначально не предназначались для мусульманского читателя[43]. Например, поясняется, что Ur. sh. lim (так иногда называли Иерусалим христиане) это Bayt al-Magdis (93b), a Ihim' эквивалентно 'Isa (распространённая у мусульман форма имени Иисуса)[44]. Доказательства, основанные на содержании текста, ещё более убедительны.

Как было отмечено, главная тема здесь это утверждение, что христиане изменили религии Христа[45]. Измена, согласно текстам, заключается «среди прочего» в отказе от соблюдения заповедей [Торы]. Действительно, один из стихов Корана (5:50) даёт основание заметить, что Иисус не отменял закона Моисея. Однако, на мой взгляд, невозможно себе представить, чтобы мусульманский автор, для которою очевидно, что закон Моисея отменён Мухаммадом, с таким упорством обвинял христиан в несоблюдении ветхозаветных заповедей ведь он уверен, что заповеди в конце концов были отменены по божественному предписанию. Правда, некоторые заповеди Моисея, отступничество от которых в среде христиан автор текста осуждает, имеют прямые параллели в исламе (это касается обрезания, законов о ритуальной чистоте и запрета на употребление свинины). Однако же другие заповеди (например, законы субботы или требование обращаться во время молитвы в определённую сторону) отличаются от соответствующих предписаний ислама. Предполагая, что мусульманский богослов мог «от себя» резко нападать на христиан за отмену ветхозаветных заповедей и замену их другими законами, или же мог вполне серьёзно, опираясь на еврейскую интерпретацию правил, известную нам из Талмуда[46], демонстрировать уважение Иисуса к субботе, или, наконец, что ему могла прийти в голову мысль цитировать, как это сделано в Tathbīt, мало убедительный отрывок из евангелия[47], чтобы доказать, что Иисус во время молитвы обращался лицом к Иерусалиму[48], мы занимаем позицию, которую вряд ли возможно аргументировано защищать. Равным образом, не мог мусульманский богослов видеть необходимость в том, чтобы в ходе полемики против доктрины о божественности Христа использовать в качестве аргумента впечатляющее описание страданий Иисуса, ожидающего распятия. Абд аль-Джаббар, когда подбирал доводы против христиан, усматривал свою принципиальную задачу в том, чтобы найти какое-либо подтверждение мусульманской точке зрения — а ведь согласно Корану Иисус вообще не был распят. Абд аль-Джаббар выискивает здесь такое подтверждение в своём довольно неподатливом источнике; он вынужден использовать тексты, которые лишь до некоторой степени отвечают ею целям. Мы отчётливо увидим всё это, когда будем обсуждать фрагменты, посвящённые страстям Христовым. Подведём предварительный итог: обсуждаемая нами часть текстов Tathbīt не могла изначально принадлежать перу мусульманского автора[49]; Абд аль-Джаббар или его помощники лишь адаптировали текст, придав ему при помощи интерполяций поверхностно исламский характер. Как уже отмечалось, вставки эти иногда представляют собой всего лишь несколько добавленных слов или фраз, а иногда несколько листов подряд.

Такое отрицательное заключение об авторстве уже сейчас можно дополнить положительной идентификацией религиозного milieu, из которого происходит большая часть указанных фрагментов. За отправную точку можно взять одну характерную особенность немусульманской части текста: авторы её сочетали веру в Христа (хотя не в его божественность) с приверженностью закону Моисея. Но такую же характеристику — и это может помочь делу идентификации — Епифаний даёт секте, членов которой он называет Nazöraioi (ναζωραΐοι). В его, пожалуй, несколько произвольной терминологии этим именем называется одна из двух основных известных ему иудеохристианских сект; вторая — это эбиониты (έβιωναιοι). Об этих Nazöraioi, которых мы будем называть назареями, Епифаний говорит, что они расходятся с христианами из-за своей приверженности Закону (Торе), заповедям относительно обрезания, субботы и всем прочим, а из-за веры в Христа они отличаются от иудеев (Епифаний, Панариои 1.29.7).

Однако указанная общая характеристика — не единственная точка соприкосновения между первоначальными авторами наших текстов и иудеохристианами первых веков новой эры; сходство проявляется также и в деталях.

Так, Ириней Лионский сообщает, что иудеохристиане (которых он называет эбионитами)[50] поклоняются Иерусалиму; это видно из того, что они, подобно авторам текстов, использованных в Tathbīt, считают, что во время молитвы следует обращаться лицом к Иерусалиму[51] (Ириней, Против ересей 1.26. [Migne, Patrologia Graeca 7, col. 687]).

Кроме того, подобно авторам обсуждаемых нами фрагментов эбиониты Епифания доказывают необходимость обрезания, ссылаясь на то, что сам Иисус был обрезан (Панарион I.30.26); разумеется, этот аргумент используют не только эбиониты — он характерен для всех иудеохристианских сект.

Далее, и те и другие презирают Павла, рассказывают о нём уничижительные истории и приписывают ему недостойные мотивы (Панарион I.30.25)[52]. Дополнительное сходство наблюдается между авторами текстов, использованных Абд аль-Джаббаром и назареями, описанными Епифанием: и те и другие почитают (древне) еврейский язык. Согласно Епифанию, назареи «прилежно упражняются в этом языке, читают на нём и Ветхий Завет, и Евангелие от Матфея» (Панарион 1.29,7 и 9); в любопытнейшем отрывке из исторической части текстов Tathbīt, перевод которого приводится ниже, содержится настоящий панегирик еврейскому языку.

Можно предположить, что одну и ту же секту Епифаний называет назареями, а Ориген, Ипполит и другие авторы эбионитами. Все эти сектанты, подобно авторам наших текстов, считают, что Иисус был не Бог, а человек; хотя похоже, что последние — а может, и назареи Епифания усматривали нечто сверхъестественное в обстоятельствах его рождения (Панарион 1.29.7). Эбиониты Ипполита (см. Elenchus [ed, Р. Wendland] Leipzig 1916, VII, 34, p. 221), как и наши авторы, считали, что Иисус «восполнил» или «исполнил» (mutammiman) [70а] Закон/Тору[53].

Считается, что эбиониты Епифания придерживались учения, сходного с тем, что представлено в иудеохристианской части Псевдо-Климентин. Соответственно предполагается, что они верили в одного истинного пророка, под разными обличьями являющегося в различные исторические эпохи, изымали из Ветхого Завета ряд текстов, которые они почитали ложными добавлениями, отвергали кровавые жертвоприношения и считали, что отмена последних, равно как и отказ от употребления в пищу мяса, были частью миссии Иисуса. Отметим, что ни одна из этих доктрин, отличных от учения других иудеохристиан, которые были менее склонны к теоретическим рассуждениям и, по-видимому, в основном довольствовались практикой традиционного еврейского благочестия, не проповедуется во фрагментах, включённых в Tathbīt. Как уже отмечалось, здесь предполагается, что Иисус одобрял иудейскую практику жертвоприношений[54]. В отрывке о Мани (перевод представлен ниже, см. приложение I) упоминается, что этот ересиарх цитировал евангельские строки, содержащие запрет на жертвоприношения и на употребление мяса; однако автор пассажа явно не считает приводимые Мани цитаты подлинными речениями Иисуса.