Стриптизерша (ЛП) - Джасинда Уайлдер

Мне почти удалось убедить себя, что это как любая другая работа. Но потом автобус тормозит и я выхожу, попадая на раскаленный жаркий воздух. Мои туфли на танкетке от Mary Jane клацают по потрескавшемуся асфальту, пока я прохожу три квартала до дверей клуба. Это низкое кирпичное здание с затемненными окнами и поблекшим белым навесом. Название написано поверх затемненных стекол желтыми неоновыми трубками: «Джентльменский клуб экзотических ночей», и рядом с ним — объявление о работе. Нет ни телефонного номера, ни адреса, ни часов работы. Просто дверь, через которую видно фойе. Сейчас день, и крошечная парковка пустует, не считая единственного автомобиля, Trans-Am с откинутым верхом. Руки дрожат, когда я хватаюсь за накалившуюся на солнце металлическую ручку двери. Меня подташнивает, но я подавляю позыв.

Дверь бесшумно раскрывается. Коридор, едва в десять шагов длиной, заканчивается еще одной дверью из черного дерева с круглой латунной ручкой, которая ведет в единственное злачное заведение, в котором я когда-либо была. Везде горят лампы, освещая около пятидесяти маленьких круглых столиков, поставленных впритык к полукруглой сцене. Серебристый металлический шест тянется от сцены до потолка, и прожекторы, в данный момент выключенные, направлены в центр сцены. По одну сторону в клубе простирается барная стойка, а у другой стены расположены кабинки, покрытые красной потрескавшейся кожей, рядом с ними автоматы с салфетками из липкого на вид пластика.

В баре сидит мужчина, перед ним стоит небольшой стакан, наполненный светлой жидкостью со льдом, несмотря на то, что сейчас нет и трех часов дня. Он низкого роста, притом что он сидит, и у него черные зализанные назад волосы как в фильмах про гангстеров. На нем вырвиглазно яркая гавайская рубашка на пуговицах и черные брюки в обтяжку.

Он слышит, что я вошла, и поворачивается в мою сторону, небрежно бросая:

— Мы закрыты...

Но потом видит меня, обрывает себя на полуслове и встает.

Мой взгляд останавливается на его туфлях из змеиной кожи и узкими носами, на животе, выпячивающемся из-под рубашки, и на шести золотых кольцах на его пальцах. У него неряшливая эспаньолка, круглое лицо и юркие карие глаза.

— Ну, здравствуй, дорогая. Чем могу помочь? — его голос меняется с пронзительно высокого до плавного и услужливого.

Его взгляд нагло переносится с моего лица на мою грудь, задержавшись там на долгое время, опустившись на мои бедра и обратно вверх. Я одета как обычно, в пару сидящих на моей фигуре, но не обтягивающих джинсах, и в зеленую кофточку на пуговицах без рукавов.

Мой голос не слушается. Я не могу заставить себя выговорить эти слова. Я делаю глубокий вдох и выдавливаю их:

— Я увидела объявление... и мне... мне нужна работа, — южный акцент в моем голосе еще никогда не был так отчетлив.

Мужчина делает шаг вперед и пожимает мою руку. Ее ладонь липкая, пальцы толстые, а рукопожатие вялое.

— Меня зовут Тимоти ван Даттон. Я управляющий. Не желаете присесть? — он ставит рядом со своим стулом еще один. — Хотите что-нибудь выпить?

— Просто воду со льдом, пожалуйста, — я пытаюсь подавить акцент, но ничего не выходит. Я слишком нервничаю.

Он суетится вокруг стойки, бросает лед в стакан и наливает воду, затем толкает стакан по стойке в мою сторону и снова садится.

— Итак, как вас зовут?

— Грей. Грей Амундсен.

— Грей. Какое милое имя.

— Спасибо.

— Итак, Грей Амундсен. Вы здесь по поводу вакансии?

Я киваю:

— Да. Я... я учусь в университете, и мне... мне нужна работа.

Он потирает усы над верхней губой, затем подбородок, внимательно оглядывая мою фигуру еще раз.

— Вы когда-нибудь танцевали?

— Танцевала? Я думала... я думала, это... ну Вы понимаете. Стрип-клуб, — шепчу я последние слова, с трудом выдавливая их.

Тимоти смеется:

— Большинство моих девочек предпочитают называть себя «экзотическими танцовщицами». Итак, я делаю вывод, что Вы никогда раньше не танцевали.

Мне действительно нужна эта работа, поэтому мне лучше постараться, чтобы получить ее. Я должна заставить его думать, что я с ней справлюсь, даже если я сама в этом не уверена.

— Я танцовщица. Я обучалась балету, джазу и современному танцу. Поэтому... я танцовщица. Просто... я никогда не танцевала... вот так, — я показываю рукой на сцену, на шест.

— Ясно. Так почему тогда вы решили этим заняться? Это работа не для всех. Здесь требуются определенные навыки. Вы не можете просто подняться на сцену и снять одежду. Это так не работает. Вы должны заставить их захотеть вас, — его глаза ни разу не оторвались от моей груди за весь наш разговор.

Я не обращаю на это внимание.

— Я умею выступать на сцене. Я участвовала в концертах. Так что... я знаю, как выступать.

Он смеется:

— Но это совсем не такие выступления, солнышко. Теперь, не поймите меня неправильно, но вы сейчас, похоже, описаетесь от страха. Так почему бы вам не быть честной со мной?

— Мне очень нужна эта работа, — я уставилась на липкую поверхность бара, не глядя Тимоти Ван Даттону в глаза. — Может, такая работа и не была моим изначальным выбором, но... я научусь.

Тимоти не сразу отвечает. Он подносит стакан к губам и делает глоток, издавая шипение, выпив то, что у него там в стакане. Его взгляд снова меня сканирует.

— Встаньте.

Я подчиняюсь, и он крутит указательным пальцем в воздухе. Такой же жест показывала нам миссис Леруа, чтобы мы сделали пируэт, и я кружусь.

— Смотрится неплохо, но делай это медленнее.

Я медленно поворачиваюсь, изгибаясь в спине, выпячивая грудь. Я чувствую на себе его взгляд, и по мне пробегают мурашки.

— Расстегните-ка несколько пуговиц.

Я останавливаюсь, уставясь ему в глаза.

— Что? — в ужасе шепчу я.

— На рубашке. Расстегните несколько пуговиц. Мне нужно увидеть немного кожи.

Я колеблюсь, и он наклоняется вперед, щуря глаза:

— Послушай, золотце. Ты хочешь устроиться экзотической танцовщицей. Это означает, что тебе придется раздеваться. Мы продаем алкоголь, поэтому у нас танцуют в полуобнаженном виде, а это значит, что ты не будешь полностью голой, но ты должна чувствовать себя комфортно без одежды. Понятно? А теперь расстегивай блузку или убирайся.

Он прав, так что я проглатываю гордость, хотя я скорее с радостью пнула бы его из всех сил между ног. Я закрываю глаза, подношу правую руку к блузке, сжимаю пластиковую пуговку, снова колеблюсь, и наконец проталкиваю ее в разрез. Я чувствую, как моя невинность осыпается слой за слоем, по мере того как каждая пуговица проскальзывает через разрезы в ткани на блузке. Я делаю это снова, и затем в третий раз.