42-я параллель - Джон Пассос

Ночью, вскоре после того как поезд остановился, среди шипения и грохота большой товарной станции они услышали, как щелкнула задвижка.

Немного погодя Айк собрался с духом, приоткрыл дверь, и, одеревеневшие и смертельно голодные, они соскользнули на жесткий шлак станционного полотна. На соседнем пути стоял еще один товарный состав, и видна была только полоска звездного неба над головой. Без всяких приключений они выбрались с товарной станции и очутились в пустынных улицах большого, широко раскинувшегося города.

– Ну и паршивая, скажу тебе, дыра – этот Виннипег, – сказал Айк.

– А теперь уж, должно быть, за полночь. После долгих скитаний они наконец набрели на маленькую закусочную, которую хозяин-китаец собирался уже закрывать. Они потратили сорок центов на тушеное мясо с картошкой и кофе. Уходя, спросили китайца, не разрешит ли он им переночевать на полу за стойкой, но он вытолкал их вон, и, усталые как собаки, они снова побрели по широким пустым улицам Виннипега. Было слишком холодно, чтобы ночевать на воздухе, и нигде не видно было пристанища, готового приютить их на ночь за тридцать пять центов, и они все брели и брели, а небо начинало бледнеть медленной на севере летней зарею.

Когда совсем рассвело, они вернулись в лавчонку китайца и потратили последние тридцать пять центов на овсянку и кофе. Потом отправились в Управление Канадско-Тихоокеанской железной дороги и нанялись на постройку в Банф. Время до отхода поезда они провели в городской библиотеке. Мак прочитал часть книги Беллами, Айк же, не найдя книг Маркса, прочитал несколько глав «Когда спящий проснется» Уэллса, напечатанных в «Стрэнд мэгэзин». Поэтому, сев в поезд, они были полны грядущей революцией и стали втолковывать это двум тощим краснолицым лесорубам, сидевшим напротив.

Один из них все время молча жевал табак, но другой сплюнул жвачку в окно и сказал:

– Вам, ребятки, чем эту чушь молоть, лучше бы помалкивать, а то не поздоровится.

– Поди к черту, у нас свободная страна. Ну и всякий может говорить свободно.

– Говорить-то говори, да слушай, когда кто поопытней велит тебе заткнуть глотку.

– Э, да что с тобой разговаривать, – сказал Айк.

– А ты не разговаривай. Так-то лучше, – сказал тот и всю дорогу больше не раскрывал рта.

Все лето они проработали на Канадско-Тихоокеанской и к первому октября были уже в Ванкувере. У них завелись новые чемоданы и новые костюмы. У Айка было скоплено сорок девять долларов и пятьдесят центов, а у Мака – восемьдесят три пятнадцать в новехоньком бумажнике свиной кожи. У Мака было больше, потому что он не играл в покер. Они вдвоем сняли полуторадолларовый номер и первое свое свободное утро нежились в кровати, как принцы. Они загорели и окрепли, и руки у них были в мозолях. После железнодорожных казарм, прокуренных и пропахших запахом немытых ног и клопов, опрятный номер с чистыми постелями казался дворцом.

Окончательно стряхнув сон, Мак сел и потянулся за своим «ингерсоллом»[42]. Одиннадцать часов. Солнечное пятно на подоконнике отливало красным от дыма лесных пожаров на побережье. Мак встал и умылся холодной водой. Он расхаживал взад и вперед по комнате, вытирая лицо и руки. Ему приятно было проводить свежим грубым полотенцем по шее, по впадине между лопатками, по мускулам плеч и рук.

– Как ты думаешь, Айк, что нам теперь делать? По-моему, нам теперь надо спуститься пароходом до Сиэтла этакими, знаешь, знатными иностранцами. А там, думаю, устроюсь по типографскому делу. На этом можно деньгу зашибить. И всю зиму я буду учиться так, что небу жарко станет. Как полагаешь, Айк? Я думаю выбраться из этой цинготной дыры и вернуться в нашу землю обетованную[43]. Как полагаешь, Айк?

Айк закряхтел и со стоном перекатился на другой бок.

– Да просыпайся, Айк, Христа ради. Надо ж поглядеть на этот городишко, а потом – до свидания, счастливо оставаться.

Айк привстал в кровати:

– К черту все. Мне надо бабу.

– А говорят, тут, в Сиэтле, чудесные девки, честное слово, Айк.

Айк выскочил из кровати и стал с головы до ног окатываться холодной водой. Потом натянул костюм и выглянул в окошко, расчесывая мокрые волосы.

– Когда отчаливает эта паршивая посудина? Мне ночью всякая чертовщина в голову лезет. Два мокрых сна видел; а ты как?

Мак вспыхнул и кивнул головой:

– Ясно. Надо к бабам. От таких снов совсем разладишься.

– Да, но мне не хотелось бы чего-нибудь подцепить.

– Чушь, ну какой это мужчина, кто не переболел чем полагается.

– Ну что, пойдем смотреть город?

– Да я тебя уже целых полчаса дожидаюсь.

Они сбежали вниз по лестнице и вышли на улицу. Они обошли весь Ванкувер, вдыхая винный запax лесопилок у набережной, слоняясь под большими деревьями парка. Потом они взяли билеты в пароходной кассе, нашли галантерейный магазин и накупили полосатых галстуков, цветных носков и по четырехдолларовой шелковой рубашке. Поднимаясь по сходням парохода на Викторию и Сиэтл в новых костюмах, в шелковых рубашках и с новыми чемоданами в руках, они чувствовали себя миллионерами. Они расхаживали по палубе, покуривая папиросы и разглядывая девушек.

– Гляди, вон те как будто подходящие… Ручаюсь, что они из этаких, сами клюнут, – шепнул Айк на ухо Маку и двинул его локтем в бок, когда они проходили мимо двух прогуливавшихся по другой стороне палубы девиц в весенних соломенных шляпках.

– Эх, была не была – попробуем.

– Не надо; уж больно они надутые.

– Ничего. Пойдем сначала выпьем.

Они выпили по кружке пива у стойки и вернулись на палубу. Девицы скрылись. Мак с Айком разочарованно стали бродить по палубе, потом на корме они увидели девиц, прислонившихся к перилам. Была облачная лунная ночь. В переливчатом серебристом мареве море и темные, поросшие колючим кустарником островки чередовались резкими пятнами света и тени.

У обеих девушек были завитые волосы и темные круги под глазами. Маку показалось, что обе они очень немолоды, но, так как Айк уже взял их на абордаж, думать об этом было поздно.

Девушку, с которой он заговорил, звали Глэдис. Ему больше приглянулась другая, Оливия, но Айк подошел к ней первый. Они стояли на палубе, дурачась и хохоча, пока девушки не заявили, что озябли; тогда они спустились в кают-компанию и уселись на диван, и Айк купил коробку конфет.

– Мы сегодня за обедом ели лук, – сказала Оливия. – Надеюсь, вы ничего не имеете против лука. Глэдис, я говорила тебе, что не надо есть лука хотя бы до парохода.

– Поцелуйте меня, тогда я вам скажу, имею ли я что-нибудь против, – сказал Айк.

– Нельзя себе позволять таких вольностей, во всяком случае на пароходе, – огрызнулась Оливия, и две недобрых черточки обозначились у нее по обеим сторонам рта.

– Нам приходится быть очень осторожными, особенно на пароходе, – пояснила Глэдис. – Теперь так косо глядят на девушек без провожатых. А разве это преступление?

– Несомненно. – Айк пододвинулся ближе.

– Бросьте дурить… Давайте гудок и отчаливайте… Кому я говорю? – Оливия встала и перешла на другую скамейку.

Айк последовал за ней.

– В былое время на этих пароходах были гостиные, а теперь не то, – тихо сказала Глэдис, обращаясь с Маком, как с близким знакомым. – Вы что, служили на консервных фабриках?

– Нет, мы оба все лето проработали на Канадско-Тихоокеанской.

– Должно быть, зарабатывали уйму денег.

Мак заметил, что, говоря с ним, она все время искоса поглядывала на подругу.

– Ну, не так уж много… но я все же скопил почти сотнягу.

– А теперь вы куда, в Сиэтл?

– Да, я хочу там работать по линотипному делу.

– А мы как раз там и живем. У нас с Оливией там квартира… Пойдем на палубу, тут слишком жарко.

Когда они проходили мимо Айка и Оливии, Глэдис нагнулась и что-то шепнула той на ухо, потом с томной улыбкой обернулась к Маку. На палубе никого не было. Она позволила ему обнять себя за талию.

Пальцы его ощутили косточки корсета. Он стиснул ее.

– Выделаете мне больно, – пискнула она забавным, тоненьким голоском. Он засмеялся. Отнимая руку, он почувствовал округлость ее груди.

На ходу нога его касалась ее ноги. В первый раз в жизни он шел под руку с женщиной.

Вскоре она сказала, что пора спать.

– А мне нельзя с вами?

Она покачала головой.

– Только не на пароходе. Увидимся завтра, может быть, вы с вашим товарищем зайдете проведать нас… Мы покажем вам город.

– Отлично, – сказал Мак.

Он ходил кругом по палубе, и сердце у него крепко колотилось. Он чувствовал биение судовых машин, видел стреловидный след на воде, разрезаемой носом парохода, и остро ощущал быстроту движения. На корме он встретил Айка.

– Моя заявила, что идет спать.

– И моя тоже.

– Ну как, добился чего-нибудь, Мак?

– Обещала повидаться завтра. У них квартира в Сиэтле.

– Свою-то я все-таки поцеловал. Чертовски горячая. Я так и думал, что она меня слопает.