Повесы небес - Джон Бойд

— Видимо, это табу возникло из потребности в уединении, из-за стесненности жилого пространстве. И пустая болтовня исключается запретом частных бесед в присутствии третьих лиц.

— О, да, — восхищенно подтвердил Ред. — А как чудесно наслаждаться любовью без препятствий в виде пустой женской болтовни. Там, где нет постели, не может быть постельных разговоров.

— Не хочешь ли ты сказать, что уже переспал с Ведой?

— Правильнее было бы сказать, что я произвел ее эскалацию, — непонятно ответил Ред. — И все во имя биологической науки. Если эти существа смогут давать потомство от людей, то это поможет им при получении статуса человека.

— Твои эксперименты беспочвенны, — возразил я, — так как эти безбожные существа не обладают военными познаниями.

— Ну, насчет этого у меня есть особое мнение.

Это было загадочное замечание, но я не рискнул расспрашивать его дальше, так как у меня было несколько собственных идей, не подлежащих афишированию. Поэтому мы переключились на теоретические поиски причин, вынудивших этих существ к подземной жизни. Мы сошлись на том, что их сюда загнала в прошлом либо межконтинентальная ядерная война, либо ее угроза.

Однако, эта теория начала выглядеть несостоятельной, когда нас стали подвергать наркозу и мы проводили по 14 из 28 часов в сутки в изучении харлечианского языка.

Я потратил четыре дня на изучение этого языка, в котором не было никаких связок, союзов и сослагательных наклонений — условности, противоречащие фактам, харлечианами не признавались. Полный словарь харлечианского языка, включая технический словарь и прочие другие, состоял менее, чем из сорока тысяч слов, несмотря на тот факт, что флора планеты была подобна земной. Однако, на планете было гораздо меньше разных животных.

Слова образовывались из более простых путем комбинирования. Например, слово «поток» обозначал жизнь и движение. Воздух был "небесным потоком", вода — "почвенным потоком", приливы и отливы — "морским потоком", электричество — "энергетическим потоком". Если смысл корневого слова был постигнут, то конструировать комбинации, доступные пониманию окружающих, было уже просто. Поездка в кино, например, могла быть выражена как "поток ног в дом с потоком света".

Я стряхивал гипнотическую дремоту только для приема пищи и на второй день уже улавливал обрывки разговоров вокруг. В то время студенты готовились к сдаче последних экзаменов зимнего семестра и их разговоры были ограничены учебной тематикой. Ритм речи напоминал ритм земных скандинавских языков.

На третий день я достаточно справлялся с языком, чтобы рискнуть посетить университетские учреждения и был поражен, когда посетил университетскую больницу. В ней было большое и оживленное родильное отделение для учащихся, но не было отцов, расхаживающих по приемной. Няня проинформировала меня, что запись отцов не производится, поскольку отцовство имеет чисто академический интерес даже для матерей.

В некотором смысле, эта планета, называемая ее обитателями Раем, имела сходство с христианским раем — здесь не было бракосочетаний. Харлеч являлся планетой незаконнорожденных.

В университетском комплексе я мог проследить весь жизненный цикл индивидуума вплоть до смерти, так как криогенный морг имел на галерее смотровое окно для студентов-наблюдателей. Теда завозили в морг и разделывали, для сохранения органов, без всяких церемоний на виду у публики. Если тело было слишком старо для использования, его отвозили в крематорий. Меня устрашило хладнокровная сноровка, демонстрируемая персоналом с языческим равнодушием к ритуалу.

Учителей в туннелях встречалось очень мало. Большинство зрелых особей, встречавшихся среди студентов, относилось к обслуживающему персоналу.

Ред на овладение языка потратил пять суток, и незначительное различие в наших лингвистических способностях не следует приписывать его медлительности. Я предполагал, что Ред нарушает учебный сон на длительные сроки и мои подозрения подтвердились вечером шестого дня. Я сидел в библиотеке, просматривая земные учебные фильмы, когда зазвонил телефон. В трубке прозвучал веселый голос кельтского звездного пирата, говорившего по-харлечиански:

— Джек, дружище, давай-ка пропустим по чарочке в честь присуждения мне степени. Встретимся в ближайшей таверне в десять вечера.

— В какой еще таверне?

В ходе занятий языком я выяснил, что на планете существовали крепкие напитки, но у меня не было никакого представления о том, где можно было бы раздобыть спиртное.

Ред дал мне туннельные координаты заведения неподалеку от Факультетского ряда.

— А почему не сейчас? — спросил я.

— В девять часов вечера я даю интервьюновой секретарше.

— А что стряслось со старой?

— Ничего, Джек. Эта маленькая финтифлюшка все еще хорохорится, словно горизонтальная кофемолка. Но ей нужна помощница.

— С какими-нибудь особенностями?

— С большим крутящим моментом…

— Ред! Ты пьян?

— Чуточку есть. Двигай-ка в бар и догоняй меня, если это не противоречит твоей религии.

— Ну, — ответил я, — священное писание говорит, что немножко вина для аппетита выпить не грех.

Вот так я надумался пойти в бар до того, как появиться Ред и встретить его там. Устав Флота разрешал приводить опьянение в качестве оправдания, когда космических моряков обвиняли в незначительных нарушениях секретности, в невоздержанных разговорах или связях, неподобающих офицерам. В эту ночь я вознамерился, осторожно направляя беседу, заставить Реда проговориться. И если пьянство должно стать ценой за достижение высокой цели, то более благородным качествам[47] моего естества придется вытерпеть небольшую трепку в полете.

Поддерживаемый сознанием выполнения правого дела, я направился в бар. Я не просто хотел, я страстно желал опустошить с приятелем моих бурных дней несколько бокалов чего-нибудь покрепче.

Глава пятая

Ред нашел бар, должно быть, с помощью волшебной лозы[48] или благодаря присущему ирландцам нюху на спиртное. На баре не было ни неоновых знаков, отмечающих его, ни военного полицейского, патрулирующего перед ним, — только надписи на двери, которые переводились примерно так: "Здесь есть сильная вода", и "К вашим услугам огненная вода".

Бар оказался коктейль-холлом, освещенным мягким светом, с креслами, столиками, высокими табуретами у стойки и щелканьем харлечианских голосов на фоне звуков флейты, производимых автоматическим электронным органом. Я заказал виски и пиво у стойки, чувствуя настоящую тоску по родным старым временам шумных ссор, пьянок, плотских грехов, и ностальгия моя усилились, когда из-за столика поднялась девушка и подошла к стойке, чтобы сделать заказ. Ожидая выполнения заказа, она мягко выговорила, едва шевеля уголками рта:

— Как насчет того, чтобы "размять бедра", дылда?

"Размять бедра" — жаргонное выражение, означающее процесс, сопровождаемый качанием бедер. Холодно и официально я ответил ей, что не люблю "качать бедрами", и она вернулась за свой столик. Подавляя приступ ностальгии, я выпил виски и для полировки принялся потягивать пиво, размышляя о райской жизни и награде за добродетель — об отсутствии синяков, похмелья и раскаяния в содеянном по пробуждении в понедельник утром. Не успел я прикончить второй бокал, как дверь в бар отворилась и ввалился вдрызг пьяный Ред О'Хара. Обнажен и непристоен!

На этот раз харлечианскому запрету на разглядывание людей угрожало массовое нарушение. На Реде была одежда шотландского горца, зеленая шотландская шапка и сложенный вдвое шотландский плед, перекинутый через плечо. К талии и ногам был привязан кожаный кошелек, а под кильтой[49] такой короткой, что заставила бы шотландца покраснеть, красовались покрытые розовым мхом стволы дубков — корявые ноги Реда. Он был без шорт. На передней части пледа располагались, словно военные знаки отличия, пять наградных кленовых листков.

— Во имя чего?.. Как?.. Где ты раздобыл такую мини-кильту?

— В гроте портного, — проорал он по-харлечиански, — на углу южного шестого туннеля и западного восьмого холма. То, что эти лупоглазенькие кенгуру не могут сделать руками, они могут сделать пальцами ног… Мак, мне как обычно…

По тому, как бармен отозвался на Мака и стал смешивать двойное виски с порцией пива, я понял, что О'Хара не только нашел это место, но уже успел стать здесь завсегдатаем.

— Убавь громкость, — сказал я, — эти субчики могут обидеться.

— Пусть попробуют! — проревел он, грозно взглянув на сидевших в баре выпивох. — Я обобью о потолок несколько этих голов на лебединых шеях… И не бойся, Джек. Эта планета биологически вырождается, — тут его голос понизился до шепота, который однако проникал через закрытую дверь и разносился по туннелю. — Знаешь, почему эти кроты живут в норах? Они боятся погоды наверху… Ну, за Землю, парень! За планету, порождающую ад и настоящих мужчин!