Книга обманов - Марта Кетро

— Смело могу сказать, что, хотя наша связь прекратилась много лет назад, никто не знает Марджори лучше меня. Ещё студенткой она поверяла мне секреты, шептала на ухо сокровенные мысли, делилась надеждами и чаяниями. Мы перемежали словесные излияния поцелуями, а любовные игры — совместным творчеством. Я руководил написанием её первой книги, был суровым критиком и добрым учителем, и Мардж через годы сохранила благодарность и уважение ко мне. Она несла каждую книгу мне, как самому строгому судье. Я думаю, именно почтение убило нашу страсть, но я никогда не забуду её вдохновенное тело, полные ноги, жаркий рот…

«Сука, он сказал "словесные излияния"!» Мардж разобрал смех, она сложила указательные и большие пальцы так, чтобы руки походили на пару гусей, орущих друг на друга нос к носу, — во времена её детства этот жест назывался «бла-бла-бла», и дурашливым голосом озвучила их: «Ты это слышишь?» — «А ты?» — «Баклан, он сказал "вдохновенное тело"!» — «Прикольно!»

Крис тем временем закончил расписывать её прелести и, проникновенно приговаривая: «Дорогая, я жду тебя!», удалился.

«Вот ведь, — искренне удивилась Мардж, — врут как на покойницу».

Во время ролика, посвященного силиконовым вставкам в лифчики («Никакого риска для здоровья и приятная мягкость на ощупь!»), Мардж гадала, кого ещё выкопали чёртовы журналисты, но ни одно предположение не подтвердилось.

— Она всегда была роковой. Разбитые сердца и сломанные жизни устилали её путь. Встречайте: первая любовь и первая жертва!

Он выглядел трясущейся развалиной, хотя ему было далеко даже до пятидесяти. Но слабое испитое лицо, костлявые руки и сутулая спина могли принадлежать старику, и подтянутая пожилая дама, придерживающая его за плечи, казалась старшей сестрой, а не матерью. Мардж сначала узнала её и только потом выдохнула — Брюс.

— Эта женщина погубила моего сына, — безапелляционно заявила дама, — он боготворил её, она год вытирала об него ноги, а потом вильнула хвостом. Брюса пришлось поместить в лечебницу, и только через несколько месяцев он пришел в себя, но окончательно подорвал здоровье.

— Мардж была совсем девочкой, когда растоптала меня, размазала по асфальту. Она была нежной и страстной, любила кусаться в постели, до крови царапала спину, но эта боль — ничто по сравнению с болью, которая обрушилась, когда она ушла. Будто кишки прожгло, я мог заснуть, только обняв платье, которое она однажды у меня оставила. Мама хотела его сжечь, но я пригрозил самоубийством, и она поклялась положить платье со мной в могилу. Я чувствую, это произойдёт совсем скоро. Двадцать лет непрерывной муки истощили плоть и надорвали сердце. Мардж, Мардж, что ты сделала со мной!

Его мутные глаза заняли весь экран и заволоклись слезами.

Мардж не выдержала и заревела. Скинула ноутбук с колен, побежала в соседнюю комнату и бросилась на шею Карен. Та одной рукой нащупала пульт, погасив телевизор, а второй ободряюще похлопала широкую вздрагивающую спину Мардж:

— Ну, ну, детка! Вы так много плачете в последнее время.

Но Мардж не слушала, она всхлипывала и приговаривала:

— Он псих, псих, и он уже был таким, когда мы познакомились. Брюс не умел быть счастливым и всю жизнь выискивал поводы для горя. Я его любила! Правда! Но не смогла вынести вечное нытьё. Он упивался несчастьями, а теперь всё свалил на меня!

— Истинная правда, дорогуша.

— Но его так жаааалко…

Госпожа Президент Североамериканского Союза прибыла в понедельник после обеда. Постучала в дверь и весело спросила: «Есть кто дома?», подчеркнув тем самым неофициальность визита, вроде как мимо шла и по-соседски заглянула. Если бы всё утро по окрестностям не метались взбесившиеся, как осы, вертолёты, Мардж бы точно поверила. А так она просто поднялась и сказала:

— Добро пожаловать, госпожа Президент!

— Ах, зовите меня Оливия! — Властная чёрная дама (бывшая до заварушки Госсекретарём) изо всех сил старалась смягчить взгляд и голос. Она осмотрелась: — Так вот как живёт самая знаменитая женщина планеты! Вы невероятно скромны.

Мардж вздохнула и перешла к делу:

— Оливия, большое спасибо за этот дом и охрану. Благодаря вам у меня было время прийти в себя и оценить ситуацию.

— Мы обязаны заботиться о благе наших граждан, Марджори.

— Большая удача, что мои интересы пока совпадают с интересами «ваших граждан». Визит шейха показывает, что возможно всякое.

— Ещё раз извините…

— Да полно, я знаю, чего стоят извинения, — в любой момент может подвернуться какое-нибудь очередное «благо нации», ради которого вы пожертвуете мною, не раздумывая. Поэтому хочу поговорить начистоту. Мне нужны покой и безопасность, при этом я не желаю сидеть взаперти до конца своих дней. А чего хотите вы?

— Сотрудничества.

— Конкретнее.

— Дорогая Марджори! — Президентша набрала воздуху, чтобы произнести заготовленную речь, но потом махнула рукой и сказала устало и почти безнадёжно: — Вы требуете невозможного. Пожелайте стать самой богатой женщиной в мире или возглавить правительство, и мы легко это устроим. Но вот покоя обещать не можем. Наши аналитики не в состоянии делать мало-мальски точные прогнозы — такое ощущение, что население немного свихнулось. Вмешался фактор, который никогда не считался определяющим, я говорю о сексуальности. Одно утверждаю со всей уверенностью: если вы в ближайшее время не покажетесь на публике, произойдёт взрыв. Пошли слухи, что правительство прячет вас, используя для своих нужд (в том числе и непристойного характера). Кое-кто считает, что ЭмСи не существует, но большинство одержимы желанием убедиться в обратном. Возможны беспорядки, попытки покушений, конфликты на уровне государств. Умоляю, хотя бы несколько выступлений: пресс-конференция, видеоролик, встреча с народом. Безопасность гарантируем. Но если вы затаитесь, мы бессильны.

— Неужели снимете охрану?

— Нет. Но любые заслоны можно прорвать. В конце концов, вас могут попытаться убить, а это… не невозможно.

— Кому, интересно, такое придёт в голову?

— Безумцу с мотивацией «так не доставайся же ты никому». Женщине, которую покинул муж, свихнувшийся на ваших фотографиях, — такие уже есть, мне докладывали. Религиозным фанатикам, для них вы средоточие дьявольского соблазна. Террористам.

— А вы не преувеличиваете?

— Знаете, сколько подарков, присланных на день рождения, содержали смертельную начинку? Сколько попыток проникновения сюда пресечено? Хотите поговорить с главой Службы безопасности?

— Нет. — Мардж вздрогнула.

— Истерия нарастает, отсидеться не получится. Помогите нам, Марджори, и мы сделаем для вас что угодно.

— Что ж, я склонна поверить. Если я проведу две или три встречи, это разрядит обстановку?

— Безусловно!

— Хорошо. Подумаю, что может понадобиться, кроме охраны, и сообщу. Но для начала нужна связь. Я хочу иметь номер телефона и электронный адрес, защищённый и совершенно секретный, чтобы связываться с… с теми, с кем я пожелаю связаться.

— Это несложно. Ещё что-нибудь?

— Одно, пожалуй. Мне ведь понадобится обслуга, охрана — как я предполагаю, вокруг постоянно должны находиться десятки людей?

— Конечно. Вам надоела эта ваша… Карен Розенталь?

— Нет, пусть остаётся. Но я настаиваю, чтобы основную часть окружения составляли геи.

— Кто??? Ах да, вполне вас понимаю. — Оливия посмотрела задумчиво. — Бедняжка, вы ведь совсем не рады.

— Чему? На меня обрушился кошмар, где тут поводы для восторга?

— Ну, женщинам обычно нравится, когда их хотят…

— Оливия, когда тебя хочет любовник или два, это здорово. А я… каждый раз, когда до меня докатываются волны массовой похоти, чувствую себя изнасилованной. И не так, знаете ли, сладко, как в садомазофантазиях. Как по горло в дерьме стоять.

— Ох, Марджори… Если понадобится, я найду евнухов, только бы вам стало чуточку легче.

«После того эфира, — злобно думала Мардж, — у меня есть парочка кандидатов на кастрацию. Вот только видеть их не желаю». Во время беседы её неприятно поразила мысль, к делу не относящаяся. Когда обмолвилась о новом номере и адресе, вдруг поняла, что человека, с которым сейчас могла и хотела бы общаться, не существует.

Бродила по дому, прикидывая, что стоит взять с собой на гастроли в столицу. Маленький ноутбук, вот что. Поработать там не дадут, понятное дело, но ей будет спокойнее. Ещё нашла тонкий шнурок, прицепила к нему флэшку и повесила на шею — для сохранности. Ну вот, можно ехать.

В белой-белой комнате на белом-белом диване в белом-белом платье сидела Мардж — мрачнее тучи. Гостиничный номер нельзя было назвать роскошным — его создавали где-то за пределами денег и далеко за пределами здравого смысла. Невозможно понять природу окружающих шелковистости и мягкости, блеска и света — то ли кожа, то ли бархат; то ли мех, то ли пух; то ли тончайшая паутинка, то ли вовсе световая проекция. И всё белое. Проведя почти четыре месяца на свежем воздухе, вдали от косметолога и парикмахера, Мардж чувствовала себя заскорузлой крестьянкой — даже сейчас, после того, как её отдали во власть блондинистых ангелов, которые захлопотали над её лицом, волосами и руками.