Бремя секретов - Аки Шимазаки

Вышли мама и Шинпу-сама. Мама несет под мышкой сумку. Опустив голову, она благодарит Шинпу-саму и эту женщину:

— Спасибо большое. Никогда не забуду вашу помощь и вашу доброту.

У женщины на глазах слезы:

— Счастья вам.

— Не забывайте, что вы можете вернуться сюда когда угодно, — говорит Шинпу-сама.

Мы выходим из церкви. Они провожают нас до калитки. Потом я много раз оборачиваюсь, чтобы помахать им на прощанье. Они все дальше и дальше.

На следующее утро за нами заходит господин Такагаши. Небо ясное. Светит солнце. Начинается лето. На вокзале в Токио мы садимся в поезд со всеми нашими чемоданами. Из знакомых на вокзале никого. Нет ни ее, ни Одзисана, ни родителей господина Такагаши. Раздается свисток паровоза, поезд трогается. Я сижу у окна. Постепенно вокзал исчезает из виду.

Снова думаю о ней. Достав из сумки ракушку, долго трясу ее, прислушиваясь к стуку камешка.

В поезде мама говорит:

— Юкио, теперь господин Такагаши — твой папа. Называй его папой, хорошо?

— Юкио, — говорит господин Такагаши, гладя меня по голове. — Я давно хотел сына, похожего на тебя. И я счастлив. До Нагасаки ехать больше недели. По пути мы будем останавливаться в больших городах и ночевать там. Ты привыкнешь называть меня папой еще до того, как мы окажемся в Нагасаки, я уверен.

— Теперь твое имя — Юкио Такагаши, — говорит мама. — Так тебя будут звать всегда.

— А как твое, мама? — спрашиваю я.

— Марико Такагаши.

Папа начал работать сразу по приезде в Нагасаки. Каждый день он занят в лаборатории. На выходных мы ездим за город, на речку или на море и берем с собой обэнто, приготовленное мамой. Мы ловим рыбу, плаваем, гуляем вместе, поднимаемся на гору, которая неподалеку от нашего дома. С вершины видны дома, храмы, школы, река… Папа говорит: «Место, где мы живем, называется долиной Урагами. Здесь красиво, правда?»

В Нагасаки многие здания называются церквями. Толпы людей входят туда и выходят. Женщины покрывают головы белыми платками. Как-то раз я спросил маму: «Кто эти люди?» И она ответила: «Католики, как Шинпу-сама в Токио».

Я не играю с соседскими детьми и не понимаю языка, на котором они разговаривают. Папа объяснил, что они используют слова местного диалекта, и сказал, что со временем мы тоже научимся на нем говорить. Поэтому я один. Но мне не скучно. Совсем наоборот, здесь все гораздо лучше, чем в Токио. Никто не кидает в меня камнями, не плюется и не кричит: «Тетенашиго!» или «Сын байшунфу!» Папа пытался познакомить меня с детьми своих коллег по работе, но мне больше не хочется с ними встречаться. Папа не настаивает. Почти все время я провожу дома с мамой. Мне не хватает только ее.

Дома мне не нравится только то, что папа теперь спит с нами — со мной и с мамой. Не понимаю, почему он ложится к нам в кровать. Засыпая, он кладет руку маме на живот. И каждый раз я убираю его руку и говорю:

— Это моя мама. Не трогай ее!

Но он по-прежнему спит с нами.

— Ты хочешь украсть у меня маму! — кричу я. — Ненавижу тебя! Уходи!

И колочу его в грудь. Так каждую ночь. И каждую ночь он обнимает меня и крепко прижимает к себе — пока я, наконец, не успокаиваюсь. Мне так страшно, что мама меня больше не любит, хотя она не перестала мыться вместе со мной и говорить: «Сынок, ты — самое дорогое, что есть у меня в целом мире».

Мне исполнилось шесть. Я больше не бью папу. Я привык, что он спит с нами. К моему дню рождения папа освободил комнату, соседнюю с нашей спальней. Он вынес оттуда все: одежду, книги, мебель. И поставил вместо этого письменный стол, этажерку и деревянную коробку для игрушек.

— Это правда моя комната? — спрашиваю я.

Он улыбается:

— Да. Твоя и ничья больше.

Он толкнул раздвижную дверцу ошира и сказал:

— Можешь класть сюда свой футон, когда решишь спать ночью один.

— Да! Я хочу оставаться один в своей комнате даже ночью.

В апреле я пошел в начальную школу. Утром мы выходим из дома вместе с папой. До школы пятнадцать минут пешком. Папа провожает меня, а потом садится в автобус и едет в лабораторию. В мой первый день в школе папа идет со мной, чтобы познакомиться с директором и с учителем. Домой я возвращаюсь один. Меня ждет мама, а на столе — полдник, который она мне приготовила.

По дороге в школу я прохожу мимо церкви под названием «Урагами — Тэншудо». Это огромное здание. Мне любопытно зайти внутрь, но я не решаюсь.

В школе у меня тоже нет друзей. В свободное от уроков время я сижу у себя в комнате: рисую, читаю, мастерю что-нибудь. Иногда хожу к ручью, который протекает мимо нашего дома. В ручье плавают мелкие рыбки. Я ловлю их руками, а когда собираюсь возвращаться домой, выпускаю обратно в воду.

Кто-то из папиных коллег сказал:

— Бедный Юкио. У него до сих пор нет друзей.

— Наоборот, ему повезло, — ответил папа. — Он интересуется многими вещами. Его преподаватель говорит, что Юкио внимателен к другим ученикам. У него хорошие отметки. Он даже помогает товарищам, когда они не могут справиться с заданием. Я горжусь своим сыном.

В день рождения, когда мне исполнилось семь лет, я гулял в парке. И увидел девочку, игравшую в песочнице, а рядом на скамейке сидел ее отец с книгой в руках. Это напомнило мне Токио: совсем как она с отцом.

Где они теперь? Думаю об этом постоянно. Через несколько дней говорю маме:

— Я часто вспоминаю ту девочку и ее папу в Токио. Ведь Одзисан — мой настоящий папа, правда?

Мама поражена. Лицо ее побледнело. Она молчит. А я все жду, что она ответит. Наконец она говорит, опустив глаза:

— Да, он твой настоящий папа.

Голос ее дрожит. Я спрашиваю:

— А та девочка, кто она такая?

— Твоя сводная сестра, — отвечает мама.

— Сводная сестра? Как это?

— У вас один папа, но ее мама — не я.

Я запутался.

— Значит, мой настоящий папа развелся с тобой и женился на маме той девочки?

Мама качает головой:

— Нет, мы с твоим папой никогда не были женаты.

— Не понимаю. Как же могут родиться дети без женитьбы?

Мама молчит.

— Почему же ты обманывала меня и говорила, что мой настоящий папа исчез еще до того, как я родился? Почему я должен был называть папу Одзисаном?

— Потому что он не хотел, чтобы другие люди знали, кто ты такой.

Долгое молчание. Потом я снова начинаю задавать вопросы:

— Моя сводная сестра младше меня?

— Да, — отвечает мама. — Младше на три месяца.

— Я решил жениться на ней.

— Что? Что ты сказал?

— Мы поклялись пожениться.

— Нет-нет, это невозможно!

— Почему, мама?

— Потому что вы кровные родственники, у вас общий папа.

— Из-за этого нельзя жениться?

— Ты все поймешь, когда вырастешь. Хватит расспрашивать про них. Мне хочется забыть обо всем, что было в Токио. Кроме нас с тобой, об этом никто не должен знать, прошу тебя.

Мама вот-вот заплачет. Я больше не задаю вопросов. Не хочу, чтобы она снова грустила. Она ни разу не плакала с тех пор, как мы приехали в Нагасаки.

Я молчу. Но не перестаю думать о своем настоящем папе и о сводной сестре. Когда-нибудь я должен их увидеть, по крайней мере ее.

Скоро мне исполнится десять. Теперь я могу уходить один гораздо дальше, чем прежде. Начало весны. Я поднимаюсь на гору, с вершины которой открывается вся долина. Ветер мягко щекочет лицо. Люблю запах диких растений. Растянувшись на траве, смотрю в голубое небо. Воздух чистый и прозрачный. Бабочки перелетают с цветка на цветок. Поют птицы, они летят стаями. Я закрываю глаза. Приятное тепло проникает в тело. Пусть этот миг длится всегда.

Думаю о ней, моей сводной сестре и единственной подруге детства. Я счастлив, что у меня есть такая сестра. И я даже не знаю, как ее зовут. Повсюду я искал подаренную ею ракушку, но нигде не нашел. Но мне все равно кажется, что однажды мы непременно встретимся.

Когда японские войска напали на Перл-Харбор, мне было двенадцать лет. С тех пор японцы захватили многие острова Тихого океана. Весть о том, что Манила, Сингапур и Ява принадлежат Японии, вселила в людей надежду. Командование армии пытается убедить нас, что в военном отношении Америка всегда уступала Японии. Но с недавнего времени дела изменились в худшую сторону. В стране начался голод.

Через полтора года после нападения на Перл-Харбор стало известно о поражении японцев на острове Атту: погибло полторы тысячи солдат. Это было первое поражение, о котором объявили по радио. Папа сказал, что руководство армии тщательно контролирует передаваемые населению сведения и редко сообщает правду.

— Американцы убили всех наших солдат? Всех до единого? — спрашиваю я папу. — Разве такое возможно?