Флибустьер - Михаил Ахманов

– Так точно, сэр! – Памятуя годы службы, Серов вытянулся по фрунт и ел глазами начальство. А в том, что перед ним большой начальник, сам капитан Джозеф Брукс, не приходилось сомневаться.

– Правило второе и последнее: в море никаких свар и драк. Все трудятся, почитают Господа, жрут что дают и выполняют приказы. Кто не согласен, отправится кормить акул. Это тоже ясно?

– Да, сэр.

– Хочешь присоединиться к моей команде?

– Сочту за честь, сэр!

А куда еще деваться? – добавил Серов про себя. Кормить акул ему не хотелось. Не больше, чем динозавров или каннибалов.

Капитан пожевал губами, прищурил серые водянистые глаза. Казалось, готовность нового волонтера внушает ему подозрения. Наконец, сунув руку за отворот камзола, он почесал под мышкой и осведомился:

– Кем был на «Викторьезе»?

– Помощник квартирмейстера[8], сэр.

Из всех возможных чинов и званий Серов выбрал самую, как ему казалось, тихую и невоинственную должность. Что поделаешь! Он не умел управляться с парусами, стоять у руля, грести и целиться из медных пушек; наверное, он смог бы выстрелить из пистолета, но только не зарядить его вновь. В реальной жизни он никогда не видел кремневых пистолетов, даже в музее. Разве только по телевизору? Но в исторических боевиках не было инструкций, как обращаться с таким оружием; в них бравые корсары палили по тридцать раз, будто у них не древний ствол, а автомат Калашникова.

– Как тебя? Эндрю? Ну-ка, рубаху долой! – вдруг распорядился капитан.

Серов стащил рубашку, затем, под удивленным взором Брукса, майку. Рулевые, моряк с могучими руками и юноша, глядели на него во все глаза.

– Повернись, мошенник!

Ать, два! Серов сделал четкий поворот, как на плацу перед генеральским смотром.

Капитан оглядел его мускулистую спину и плечи с зажившими ожогами, заставил повернуться еще раз, ткнул толстым пальцем в шрам на левом боку и вдруг расхохотался:

– Помощник квартирмейстера, говоришь? Ну и паршивец, клянусь Христом Спасителем! След от пули и след от пытки огнем! Ты кто такой, негодяй? Разбойник, убийца, каторжник? Или вор? Но уши и ноздри вроде бы целы…[9]

– Вообще-то я внебрачный сын маркиза, – с достоинством произнес Серов, завязывая рубашку вокруг пояса. – Вырос в фамильном замке маркизов де Серра в Нормандии, но так уж вышло, что пошел по плохой дорожке.

– Вот и пойдешь по ней дальше, прямо к Чарли Галлахеру, – сообщил капитан. – К Чарли, раз тебя притащили эти два болвана, Хенк и Мортимер. Отправляйся на шкафут и получи оружие. Пил! – Капитан повысил голос.

– Да, сэр?

– Ты, Пил, приглядишь за этим мошенником с «Викторьеза» и доложишь мне. Если он покинет борт последним, вздернуть на нок-рее. А если будет драться, я… гм… я, так и быть, назначу ему половинную долю. А там посмотрим. Иди!

Серов повернулся, шагнул к трапу, но за спиной взревели:

– Стоять!

Он снова сделал четкий поворот и уставился в глаза Джозефу Бруксу.

– Ты, я вижу, отменный враль, – произнес капитан. – А что еще умеешь? Чему ты обучился в замке своего папаши?

– Плясать на канате и ножики метать, – сказал Серов. Подумал и добавил: – Сэр.

Уже спускаясь по трапу он обернулся еще раз и – глаза в глаза – встретил взгляд юноши-рулевого. Какие длинные ресницы, подумал Серов. Прямо как у барышни.

Чарли Галлахер оказался невысоким крепышом-ирландцем с огненно-рыжей бородой и космами таких же рыжих нечесаных волос. Без церемоний ощупав мускулы Серова, он с одобрением кивнул, неразборчиво рявкнул команду, и новобранцу вручили ружье и перевязь с устрашающего вида тесаком. К этому полагались еще мешочек с пулями, рожок с порохом и какие-то приспособы – для того, вероятно, чтобы заталкивать пулю в ствол. Серов глядел на них с недоумением, и, заметив это, его командир поинтересовался:

– Стрелять умеешь, деревенщина? Неопределенно пожав плечами, Серов отошел в сторонку. Ружье было тяжеленным, килограммов на семь или восемь, с коротким неудобным прикладом и длинным стволом. Он даже не знал, как называется эта штука – мушкет?.. аркебуза?.. фузея?..[10] В любом случае, музейная древность, палить из которой опаснее для стрелка, чем для его противника. Его хлопнули по спине, дернули за руку, и он внезапно очутился у фальшборта[11], зажатый между Мортимером и Хенком с одной стороны и рослым одноглазым детиной без левого уха с другой. Одноглазый раскрыл пасть и оскалил зубы – должно быть, это означало приветливую улыбку.

– Кола Тернан, – представил одноглазого Мортимер. – Тоже француз. Из этого… из вашего Парижу.

– В Париже не бывал, – Серов перешел на французский. – Я-то сам из Нормандии. Внебрачный сын маркиза де Серра.

Тернан осклабился еще шире и загоготал.

– Ну, я такой же ублюдок, как ты! Только мой папаша – принц Анжуйский, чтоб ему гореть в аду! Обрюхатил мою бедную матушку, разбил ей сердце и медной монетки не бросил! Теперь, надеюсь, лижет в преисподней сковородку. А твой поганец? Жив еще?

– Помер, – со скорбной гримасой сказал Серов. – Объелся трюфелей, помер и похоронен в родовой усыпальнице.

Тернан, склонив голову к плечу, покосился на него.

– Как-то ты странно говоришь, приятель… Не хочу обидеть твою мамашу, но, может, она была из Фландрии?

Проблема! – подумал Серов. Английским, французским и немецким он владел вполне прилично, но языки эти были современными, да и акцент, конечно, у него имелся. Странный английский можно было списать на его французское происхождение, но с языком, который, по его легенде, был родным, так не получалось. Над этим вопросом он размышлял вчера, сидя в кутузке, и кое-что придумал.

– В Нормандии все так говорят, – заметил Серов, прислонившись к планширу. – На французском плохо и на английском плохо… Мы как-никак от норманнов произошли, от самого Вильгельма Завоевателя. У нас особый говор.

Одноглазый кивнул, удовлетворившись этим объяснением. Серову оставалось лишь надеяться, что настоящий нормандец в этих краях редкая птица и встречи с ним не предвидится. Стоя в толпе головорезов, вдыхая запахи дерева, кожи, пота и металла, он на мгновение будто выпал из этой чужой и враждебной реальности; казалось, если закрыть глаза и сделать мысленное усилие, он тотчас очнется в самолетном кресле, как раз к обеду, который разносят длинноногие стюардессы. И все исчезнет, как кошмарный сон, – и море, и этот корабль, и мерзкие хари, что окружали его. Он опустил веки, напрягся, снова открыл глаза и с тоской убедился, что ничего не изменилось, не исчезло: море, хари и корабль, все на месте.

Яростное солнце палило голую спину и плечи, ветерок был слабый и неустойчивый, то дул в корму, то вдруг менял направление, и тогда паруса громко хлопали и раздавался холодный голос Пила, что-то командовавшего рулевым. Смысл этих маневров был Серову непонятен; он не мог сообразить, куда они движутся и зачем, и только глядел бездумно на сине-зеленые морские волны, сливавшиеся вдали с безоблачным бирюзовым небом. Наконец «Ворон» слегка повернулся, и он увидел корабль, заслоненный прежде громадой парусов. До него оставалось километра два или три, и с этого расстояния можно было различить лишь высокую корму с резными украшениями да мачты, одетые белыми парусами. Корабль постепенно приближался – фрегат, более легкий, чем это тяжелое крупное судно, имел при слабом ветре преимущество в скорости.

– Догоняем черножопых, – послышалось за спиной Серова.

– Здоровое корыто, парусов побольше нашего… галеон… Не ушли бы!

– Ветер слабый. При таком ветре от «Ворона» не уйдут!

– Твои слова, Люк, да Богу в уши… Помоги нам Христос и все святые!

– Помогут! Господь, братья, знает, у кого брать и кому давать!

– Прах и пепел! Дал бы всем поболе, а мне еще и сапоги!

Кажется, это был Мортимер. Серов поглядел налево, поглядел направо, увидел торчавшие над планширом лица и поразился, как они схожи. Имелись тут всякие, блондины, брюнеты и рыжие, простоволосые, в шляпах или в платках, закрученных на голове, бритые и бородатые, смуглые и не очень, но на каждой физиономии была печать жадного нетерпения, роднившая их всех, будто они и в самом деле являлись братьями. Кой у кого в глазах сверкала ненависть, и этого Серов уже не понимал. С чего бы разбойникам так ненавидеть свою жертву? Корабль, который они догоняли, был, несомненно, испанским, а об испанцах у Серова сложилось самое лучшее мнение. Случалось ему отдыхать под Малагой и в Барселоне, и знал он не понаслышке, что Испания – прекрасная страна. Особенно для российских туристов: теплое море, отели, аттракционы, гостеприимный народ, и все не в пример дешевле, чем в Англии и Франции. Опять же пальмы, персики, красное вино и стройные смуглые девушки… Где ты, где, чудесная Испания?..

Оказалось, что совсем близко, и даже посылает ему привет. Пара алых пламенных цветков, обрамленных черным дымом, распустилась на корме галеона, над волнами грохнуло, что-то засвистело, загудело и плюхнулось в воду в полусотне метров от «Ворона». Пираты заорали, заулюлюкали, но этот шум и гул перекрыл грохот новых выстрелов. С каждой секундой сокращая расстояние, фрегат приближался к большому кораблю, и перед Серовым уже маячили красно-золотые флаги, резные украшения высокой кормы и два орудийных порта между ними.