Держи меч крепче, Каллахан - Дилара Маратовна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проявитель мог бы приоткрыть завесу будущего и взглянуть на калейдоскоп миллионов и миллионов вероятностей — больше, чем звезд сверкает на небе. И Пламя бы показало ему единственно верную звезду, что зажжется в их будущем. Тогда Каллахан смог бы узнать и о подарке, и о судьбе своих спутников — Асгреда и Павла, еще слишком молодых, чтобы умирать. Однако… взгляд в будущее отнимет больше сил, чем если бы он исполосовал Крайнона на куски, а будущего все равно не миновать. Желание узнать грядущее — плод страха и гордости, и посему будущее неизменно. Страх и гордость всегда получают причитающиеся им уроки, как бы зорко ты не вглядывался в свою судьбу. Дурная идея. «Мы не проживем дольше, чем нам отведено».
— Ходят слухи, что храмовники рождаются, когда смерть трахает сталь, — нарушил тяжелое молчание Павел. Он был мрачный всю дорогу, и чем больше костей падало с неба, тем больше серело его бледное лицо. До Лысой горы оставалось полдня пути и их преследовал костяной дождь. — Поэтому и ходит за ними костлявая по пятам. Посмотри, Асгред. Все тайное когда-нибудь становится явным. Вот так и выглядит наша сущность — за нашими спинами тянется дорога из костей. Следи, чтобы какая-нибудь не саданула тебе по башке, что свалишься с седла. Мамка дала жизнь, мамка и забрала.
— Какая мамка?
— Смерть. Я же только что сказал, что ходят слухи…
— Я не слышал никаких слухов, — поджал губы Асгред.
— Просто ты слишком молодой.
— Ты младше, — натянуто ответил Асгред, чувствовалось, что и он напряжен.
— Зато в этом мире живу гораздо дольше. С самого рождения.
— Чтобы вернуться домой, нужно иметь другие заслуги, — огрызнулся Асгред. — Получше и покрепче. Уж точно не долгую жизнь в этом мире.
— Это какие? Умение махать мечом или молиться быстрее всех?
— Удача. Самый полезный навык в этом мире.
Не обратив внимание на явный выпад, Павел посмотрел на землю — туда, где сухие ветки кизильника украсили белые кости очередной жертвы.
— И откуда в нем столько? — нахмурился он. — Эта тварь так нажралась, что не пропускает сигналы штаба.
— Крайнон перехватывает вести не поэтому, — возразил Каллахан. — Тело гиганта само по себе препятствует малой и большой почте. Но ты верно подметил, он много поглотил — вероятней всего, всю птицу, что повстречалась по пути, и весь скот, а также воду.
— Получается, внутри него суп, — усмехнулся Павел, — а воняет как выгребная яма. Посмотрите на эти кости, какие они гладкие. Ни единого кусочка на ребрах — все вылизал. Эти человеческие. Не трактирщика ли?
— Почему ты улыбаешься? — нахмурившись, спросил Асгред.
— Могу и поныть — это я тоже умею. Но тебе это понравится не больше. А тебе разве не смешно?
— Если смеяться над смертью, она обязательно за тобой придет.
— А если плакаться, подождет пару минут, пока ты утрешь нос и потом все равно тебя заберет. В суеверия я верил, когда только-только взял в руки меч. А когда начал молиться понял, что ни хрена оно ничего не предсказывается. Как сделаешь — так и будет. Все от тебя зависит. И пускать сопли не имеет смысла.
— Поэтому ты держишь рукоять во время калибровки до последнего, потому что не веришь в суеверия? — съязвил Асгред.
Павел отвернулся, дав понять, что отвечать на вопрос не намерен.
— Она пришла к ним не потому, что они были серьезными. Они пришла, потому что они медленно бегали, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Вон все твои суеверия, запутались в обглоданных костях. Посмотри — этот скелет мертв. Или ты хочешь поспорить?
— Это не суеверие, а уважение, — голос Асгреда натянулся. — Уважаешь смерть — она уважит тебя.
— Угу, и ты помрешь не со спущенными штанами с щупальцем в заднице, а распятым где-нибудь на сухом дереве. Красивее, не спорю, но один хрен результат одинаковый.
— Если Крайнон захочет… если его ненависть перевесит страх боли перед Пламенем, он может протянуть свои щупальца и сожрать нас. Ты так резво дразнишь смерть… неужто тебе совсем не страшно?
— Знаешь, не очень, — поджав уголки бледных губ, покачал головой Павел.
— Надеюсь, тебя просто лихорадит.
— Да что ты, нет же. Я просто выпил пару глотков твоей огненной воды. Она сильно ударила мне в голову, впечатленная твоей щедростью.
— Я не жадный. Водка нужна, чтобы проснуться или согреть кости, а не для развлечения.
— Кости, — рассмеялся Павел. — Вокруг нас полно костей. Разных, я вижу даже детские. Вот им водка уж точно не поможет, сколько не смачивай.
— Да что с тобой не так? — крикнув, не выдержал всегда спокойный и сдержанный Асгред. — Скоро у тебя изо рта яд польется. Мы все тут в одинаковых условиях. И мне, в отличие от тебя, страшно. — Асгреду не стыдно было признаться. А еще он боялся, что Павел потерял всякую осторожность и обрел болезненную храбрость — очень опасную храбрость, от такой появляются сквозные раны на теле. — Это чего нужно лишиться, чтобы совсем перестать бояться и шутить так жестоко? Своих глаз, или, может быть, чувства сострадания?
— Надежды.
На это Асгреду нечего было ответить, и он поджал губы, пришпорив коня. Берта поспешила за ним, боясь отстать.
— Надо было посадить вас обоих за утреннюю молитву, — досадливо сказал Каллахан. — Ссора между братьями перед важным делом — к неудаче. Лучше вам ехать в полном молчании, ежели не можете сказать ничего дельного.
И они молчали до самой Лысой горы. Павел, правда, изредка бормотал что-то под нос, чтобы привести нервы в порядок. Наверное, молитвы, он часто делал так, когда беспокоился. Асгред ехал рядом, но за ним не повторял. Когда показалась гладкая макушка Лысой горы, сверху немного посветлело. Видимо, Крайнон слегка опорожнил нутро и стал более прозрачным. Последнюю кость он сбросил еще пару километров назад.
Чтобы подойти вплотную к горе, предстояло продраться сквозь плотное кольцо сухих кустарников,
