Миллион оттенков желтого - Елена Ивановна Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий дожидался прибытия нашей «Скорой помощи» у себя в квартирке на четвертом этаже. Обычно она поразительно похожа на плохо организованный склад старьевщика-барахольщика, но в честь нашей встречи хозяин растолкал невнятный хлам по углам и расчистил путь к широкому длинному подоконнику, способному служить и столом, и лавкой. Сегодня под ним в рядок стояли табуретки, а на нем — керамическая бутыль и такие же стопки.
Василий не только картины рисует, он еще дивные коктейли и настойки сочиняет. Правду говорят: талантливые люди талантливы во всем.
— Прошу, прошу! — Художник усадил нас за подоконный стол и набулькал в рюмки густой жидкости янтарного цвета. — Медовуха по-кружкински, называется «Солнце полудня», приглашаю продегустировать!
Мы продегустировали и одобрили. Потом я посмотрела на часы на стене — они у Кружкина оригинальные: стрелки приделаны к портрету Сальвадора Дали вместо усов, — не без труда определила время и предложила:
— К делу. Что ты узнал вчера, Василий?
— Я попытал Песоцкого…
— Это чудик в смокинге, — вставила Ирка.
— …и он мне все рассказал. Действительно, моей работой заинтересовался известный коллекционер!
Кружкин горделиво приосанился и опрометчиво сделал мхатовскую паузу, в которую снова влезла наша подруга:
— Он не Печенкин, а Пичугин, но при этом и впрямь Бенуа.
— Серьезный бизнесмен, а между делом — коллекционер и меценат, — продолжил Василий. — Обычно покупает солидные работы известных мастеров, классическую такую живопись, а тут вдруг заинтересовался моим портретом.
— Моим, — ревниво поправила Ирка. — Вернее, нашим с котом. И, я считаю, это тоже солидная классическая живопись!
— Не будем спорить, — осадила ее я. — Василий, что значит «он заинтересовался портретом»? Выразил желание его купить? Кстати, а как он его увидел, выставка же еще не открыта?
— А, это обычная практика Худмузы. Они еще до официального открытия для публики приглашают богатых любителей искусства, потенциальных покупателей, присмотреться к полотнам. Пичугин-Бенуа пришел взглянуть на нового Романюка, это наш распиаренный питерский живописец, я бы сказал, неоправданно дорогой, на самом деле конъюнктурщик и подражатель, и у него…
— Потом расскажешь нам, какой плохой Романюк, не отклоняйся от темы. — Ирка постучала стопкой.
— Пардон. — Кружкин покаянно мотнул чубом. — По теме: Пичугин-Бенуа шел посмотреть Романюка, но увидел мою «Даму с котом и игрушками», затормозил, вернулся и чуть ли не влип лицом в холст, так внимательно его разглядывал.
— Откуда знаешь? Кто сказал? — вмешалась я.
— Да Песоцкий же. Он только называется художником, на самом деле кое-как малякает иногда, а вообще-то по специальности театральный оформитель и еще в Худмузе подрабатывает: свет там выставляет. Вот он как раз и возился с софитами, направляя их на картины, когда явился Пичугин, который Бенуа, со своими охранниками.
— У него и охранники есть? — Ирка понимающе усмехнулась. — Небось, такие здоровые лоси с каменными мордами, которым хоть убить, хоть украсть — раз плюнуть?
— Намекаешь, что это люди Пичугина-Бенуа свистнули нашу даму с котом, когда их хозяину не продали приглянувшуюся картину? — прищурилась я. — Кстати, а почему не продали-то? Она какому-то итальянцу обещана?
— Тс-с-с, про итальянского покупателя я только вам рассказал!
Кружкин оглянулся, будто боясь, не подслушивает ли нас кто. Сальвадор Дали на часах с легким щелчком вздыбил ус минутной стрелки, усугубляя подозрения.
— Дело в том, что Пичугин-Бенуа не хотел купить картину, — понизил голос Василий. — Во всяком случае, он ничего такого не сказал галерейщикам. Песоцкий клянется: Пичугин-Бенуа внимательно рассматривал портрет, это да, расспрашивал, кто автор и что за натура.
— Ага! — Натура важно напыжилась. — И что ему ответили?
— Назвали мое имя, твое-то они не знают.
Натура сдулась.
— И это все? — нетерпеливо уточнила я, демонстративно игнорируя неуместную ярмарку тщеславия. — Что еще сказал Песоцкий?
— Да ничего. — Василий пожал плечами. — Пичугин потаращился на портрет, задал пару вопросов и пошел себе дальше. Купил-таки мазню Романюка за полмиллиона без малого. — Художник не удержался от завистливого вздоха.
— Тогда не факт, что это Пичугин виноват, — рассудила я. — Вполне возможно, картину украл кто-то другой. Или никто не крал, ее просто зачем-то сняли, сунули на время в какой-то угол, да так и забыли там. Предлагаю съездить в Худмузу и осмотреться на месте.
— Я — «за». — Ирка близоруко пригляделась к Дали с его встопорщенными усами и встала. — Но сейчас нам пора к генеральше. Вася, мы вернемся к тебе ближе к вечеру.
— Как раз продегустируете мое «Закатное солнце», это вариант медовухи с соком клюквы, — кивнул разнообразно талантливый Кружкин.
Грузинский ресторанчик оказался старомодным заведением в полуподвальном этаже. Низкие каменные своды, тяжелая мебель темного дерева, на стенах — тусклые чеканки и темные коврики, между столами — решетчатые деревянные перегородки, увитые искусственной зеленью.
Федоскина ждала меня в дальнем углу. Соседний стол оказался свободен, и я порадовалась, что тетушка с Иркой смогут незаметно присоседиться к нам и послушать разговор.
Я заняла место напротив Галины Андреевны, которая уже сделала заказ. Пока я устраивалась на твердой деревянной лавке, подсовывая под себя норовящие выпрыгнуть тугие подушки, официант поставил передо мной блюдо с хачапури по-аджарски — пышную румяную «лодочку» с блестящим круглым глазом желтка.
— Надо же, правильные хачапури! — удивленно воскликнула я, повысив голос, чтобы Ирка за перегородкой приняла подсказку и не ошиблась с выбором.
В Питере высокое звание хачапури присваивают чему попало. Чаще всего так называют квадратные конвертики из слоеного теста с начинкой из несладкого творога — позор, а не хачапури.
— Вы тоже разбираетесь? — Федоскина покивала. — Мы с Федором Наумовичем часто бывали в Грузии, особенно в советские времена. Ах, Батуми, Сухуми, Пицунда, Гагры… теперь-то все они уже не те.
Она всплеснула руками, и я обратила внимание, что они совсем без колец. Даже обручального нет.
— Приступим, пока не остыли. — Генеральская вдова привычно ловко отломила нос «лодочки» и погрузила его в желток.
Я с удовольствием отметила, что старушка не чинится, не пытается терзать хачапури ножом и вилкой, а ест руками, как положено, и последовала ее примеру.
Некоторое время мы молча наслаждались едой, обмениваясь только довольными взглядами, а зелень на перегородке все более активно тряслась, выдавая нетерпение прячущихся за ней скрытых наблюдателей. Наконец Федоскина отодвинула блюдо с подостывшим хачапури и глотнула из бокала сухого красного. Я поняла это как знак: переходим к делу.
— Вы, конечно, не понимаете, в чем цель нашей встречи, — заговорила Галина Андреевна в ответ на мой вопросительный взгляд. — Сейчас я сделаю то, чего не должна, и расскажу вам запретное.
Я удивленно подняла брови и локтем непринужденно закрыла дырочку в зелени, где
