Цеховик. Книга 1. Отрицание - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радж не выдерживает моего безразличия к своему аппетиту и коротко гавкает. Я отламываю ещё крошечный кусочек хлеба и, макнув в остатки подливки, бросаю ему. Хлопают челюсти и, пёс мгновенно глотает подачку. При этом он продолжает неотрывно смотреть на меня. Что же ты, Егор, как бы говорит он, у родной матери деньги украл? Вот же ты сволочь… я то есть…
– Мам, я помню, – спокойно говорю я, поднимая на неё глаза. – Я не хотел тебе говорить, думал, что успею всё сделать, до того, как ты заметишь.
– Что сделать? – тихо спрашивает она.
Ну зачем, эти огромные, полные слёз глаза! Ну не надо, не люблю я это, говорил же уже… Я встаю из-за стола и иду в прихожую, где во внутреннем кармане пальто лежит пятьдесят восемь с копейками рублей. Достаю десятку, возвращаюсь на кухню и кладу её перед матерью.
– Прости меня. Если бы не эти олухи, ну, если бы они не напали на меня, ты бы ничего и не узнала.
– Да почему?! – начинает кипятиться мама. – Что это значит? Если тебе нужны на что-то деньги ты должен в первую очередь сказать мне, а не таскать втихаря, чтобы я не узнала. Мы же семья, Егор!
– Эх, ну я хотел тебе сюрприз сделать, поэтому и тайна, как ты не понимаешь?
– Какой ещё сюрприз?! Ну?! Говори, всё равно уже сюрприз не удался. Давай, признавайся.
– Да блин…
– Что?! – глаза у мамы становятся огромными, как блюдца. – Что ты сказал?!
– Блин… – пожимаю я недоумённо плечами, мол что такого.
– Какой ещё блин?! Ты совсем уже, матери такое выдать?! Ты что, действительно с хулиганами связался?
– Мам, да это присказка такая, ничего ведь страшного, чего плохого в слове блин? А хулиганы не так говорят, ты уж мне поверь. Просто слово-паразит.
– Вот именно, что паразит! Это эвфемизм, замена бранного слова, несущая смысл того самого… матерка. Ты говоришь, «блин», а подразумеваешь… э-э-э…
– Оладью, – вывожу я её из ступора.
– Чего? – не понимает она.
– Ну, оладушку, чё?
– В общем, чтобы никакой выпечки в речи, понял? Давай, объясняй зачем деньги утащил.
– Да, б… ой, хотел духи тебе купить на день рождения. Французские.
– Какие ещё духи?!
– «Климá» – пожимаю я плечами.
– Зачем?! – изумляется она. – Они целое состояние стоят, гораздо больше, чем десять рублей!
– Сорок, – соглашаюсь я. – Я скопил почти всю сумму.
– То есть как это ты скопил?!
– Ну экономил на карманных, подрабатывал там.
– Где ты подрабатывал?
– Мам, ну, что за допрос. Не крал же я их, и у тебя только на день одолжил, но из-за этих… нехороших редисок… овощи можно употреблять в речи? В общем из-за них всё сорвалось.
Мама хмурится, просвечивая меня рентгеном прищуренных глаз:
– Во-первых, до дня рождения ещё почти месяц, а во-вторых, с чего это такая дикая идея?
– Мам, – вздыхаю я, – ну ты же молодая, красивая женщина. Тебе надо свою личную жизнь устраивать, а ты всю её на меня гробишь, лучшие годы, можно сказать.
У неё дар речи пропадает. Она долго смотрит на меня вновь повлажневшими глазами, а потом встаёт и прижимает мою голову к своей груди. Вернее к животу. Ох, не нужно этих нежностей, очень прошу, не нужно…
– Как ты быстро повзрослел, – шепчет она, – а я даже и не заметила…
– Ай, – вскрикиваю я, – Мам, у меня голова того… не кантовать, ладно? Не забыла?
– Да-да, прости, – разжимает она свои объятия. – Не убирай ничего, я сама потом помою.
Она выходит из кухни и идёт в спальню, а я плетусь за ней. Спальня мной ещё не исследована. Похоже, отец действительно уже давно не с нами и я попал в самую точку. В спальне стоит старинный полированный шифоньер, мамина кровать, а в углу за дверью мой письменный стол.
Всё, как в моём детстве, только жили мы в такой же хрущёвке втроём, так что здесь у меня явный апгрейд в сторону роскоши.
– Мам, я пойду с Раджем погуляю, – говорю я.
– С кем?
– Ну, с Раджой.
– Не ходи, тебе нужен покой, я попозже сама его выведу.
– Да я потихоньку, бегать не буду. Мне свежим воздухом врач велел дышать, а вдруг завтра мороз, так что я лучше сейчас.
Мама ничего не отвечает, переваривая услышанное от меня ранее. Она садится на кровать и, поставив локти на колени, обхватывает руками голову. Я иду на кухню и навожу порядок. Мою посуду, а заодно осваиваюсь, изучая, что тут у нас где. Почему-то мне кажется, что я здесь надолго. Предчувствие, однако.
Пёс ходит за мной и, кажется, его насторожённость постепенно отступает.
– Ну что, Радж Капур, – обращаюсь я к нему, уперев руки в бока, – пойдём гулять?
Услышав знакомое слово, он недоверчиво делает взмах хвостом. Он как бы говорит, до вечера же вроде ещё далеко, точно гулять? Точно-точно. Пойдём, поносишься, энергию выплеснешь.
Мы выходим на большое пространство между домами, так называемую «поляну» и я спускаю Раджа с поводка. Он смотрит на меня почти удивлённо. Ты что, друг, не знаешь вкуса свободы? Беги! Найди какую-нибудь симпатичную девчонку, собачью, разумеется.
– Эй, Бражкин, ты чё своё чудище с поводка спустил? – раздаётся дерзкий голос за спиной.
Я поворачиваюсь и вижу троих пацанов примерно моего возраста. Щёки красные, глаза задорные, пальтишки куцые. Ретро, ёлы-палы. Впрочем, пальтишки не у всех, тот, что стоит впереди прикинут недёшево. Курточка японская, шапочка спортивная, джинсари, и не «Монтана», наверное.
Но вот, что меня беспокоит, я действительно размещаюсь настолько низко на социальной лестнице, что любые придурки могут так со мной разговаривать?
– Чё, язык что ли проглотил? Давай закуй обратно свою смесь бульдога с носорогом. У меня тут сестрёнка малая бегает.
– Сестрёнка может не опасаться, тем более, её чёт не видать, а вот ты шарики свои побереги, чтоб не откусили.
– Чё ты сказал?! – зависает румяный задира, явно не ожидавший от меня такого
