Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино - Всеволод Коршунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, очень помогают пробы. Они же являются и репетицией, когда актер и режиссер вживаются друг в друга и в картину. Общение, пробы грима, пробы костюма – все это довольно специфическое актерское существование.
Первым человеком, кому я позвонил, когда решил делать «Орлеан», была Лена Лядова. После этого прошел еще год или полтора до момента, когда стало ясно, что вроде бы мы запустимся. Но тем не менее я пробовал еще актрис, и Лену тоже звали на пробы. Бывает такая проблема на пробах, что в итоге сцена несколько заштамповывается и перестаешь понимать, как ее сделать правильно, чтобы она была живой. В результате в фильме совершенно по-другому снята эта сцена, и Ленино существование в пробе и в картине – разные. Во время пробы мы все-таки что-то с Леной поймали, но притом еще очень много разговаривали. Когда мы вышли на площадку, туда вышел готовый персонаж, потому что Лядова так работает – она очень плотно работает со сценарием, слышит все разговоры, участвует в них. Мы оговариваем какие-то вещи, и потом на площадку она приносит что-то свое. Дальше я говорю: давай попробуем здесь чуть меньше, здесь чуть больше. Роль была вылеплена Леной еще до площадки. По большому счету, так работают серьезные артисты.
Абсолютным наслаждением было работать с Розой Хайруллиной. Очень интересный и непростой человек. Она придумывала какие-то удивительные вещи. Для нее важен вкус и запах. В «Орде» замечательную штуку придумала. Когда ханша приходит и видит задушенного сына, она пробует кровь на палец и слизывает ее. Это придумала Роза. Она очень чувствовала тактильные моменты, и с ней было совершенно замечательно работать. Это одно из лучших моих воспоминаний.
Единственный вариант справиться с катастрофой – продолжать работать
Съемка – это фантастический драйв, всегда дикий риск, нехватка времени, возможности, денег, того-сего, постоянный дедлайн, и то, что ты делаешь, – это навсегда. Нервы, драйв, тяжело, но дико интересно.
Съемки фильма «Миннесота» по сценарию Миндадзе были очень трудными. Там изначально так придуман и написан сценарий, так ведут себя и разговаривают персонажи, что понятно: кино немножко на котурнах. Оно не существует в такой нормальной, бытовой, чуть засурдиненной, достоверной игре, которую я всегда любил и старался, чтобы мои персонажи выглядели и вели себя более или менее естественно. В этом фильме самое сложное было придумать то расстояние, на которое мы их поднимаем от земли, тот не совсем реалистичный энергетический заряд, который в них должен быть. На съемках было очень тяжело, особенно первые пару недель. Мне казалось, что это запредельный какой-то кошмар: люди так не ходят, не разговаривают, не существуют. Поскольку такая была задумка, концепция картины, я все-таки смог себя заставить продолжать снимать именно в этом направлении. Не знаю, насколько мы добились успеха, но там есть как минимум сцены, которые, мне кажется, сыграны очень хорошо. Я понимал, что по-другому, привычным для меня способом, это снять невозможно. Но это было очень тяжело.
Фильм «Орда» был достаточно мучительный – мы неоднократно вставали в абсолютный тупик. В остальных картинах были какие-то моменты тупика, когда мы не знали, что делать. Казалось, что все идеи исчерпаны. Бывали моменты, когда делаешь не хороший вариант, а некий лучший из плохо работающих.
Может быть только один вариант справиться с катастрофой – продолжать работать. В такие моменты как раз неплохо, что кино – это производство. В нем так или иначе есть сроки, ты должен доделать кино, его нельзя бросить, как недописанный роман, недописанную картину. В этом смысле то, что должен продолжать работать, очень помогает. Потому что потом всегда случается или озарение, или просто постепенно приходишь к какому-то варианту. Какие-то ужасы оказываются преувеличенными, или может найтись иной ход, даже движение истории. Ведь существует масса вариантов. Я знаю людей, которые в момент этого отчаяния уходили с площадки, с картины. После этого очень тяжело заниматься профессией, потому что закрепляется этот опыт. Нужно идти вперед, как бы ни было муторно. Это очень спасает, помогает.
Монтаж – не тихий кабинетный процесс, а бурное нездоровое предприятие
Я женат на монтажере. Не в переносном смысле. Моя жена Наталья Кучеренко – монтажер, поэтому здесь нет особого выбора, монтирует она. Бывает так, что монтируешь-монтируешь и возникает ощущение: мы все сделали, у нас получилось. В этот момент важно позвать человека, которому доверяешь, чтобы он посмотрел и сказал: «Ребята, по-моему, это никуда не годится». В этот момент и начинается настоящий монтаж, когда избавился от иллюзий, что сборка и есть финальный монтаж. В «Миннесоте» Борис Хлебников подсказал пару вещей, которые очень помогли. И на просмотре «Орды», когда мы ему с гордостью показали, как мы считали, законченный фильм, он сказал: «Очень интересная картина, ребята, смотреть невозможно от скуки и тоски, счастливой вам работы». Хотя, конечно, это очень вольный пересказ его слов. Борис всегда все говорит крайне тактично, но смысл понятен. Спасибо ему.
Действительно, чтобы начать нормальный монтаж, нужно избавиться от иллюзий. Моя жена очень любит ездить на съемки, тем более как-то так случилось, что я по большей части снимал за пределами Москвы в экспедициях, и ей нравится туда приезжать. Но старается не бывать на съемочной площадке, потому что это ей мешает воспринимать материал. Если видит, как все делалось, сколько ушло труда, какие забавные случаи произошли вокруг, она начинает любить процесс съемок этого кадра, а не оценивать сам кадр. Это все точно есть у режиссера, плюс много придумано в голове, мысленно он уже смонтировал картину. Нужно на монтаже отрешиться от всего и более или менее трезвыми глазами посмотреть на материал. Не на то, что снимал, а на то, что получилось. Постараться к этому отнестись, как к чужому материалу, как к чужому фильму. Это невероятно сложно и на сто процентов не получается. Но нужно перевалить через эту катастрофу, когда то, что казалось законченной вещью, абсолютно никуда не годится. Надо признать, что на самом деле получилась дурная сборка, и идти дальше.
Самое мучительное – это финал, когда приходится для того, чтобы вырезать три секунды материала, пересматривать весь фильм, ведь меняются какие-то соотношения элементов. В самом финале, когда вещь ощущается как достаточно крепкая (идеальной она никогда не становится) и кажется, что еще чуть-чуть и
