Жестокое милосердие - Богдан Сушинский

— Просто этот русский офицер запомнился мне еще с июля сорок первого. Лейтенант Громов. Андрей Громов, из рода, если не ошибаюсь, потомственных русских офицеров.

— Вы запоминаете имена всех русских, которых удалось пристрелить? С чего вдруг? Разве что мерещатся их лица?

— Этот каким-то странным образом выжил, — спокойно заметил Штубер, не реагируя на едкое замечание обер-лейтенанта. — Отчаянный был парень, войну встретил комендантом дота «Беркут» Могилевско-Ямпольского укрепрайона. Затем партизанил под кличкой «Беркут», которую взял по наименованию дота.

— И это все воспоминания, с которыми вы отбываете из России в Германию? — насмешливо поинтересовался Беркут. — Многие другие увозят оттуда рассказы о подвигах и фотографии славянских красавиц.

— Каждый увозит то, что способен увезти. Со мной же остается то, что станет страницами «Психологии Второй мировой войны».

Хвост предыдущего эшелона уже скрылся за поворотом. Вновь раздался гудок паровоза того эшелона, в котором ехал барон фон Штубер.

Понимая, что у него остаются секунды для того, чтобы завершить эту странную, самим богом войны ниспосланную встречу, барон, уже сливаясь с группой толпящихся в подножки офицеров, крикнул:

— Садитесь в эшелон, обер-лейтенант! Садитесь-садитесь! Пользуйтесь судьбой дарованным случаем!

— Это невозможно, гауптштурмфюрер, — рассмеялся Беркут. — Служба в рядах вермахта, знаете ли!

— Все, что может сдерживать вас, я улажу! Уже завтра вы окажетесь в Берлине под моей протекцией и протекцией Скорцени, как и полковник Курбатов!

— Счастливого пути, барон фон Штубер! — произнес Беркут, хотя прекрасно помнил, что гауптштурмфюрер так и не представился.

— Запомнили все-таки!

— До следующей случайной встречи!

— Вам не будет возврата туда, куда вы так стремитесь, обер-лейтенант! — произнес Штубер, последним запрыгивая на подножку уходящего вагона. — Они вас погубят, как погубили многих других. Поэтому плюньте на все и прыгайте в любой вагон. Прыгайте, Беркут, прыгайте, черт бы вас побрал! Все будет улажено, и вас ждет лучшая разведшкола Европы!

Штубер прокричал еще что-то, однако голос его потонул в пронзительности паровозного гудка.

— Кто это был, лейтенант? — спросил Арзамасцев, как только последний вагон исчез за кронами перелеска. — Никак старого дружка встретили?!

— Здесь невозможно что-либо объяснить, — все еще смотрел Беркут в ту сторону, где за поворотом дороги скрылся эшелон, увозящий барона фон Штубера. — Все происходит по воле рока. Через столько дней встретить здесь, в Польше, германского офицера, командовавшего штурмом моего дота «Беркут» в самом начале войны! Причем где и как встретить! На каком-то железнодорожном переезде, при случайной остановке поезда!

— Но что-то я не заметил, чтобы вы пылали ненавистью друг к другу, — поделился своими наблюдениями Арзамасцев. — К тому же, барон, кажется, не прочь был продолжить ваше знакомство.

— Теперь это известный германский диверсант, один из учеников Отто Скорцени, член группы обер-диверсанта рейха, который собирает под свои знамена лучших диверсантов мира, с которыми собирается действовать уже под штандартами будущего, четвертого германского рейха.

14

Гудки паровоза и стук колес давно растаяли в лесной дымке, а Беркут все еще оставался под впечатлением этой ошеломляющей встречи, поражавшей его роковой непредсказуемостью и поистине судьбоносной случайностью.

— Лейтенант, приближается крытая машина! — вырвал его из плена воспоминаний и фантазий голос Звездослава.

— Вижу, Корбач, вижу. Подойдите вместе с дежурным. Ты, ефрейтор, заглянешь в кузов. Если там кто-нибудь есть, покажешь на пальцах, сколько их. Если никого — махни рукой. Когда ты, Корбач, услышишь: «Плохи ваши дела» — снимаешь водителя. Я — сопровождающего. Ты, ефрейтор, — тех, что в кузове. Дежурный, все понял?

— Я понял, что после всего этого немцы повесят меня, — пролепетал побледневшими губами железнодорожник.

— Это да, заслужить петлю у них очень просто, — остался верным себе Беркут, поражая дежурного своей невозмутимостью.

Шлагбаум закрылся почти перед самым капотом тяжелого, похожего на бульдога, грузовика, поразившего Андрея очертаниями своей кабины.

— Сопровождающий и водитель — ко мне! — приказал «обер-лейтенант», стоя с пистолетом в руке.

— Что произошло? — грузно вывалился из кабины майор-интендант.

— Усиленная проверка всех проходящих машин. Группа польских бандитов захватила машину и разъезжает по округе.

— Вон оно что! Я, конечно, слышал. Но ведь не на трофейном же студебеккере они разъезжают! — возразил водитель, на ходу доставая из кармана свои бумаги. — А мы, как видите…

— Они могут разъезжать даже на метле, ефрейтор, — резко заметил «обер-лейтенант». — И советую вам с офицерами контрразведки по этому поводу не пререкаться!

— Извините, господин обер-лейтенант, — поспешил разрядить ситуацию майор. Упоминание о контрразведке ассоциировалось у него с упоминанием о Восточном фронте, которого ему до сих пор благополучно удавалось избегать.

Прежде чем изучить удостоверение водителя — майор со своими бумагами должен был подождать, — Беркут вопросительно взглянул на Арзамасцева. Тот показал два растопыренных пальца.

— Кто там у вас в кузове, майор?

— Двое солдат из интендантской роты.

— Прикажите им выйти из машины. Без оружия. Остановиться у левого борта и тоже приготовить документы.

Исполнительный служака, майор сам подошел к кузову, чтобы приказать и тут же проконтролировать выполнение приказа. В это время из долины показалась мчавшаяся в сопровождении двух мотоциклов легковая машина.

— Дежурный! — не растерялся Беркут. — Немедленно поднять шлагбаум! Легковую пропустить. А ты, ефрейтор, — обратился он к немцу-водителю, — отлей из канистры полведра этому водителю, — кивнул в сторону Корбача. — Его машина в долине, у леса. Не дотянул.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант.

Все вроде складывалось удачно, и все же Беркут чувствовал: ситуация накаляется. Он еще не мог предвидеть, где именно произойдет срыв, но предчувствие заставляло его напрячься и чутко реагировать на малейшее изменение ситуации.

Солдаты уже у борта. Они без автоматов. Майор все еще топчется возле них. Арзамасцев отступил на несколько шагов и держит их под дулом автомата. При серьезной проверке так оно и должно быть, поэтому майора такое поведение не тревожит.

Водитель уже пошел к машине, сейчас он отстегнет запасную канистру… Очень удобный момент. А что делает дежурный?… Ага, поднимает шлагбаум… «Опель» лишь чуть-чуть сбавил скорость, однако останавливать свою машину водитель явно не намерен.

Офицер, томившийся на заднем сидении, приоткрыл дверцу. Это чистое любопытство. И вдруг, когда «опель» уже проскочил переезд, поляк-дежурный бросается вслед за ним с криком: «Партизаны. Ахтунг, партизаны! Возьмите меня! Здесь партизаны!…»

«Вот подонок»! — холодно взрывается Беркут.

Но это лишь секундная вспышка. Расслышали эти крики в «опеле» или нет? Как бы там ни было, мотор его взревел, и через минуту машина скрылась в долине. Пробежав за переезд, дежурный в отчаянии схватился за голову и осел прямо на колею. К счастью, подавшийся было вслед за ним Корбач не выстрелил!

— Где партизаны?! Кто?! — первым опомнился Беркут, делая несколько демонстративных шагов в сторону майора и размахивая пистолетом.

— Он, очевидно, сошел с ума! — успел крикнуть тот, пытаясь отвести от себя подозрение, но Андрей уже выстрелил в него, промахнулся, вновь нажал на спусковой крючок… Выстрела нет! Осечка!

Вместо того чтобы тотчас же открыть огонь, Арзамасцев отскочил еще на несколько шагов и, глядя, как майор дрожащей рукой рвет кобуру, зачем-то передернул затвор. Наконец очередь! Но это Корбач. Еще очередь!

Беркут порывается к майору как раз тогда, когда тот уже выхватил оружие, и, вывернув его руку с пистолетом, бросает немца через себя, явственно ощущая, как рука переламывается в локтевом суставе. В то же время он замечает, что водитель успел проскочить между ним и кабиной и во всю прыть, с нечеловеческим воплем, несется вдоль насыпи.

— Корбач! — крикнул Андрей, сбивая ногой пытавшегося подняться майора. — Сними его, Корбач! — и, уже завладев пистолетом майора и выстрелив в него, увидел, что водитель все же ушел. Вслед ему стреляли и Корбач, и Арзамасцев, но он бежал, словно заговоренный, словно сама судьба хранила его от пуль.

— Отставить! — скомандовал Беркут. — Оба в машину! Тела остаются. — Еле сдерживая дрожание рук, он сунул пистолет в кобуру и, вытирая рукавом френча пыль и пот, медленно, устало пошел к переезду.

Насмерть перепуганный дежурный на четвереньках уползал с дороги в траву. С пистолетом майора в руке Андрей наблюдал, как тот на несколько секунд замер, оглянулся и, смешно виляя непомерно широкими, немужскими бедрами, уползает по равнине все дальше и дальше. Так и не выстрелив, Андрей вскочил на подножку подъехавшего автомобиля.