Статьи раввина на темы иудаизма - Адин Штейнзальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, еще раз была опровергнута идея о "естественном счастье", которое воцарится, как только мы уберем со своего пути всевозможные ограничения и препоны. И это лишь один из множества примеров, доказывающих несостоятельность подобной идеи. Для того, чтобы воцарилось благо, недостаточно позволить явлениям и событиям развиваться естественным путем. Природное, стихийное течение жизни не приводит к желанной цели ни в психологической, ни в социальной, ни в экономической сфере.
Первая книга Пятикнижия, Берешит, богата оригинальными философскими идеями. Правда, они изложены не на языке европейской философии, но от этого не становятся менее глубокими. В этой книге дважды, в противоположных по смыслу контекстах, встречается утверждение, что "зло в сердце человека от юности его" (Берешит,6:5; там же, 8:21). Последующая еврейская мысль задается вопросом: когда в сердце человека пробуждается зло? Быть может, еще в материнском чреве? Или зло дает о себе знать лишь с момента рождения? Но и в том и в другом случае ясно, что человек рождается с огромным потенциалом зла. Интересно, что в книге Берешит это обстоятельство служит не обвинению, а оправданию человека! Ведь если привести род человеческий на суд, окажется, что он не заслуживает пощады. Лишь зло, которое свило в нем гнездо, позволяет человеку взывать к милосердию. Он не может нести полной ответственности за совершенное зло, потому что родился с ним!
Философская и социальная концепция, вытекающая из подобного взгляда, полагает, что "натуральный" человек, если позволить первобытному естеству воцариться в нем, способен натворить непоправимое зло. А чем он воспользуется для этого — суковатой дубиной или атомной бомбой — вопрос сугубо технический. Отсюда следует совершенно иной взгляд на воспитание. В центре его стоит способность личности направлять свой природный потенциал в нужное русло, умение властвовать собой, не позволяя разрушительным инстинктам прорываться на волю. Воспитатель похож на человека, принесшего из лесу волчонка. Если позволить тому делать все, что он захочет, волк первым делом сожрет благодетеля.
Сказанное выше относится не только к личности, но и к обществу в целом. Если положиться на произвол социальной стихии, очень скоро насилие станет правом, а преступление — нормой. Анархия и террор сделают жизнь в таком обществе невозможной. Именно об этом мы читаем в мишнаитском трактате "Пиркей Авот"("Поучения отцов"): "Молись за благополучие царства" — несмотря на то, что речь здесь идет о чужеземной, захватнической власти, — "ибо если бы не страх его, человек проглатывал бы ближнего своего живьем". Порой приходится решать, чье засилье хуже: стражей порядка в форме или гангстеров в штатском. Падение авторитаризма приводит к ослаблению контроля над преступными элементами. Расковывается не только частная инициатива, но и "зло в сердце человека". И снова оказывается, что устранения всех и всяческих препонов недостаточно для всеобщего счастья.
За социальной и психологической концепцией, считающей что "зло в сердце человека от юности его", кроется более широкий философский взгляд на мир как на незаконченное изделие, оставляющее простор для усовершенствований. Миссия человека в этом мире — исправить существующие недостатки. Человечество призвано, вопользовавшись тем, что есть, как исходным сырьем, построить действительно совершенный мир.
Сказанное хорошо иллюстрирует спор между рабби Акивой и римским наместником Руфом. Наместник спросил рабби Акиву: что лучше — деяния Всевышнего или деяния человека?
— Деяния человека, — не колеблясь ответил мудрец.
— Взгляни на небеса и на землю. Разве в силах человеческих создать подобное?
— Подобное нет, но кое что получше — да.
Рабби Акива принес мешок пшеницы и хлебный каравай, положил то и другое перед наместником и спросил:
— Что, по-твоему, лучше, пшеница или хлеб?
Римские власти пытались запретить заповедь обрезания. Справедливость этой меры пытается доказать Руф, представитель эллинско-римской культуры: ведь природа создала человека совершенным, зачем же отнимать от ее творения? На это отвечает еврейский мудрец, утверждающий, что человек призван улучшать творение.
Если передать эту мысль более современным языком, можно сказать, что иудаизм устами раби Акивы отстаивает прогресс. Ведь позицию римского наместника разделяли и те, кто много позже говорил, что если бы Всевышнему было угодно, чтобы человек летал, он дал бы ему крылья. Иудаизм же доказывает, что человек не потому лишен крыльев, что Творцу неугодно, чтобы он летал, а потому, что он далек от совершенства. Но человечество издавна стремилось исправить этот недостаток, и с изобретением воздухоплавания человек обрел крылья.
С еврейской точки зрения человек не только вправе изменять мир к лучшему, но именно в этом состоит его миссия. Освещая субботнюю трапезу, мы читаем фрагмент из книги Берешит, где о мире сказано, что его "сотворил Господь для делания" (Берешит, 2:3). Древнейшая комментаторская традиция объясняет, что Всевышний не завершил творение, поручив это "делание" человеку. Привести мир к совершенству — такова миссия человека, для этого дана ему жизнь.
Мистицизм, фундаментализм и. современность
Доброе утро, дамы и господа. Позвольте мне начать с первой темы. Я хочу добавить: как говорят англичане, иногда мы выбираем человека, иногда выбираем тему, иногда мы хотим затронуть определенную тему, а иногда тема нам навязывается. В данном случае первая тема была в каком-то смысле подарком мне, потому что кто-то предположил, что я что-то знаю по этой теме.
Как вы догадываетесь, в большинстве случаев лектору лучше ничего не знать по теме, и тогда возникает очень интересная дискуссия. Когда лектор что-то по теме знает, он разрушает весь настоящий интерес к ней. Тогда уже нет ничего интересного или удивительного: вы просто слышите то, о чем слышали всегда.
Итак, по первой теме. Конечно, я могу пользоваться фактами, и я буду пользоваться некоторыми из них, но в основном я буду основываться на истории философии или на любой другой из так называемых "мягких наук". Большим количеством фактов мы не располагаем. Скорее, то, что у нас есть, это идеи. В определенном смысле, я полагаю, уже и в этой стране прошло время научного социализма (мы знаем, что для некоторых людей еще существует социализм, но не научный социализм), поэтому, говоря о вещах, не поддающихся точному описанию, мы реально имеем дело с идеями, возможностями, попытками расположить вещи в каком-то порядке, будь то верном или неверном.
Итак, позвольте мне начать. Тема лекции — "Мистицизм, фундаментализм и современность". Я начну с того, что у всех этих терминов есть общая черта: каждый из них очень туманен, почти по определению. Я рассмотрю их один за другим. Я мог бы начать с современности, потому что о ней все говорят. Действительно, — кто не говорит о современности? Вопрос заключается в следующем: каково же современное определение современности? Этот вопрос необходимо рассмотреть подробно, и это не так просто, как может показаться. Так что я начну с вопроса: что такое фундаментализм? Многие заметили, что, если этот термин и имел значение когда-то, он уже давно потерял это свое значение. Термин "фундаментализм" используется сегодня как своего рода "зонтик", и очень общий "зонтик", накрывающий собой огромное количество различных вещей, имеющих между собой очень мало общего. Я бы сказал, объединяет эти вещи то, что когда я говорю, что кто-то фундаменталист, то я не желаю ему добра. Вначале, насколько это можно проследить, на более ранних этапах современной истории, это слово обозначало определенные христианские секты, которые выступали за дословное восприятие всего, что написано в Библии, в отличие от тех, кто пытался придать ей более широкое и менее ясно определенное понимание. Позднее произошло расширение этого термина и появились мусульмане-фундаменталисты, евреи-фундаменталисты и, возможно, фундаменталисты в любой другой религии, системе верований или группе… В результате этот термин стал таким широким, таким туманным, что он включает в себя группы, которые ни в коем случае не являются фундаменталистскими согласно первоначальному определению; это группы фанатиков, группы, ненавидящие иностранцев, и так далее.
Итак, фундаментализм становится своего рода всеохватывающим словом, и теперь, когда оно используется все больше и больше, и используется во всем мире, — этот термин становится бессмысленным. Позвольте мне лишь добавить следующее. Широко распространено мнение, что быть фундаменталистом почти по определению плохо. Быть фундаменталистом значит придерживаться очень точного старинного значения и не допускать никакого развития и никакого роста понятия. Но рост какого-то понятия или развитие понятия, или то, как понятие меняется, не всегда представляет собой позитивное явление. Иногда. и я приведу некоторые примеры — иногда придерживаться настоящего, старого значения слова или термина не только не хуже, чем пытаться расширять его; иногда расширение или перенос значения становится намного хуже оригинала. Приведу один пример, а именно местный пример. Когда я приехал сюда в первый раз, и это был не простой визит в Советский Союз, меня поразило то, что везде, в том числе в церквях и синагогах, висели надписи о том, что Советский Союз — защитник мира. Мир стал почти общеупотребительным культовым словом, и вскоре все уже говорили о мире, и те, кто был за мир, почти всегда отождествлялись с коммунистами, соратниками. Я интересовался этим предметом еще до моего визита, и я думаю, что слово "мир" в том виде, как оно использовалось в этой стране лидерами этой страны, имело очень ясное значение, и это не было ни одно из значений, которые можно найти в каком-либо словаре. Мир означал здесь в общем все, что было хорошо для политики Советского Союза в данный момент. Если вы понимали слово "мир" в соответствии с этим определением, которого нет в словаре и которое наверняка не является фундаменталистским определением, тогда оно наполнялось огромным смыслом. Тогда вам становилось понятно, как может быть война во имя мира, почему у вас есть оружие в мирное время и как могут существовать концентрационные лагеря, созданные во имя мира. Дело в том, что произошел перенос значения слова "мир". Оно больше не использовалось в своем первоначальном значении, а получило значение особое, очень конкретное. Это, кстати, напоминает мне вот что… Все присутствующие наверняка читали книгу Диккенса под названием "Записки Пиквикского клуба". Там он говорит об использовании слов "в пиквикском смысле", который может абсолютно отличаться от любых объяснений, которые можно найти в словаре, но тем не менее этот пиквикский смысл очень важен и им пользуются. Я привожу этот пример не для того, чтобы убить уже убитое животное — бывший Советский Союз, — а скорее для того, чтобы подчеркнуть тот факт, что были люди (а такие люди были и в этой стране и, конечно, в других странах), которые верили в фундаменталистское значение слов и понимали слово "мир" как "мир". Как бы странно это ни звучало, они верили в то, что "мир" означает "мир". Они были, если я буду следовать определениям, фундаменталистами своего времени. Более, я бы сказал, утонченные и просвещенные люди дали этому слову другие значения. Кстати, слово "мир", как и многие другие слова, всегда имело великолепную тенденцию к переносу значений, то есть настоящих значений, а не словарных определений, но перенос обязательно происходил, и в определенный момент мы уже не знали, что оно действительно означает. Это в основном происходит со словами, которые, я бы сказал, не имеют, или по крайней мере для некоторых не имеют, позитивного значения. В основном мы определяем мир приблизительно так же, как определяем темноту, — это скорее отсутствие чего-то, чем наличие чего-то (мир — это "отсутствие войны"), и потому, почти по определению, это слово не имеет четкого значения. В любом случае, вернемся к основной теме. Я привел этот пример только для того, чтобы сказать: люди, которые придерживаются первоначального, может быть, очень узкого значения слов, не являются по определению худшими, а расширение или перенос значения различными путями, как это происходит в религиях, культурах, политических заявлениях, не является положительным или отрицательным, — это просто факт. Итак, говорить о фундаментализме в таком широком значении не имеет никакого смысла. И если в этой лекции я буду пользоваться этим термином, я буду пользоваться им в соответствии с определением, которое я ему даю, а именно: фундаментализм — стремление придерживаться текста и легко понимаемого, простого способа чтения текста. Но я не хочу пользоваться этим термином в каком бы то ни было уничижительном или политическом смысле, а буду говорить о "вещи в себе".