Последний писк модницы - Дарья Александровна Калинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же Фима не могла не волноваться.
– Надеюсь, хоть Павлик никуда не денется!
И, выбравшись из кровати сама, девушка откинула одеяло и выпустила Пятницу. Счастливый песик, который уже простился с белым светом, от радости принялся скакать и лаять.
– Фима, ты чего лаешь? – немедленно раздался голос тетушки. – С ума сошла?
Фима показала Пятнице кулак, и тот замолчал. А Фима отправилась на кухню, где тетушка варила уху.
– Приготовлю вам первое, а второе уж вы сами как-нибудь сообразите. Не маленькие.
Уха у тетушки всегда получалась знатная. Старушка варила свой суп неизменно из красной рыбки, да не из какой-нибудь там тощей горбуши, а исключительно из жирной семги.
– Хватит с меня этой горбуши, в девяностые я ею досыта наелась. Теперь только семга или форель.
И добавляла в уху сливки, и выставляла мелко порубленную зелень укропа на блюдечке, и сушила крохотные сухарики, чтобы можно было ими весело похрустеть.
Увидев свой любимый суп, Фима мигом почувствовала, как проголодалась.
– Только одно условие, я провожу тебя к Филиппу Петровичу лично.
– Это еще зачем?
– Пусть видит, как тебя в семье любят и ценят. Больше будет тебя ценить.
– Он и так меня ценит, – пробурчала тетушка, но все же согласилась на предложение девушки.
Дом у Филиппа Петровича был знатный. Красивый каменный коттедж аж о двух этажах. Штукатурка была выкрашена в приятный для глаза светло-бежевый цвет, по цоколю и углам был выложен декоративный кирпич. В целом все выглядело очень пристойно и даже более того.
Помимо воли Фима начала считать примерную стоимость такого домика. Ближний пригород, до центра всего каких-нибудь минут двадцать. Это раз. Огромный участок, соток тридцать, не меньше, в престижном поселке, где имелось все для достойной жизни – теннисный корт, детские площадки и даже закрытый бассейн. Это два. Сам дом тоже был снабжен всеми городскими прелестями, включая посудомоечную машину, джакузи и спутниковую тарелку. Это три, четыре и пять!
– А жених-то из тетушкиного ухажера получится славный, – пробормотала Фима. – Конечно, если он не Стилист.
Так Стилист или не Стилист? Этот последний вопрос волновал Фиму сильней всего. Ради его решения она и напросилась к тетушке в сопровождающие. Фиме было позарез необходимо своими глазами увидеть, как живет подозреваемый, и принять решение, продолжать его подозревать или же нет.
Конечно, можно было бы попросить Арсения, чтобы тот проверил алиби Филиппа Петровича на ночь исчезновения Ани, но Фиме не хотелось раньше времени поднимать шум. И тетушка может обидеться, и сам Филипп Петрович. Поэтому Фима решила действовать тихо, но настойчиво.
– Потому что если даже лично тетушке ничего и не грозит – Стилист пожилым дамам одежду не шьет, – то все равно мало приятного, если такой персонаж войдет в нашу семью.
На одно коротенькое мгновение Фима задумалась о том, что это бы и неплохо, глядишь и пощадит Фиму на правах друга семьи или даже ее члена, неизвестно ведь, как далеко это у них зайдет с тетушкой. Женится на тетушке, а в безопасности окажутся они все. Не станет же маньяк убивать своих новых родственников? И плевать тогда на всех остальных, пусть Стилист с ними развлекается как хочет. Но, к чести Фимы, мысль эту она с позором прогнала и даже застыдилась, как такое ей вообще могло прийти в голову. Нельзя оставлять маньяка на свободе, ни в коем случае нельзя.
А пока что Фима ходила за хозяином по его дому, ахала, охала и всячески изображала бурный восторг.
– Филипп Петрович, я просто в восхищении. Мне так у вас нравится! Чувствую, что оставляю тетушку в надежном месте и руках.
– Можешь даже не сомневаться. Если тебе тут так нравится, то оставайся и ты, погости.
Еще не хватало!
Вслух Фима ответила другое:
– Я бы с радостью, но дома Павлик и… И Павлика нельзя оставлять одного.
– Это правильно. Но давай я хотя бы закончу для тебя экскурсию по дому?
– Разве мы еще не все видели?
– Остался второй этаж. Идем?
На это Фима согласилась тем охотней, что сама только о том и мечтала, как бы ей осмотреть логово предполагаемого злодея целиком и полностью.
Увы, они проходили комнату за комнатой, но ничего не указывало на то, что Филипп Петрович – это и есть злодей. Комнаты были небольшими, но какими-то очень уютными.
Фима похвалила и услышала:
– Да, многие отмечают, как со вкусом у нас все обставлено. Но обустройством дома всегда занималась моя Стася, покойная, увы. Я ничего не смыслю в таких делах. А вот у жены был вкус. Она и умела, и понимала в этом деле. А я что… Кстати, вот ее мастерская, где она работала. Дети хотели, чтобы я избавился от ее вещей, но я настоял на том, чтобы все тут осталось в точности как было при ней. Заглянете?
Фима хотела отказаться, но побоялась огорчить отказом доброго Филиппа Петровича. И как хорошо, что она согласилась! Потому что стоило ей шагнуть внутрь, как она замерла на месте. Это не была обычная комната. Это была мастерская, но какая! Настоящая мастерская портнихи! Всюду на столах были разбросаны обрезки ткани вперемешку с мотками ниток, линейками, мелками и прочими необходимыми для кройки и шитья вещами. В углу стояла профессиональная швейная машинка, которая с легкостью бралась шить как тончайший шелк, так и толстую замшу.
И всюду, всюду, куда хватало глаз, на полках, в шкафах и просто в открытых ящиках и коробках лежали отрезы тканей! Они высились вдоль стен, громоздились на полках, возвышались на столах.
– Сколько же тут материи? – ахнула Фима. – Это же целый магазин!
Филипп Петрович ничуть не смутился, а вроде как даже выглядел довольным.
– Да, ты совершенно права, целый магазин. Когда при Горбачеве в стране стало немножко легче дышать, а дела у меня пошли на лад, мы с коллегами сумели открыть совместное с немцами ЧП и даже получили выход на кое-какие западные рынки. У нас появились деньги, а моя Стасенька словно сошла с ума. Она ездила со мной в Германию и там сметала с прилавков все ткани, какие только попадались. Из наших заграничных командировок я возвращался буквально навьюченный самыми разными материалами. Вез ей бархат и шелк, хлопок и парчу, шифон и маркизет. Я даже не помню, сколько именно денег потратил на прихоти моей Стаси, но не жалею ни о чем. Благодаря этим тканям моя дорогая Стасенька была счастлива до последней минуты. Она и умерла, занимаясь эскизами. И как умерла! Какая это была прекрасная смерть! Я тебе говорил, Риммочка, помнишь?
– Много раз говорил.
Кажется, тетушка была не очень довольна, но Филипп Петрович этого даже не заметил. Он был у себя дома, ему хотелось говорить про свою жену, и он это делал.
– Стася просто внезапно охнула, схватилась за сердце и упала со стула. Когда я подбежал, она уже не дышала.
– У нее было больное сердце?
– Видимо. Хотя никогда не жаловалась.
– А что сказали врачи?
– Как мне помнится, они написали в диагнозе «острая сердечная недостаточность». Врач в личном разговоре пояснил, что у бедной Стаси просто остановилось сердце. Но это я и без его объяснений понял.
Фима огляделась по сторонам, изо всех сил стараясь не выдать тем самым охватившего ее волнения. Нельзя! Ни в коем случае нельзя, чтобы Филипп Петрович, или, как правильней его было бы называть, Стилист, понял бы, что она заподозрила неладное. Надо было изображать восторг и удивление, но ни в коем случае не следовало переборщить с этим. В том, что она нашла Стилиста, нечего было даже сомневаться. Однако еще нужно было выбраться из его логова.
– У вас тут такой порядок! Нигде ни пылинки. Вы сами поддерживаете чистоту?
– Приходят женщины из клининговой компании. Они и наводят порядок и тут, и во всем доме.
– Вы за ними следите?
– Нет, зачем?
– Вдруг украдут?
– Что украдут? – удивился Филипп Петрович. – Ткани?
– Да.
На лице мужчины появилась грустная улыбка.
– Зачем же их кому-то красть? Если кому-то надо, то я всегда могу подарить.
– Вы ими совсем не дорожите? Это же память о вашей любимой супруге.
– Стася была бы
