Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы - Ярослав Галан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Передержка, миссис. Во-первых, ни павеличи, ни бандеробцы не напоминают мне ни одного известного из истории еретика. Разве если назвать еретиком Иуду Искариотского.
— Как всегда — неоригинально. А во-вторых?
Жестом подверженной сплину королевы она поправила левой рукой волосы. Эта рука вдруг приковала мое внимание.
— А во-вторых? — повторила она.
— А во-вторых... Где ваши часы?!
Вопрос произвел эффект, который образно можно было бы назвать «коротким замыканием». Джип издал тихий звук, нечто вроде «ой-ой-ой! ой-ой-ой!» и стал, как вкопанный, а глаза его владелицы погасли и заволоклись туманом тихого отчаяния. К чести миссис Маккарди, она не делала того, что сделали бы на ее месте другие женщины: не смотрела под ноги, не искала в карманах, не переворачивала подушек. Она скорее напоминала жену Лота после известного библейского происшествия.
Однако несколько позднее женщина все же воскресла в ней.
— Что же вы сидите? Бегите за ними! Тоже рыцарь!
— Хорошо. А у вас есть оружие?
— Нет. А что?
— Да ведь здесь недалеко еще один лагерь ваших воспитанников. Я бы не хотел оставлять вас одну на дороге.
— Вы правы...— услышал я впервые за все наше знакомство.
Миссис Маккарди молча утирала слезы. Джип с глухим стоном тронулся.
Оглянувшись, я заметил на том месте, где только что сидели «симпатичные парни», смятую газету. Это был последний номер издаваемой на украинском языке в Фюрте газеты «Время». Страницы этого органа были переполнены антисоветской бранью, святочными пожеланиями по адресу бандеровских головорезов и уверениями в том, что новая, третья война — вопрос ближайших месяцев, если не недель. На четвертой странице внизу внимательный читатель мог увидеть два набранных скромным петитом слова: «Издает ЮНРРА».
— Что вы читаете? — слабым голосом спросила миссис Маккарди.
— Вашу газету.
— На каком языке?
— На украинском. Надо сказать, что ваши польские газеты выглядят импозантнее: нюрнбергское «Письмо жолнежа» плюется на целых шестнадцати страницах. Как видите, ваша организация удовлетворяет не одни телесные потребности своих перемещенных подопечных.
— Мы даем им только бумагу и деньги.
— То есть то же самое, что тиссены и гугенберги давали в двадцатых годах Гитлеру. С известным вам результатом. Кроме того, вы забыли, вероятно, уважаемая миссис, о мюнхенском «университете» ЮНРРА...
— К вашему сведению, я помогла его организовать.
— Можно знать, миссис, по чьему заданию?
Миссис Маккарди нервно пожала плечами.
— Ваш вопрос удивил бы меня, если бы я за время этого маленького путешествия не утратила способности удивляться...
— Ага, Юпитер сердится... Это тоже ответ. А можно узнать, почему ректором этого университета стал герр Пфицмаер? Вы, случайно, не имели отношения к его назначению?
— Вы переоцениваете, решительно переоцениваете мою компетенцию, сэр!
— Хорошо! А на подбор преподавателей вы также не оказывали никакого влияния? И если даже нет, то что вам мешало узнать, что большинство этих преподавателей — люди, так или иначе связанные с гитлеровским режимом?
Миссис Маккарди молчала. Казалось, все ее внимание было теперь сосредоточено на машине.
— То же самое, точь-в-точь то же самое следует сказать и о ваших «студентах», миссис. Вы содрогались, читая об истязуемых народах, а сегодня с ласковой улыбкой подносите их убийцам хлеб-соль и за отбираемые у ваших и не ваших граждан деньги кормите их, одеваете и печатным словом помогаете популяризировать религию массовых душегубов. А теперь еще И университет! Дорогая миссис Маккарди, не проще ли было бы перевезти его студентов в Вашингтон, непосредственно в школу шефа «Федерального бюро расследований» мистера Гувера, вместо того чтобы инсценировать идиотскую комедию с «университетом»? Инсценировать на деньги, буквально украденные у сирот, родители которых погибли от рук ваших «преподавателей» и «студентов»?
Миссис Маккарди все еще молчала, только ее вдруг заострившийся профиль показывал, что у нее в сердце носилось сто фурий.
— По статистическим данным, в «университете» насчитывается восемьсот сорок семь студентов «украинской национальности — польских граждан». Как вам известно, Западная Украина — составная часть Советского Союза и ее жители уже семь лет назад перестали быть гражданами Польши. Это факт, санкционированный перед лицом всего мира также и Вашингтоном. Однако ваши власти в Европе как будто и не подозревают об этом и перекрашивают этих гитлеровских ландскнехтов в бело-красный цвет с таким же азартом, с каким ваши гангстеры перекрашивают украденные автомобили. Далеко ли заедут ваши комбинаторы на этих автомобилях — не наша забота; меня в этом случае волнует нечто другое: бесцеремонное расшатывание международного права, беспримерное издевательство над элементарными принципами сосуществования народов, к тому же народов дружественных, тех, что еще вчера шли плечом к плечу на штурм фашистской Бастилии. Хотя нет, простите, я сказал «беспримерное». Это не совсем так. Прецеденты были, их создала известная троица: Гитлер, Геринг и Риббентроп...
— Вы говорите таким тоном, сэр, словно мы не только никогда не шли вместе, а собрались завтра воевать между собой.
Миссис Маккарди процедила это с такой миной, как будто все мосты между нами были уже сожжены, а ей оставалось только поднять брошенную мной перчатку.
— Прошу извинить меня, миссис, если мой словарь отличается от словаря покойной маркизы Рамбулье. Но стоит перелистать один номер нью-йоркского «Тайма», когда там пишут о нас, чтобы забыть о версальских манерах... Что же касается войны, «третьей войны», то вряд ли ваши комбинаторы отважатся ее начать. Ведь и они уясняют себе, что у атомной бомбы два конца и что до сих пор еще неизвестно который из них был лучше...
— Это звучит как угроза!
— Нет, как предостережение.
— И все это из-за этих жалких «ди-пи»[11]?
— Жалких? Я вижу, что даже дамские часики могут иногда послужить пособием для изучения истории. Суть дела не в «ди-пи», они лишь симптом.
— Назревающего конфликта?
— Нет, назревающего разложения. Вы знаете не меньше, если не больше, чем я, хотя ваши уста и сомкнуты печатью сговора.
— Позвольте! Сговора?
— Да. Иначе нельзя назвать то, что здесь творится. А что творится, вы и сами знаете. Вашу армию разъедает спекуляция и праздность. В созданной вашими заправилами моральной атмосфере трудолюбивые, честные янки на глазах превращаются в алкоголиков и громил. Вы загадили в глазах джи-ай военный мундир, ибо, прикрываясь им, делаете все что угодно, кроме того, чего джи-ай ждал, надевая его перед отправкой в Европу на смертный бой с фашизмом. Теперь он видит, как вы нянчитесь с недобитыми фашистами, как позволяете им спекулировать и красть, как воспитываете их методом почти принудительного безделья, как даже тех из них, кто попал в Германию, конвоируемый штыком гитлеровского жандарма, и хотел бы вернуться домой, к труду, отдаете в жертву своре квислинговских террористов. Охваченные жаждой капиталистической наживы и страхом перед утратой возможности наживаться, вы вместе с англичанами создаете в Европе резерв фашизма, создаете его на немецкой земле, в этой колыбели нацистского сатаны, в этом очаге и рассаднике самой страшной инфекции. Предоставив джи-ай самим себе, вернее джинну и всем смертным грехам, вы творите по методам гестапо и «ОВРА» другую армию, армию на все готовых политических гангстеров, которым предстоит продолжать в своих странах начатую с благословения Гиммлера кровавую работу, на этот раз в интересах ваших империалистов. Ваши и канадские власти готовы даже пустить часть этих гангстеров в свои страны, ведь их прошлое и настоящее дает гарантию, что в них ваши комбинаторы получат преданнейшую гвардию, готовую устроить хоть и все триста шестьдесят пять варфоломеевских ночей в году.
— Любопытно! Варфоломеевских ночей? У нас? А где же вы видите наших гугенотов?
Бледная гримаса на лице миссис Маккарди указывала на ее желание улыбнуться.
— Где? Во всяком случае, не в династии Гуверов. Да неужели вы думаете, что надо идеализировать американский народ, чтобы не потерять веру в него, в простых, трудовых людей Америки?
Этот вопрос остался риторическим. Миссис Маккарди молчала. И, только когда в разогретом воздухе замелькали башни Мюнхена, она скромно откликнулась:
— Вы вспомнили о вере. Можно узнать, где этот феникс водится? Может быть, тоже в Египте?
— В Египте наверняка нет; там британский лев оставил бы от него одни перья.