Ошибочный адрес (сборник) - Клавдий Дербенев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина Ивановна встала и молча взяла в руки рюкзак.
— Спасибо! Еще одна просьба: если сюда прибудет кто-нибудь из наших, скажите, что я пошел к доктору Полякову, и объясните, зачем.
— А вы найдете дорогу?
— Найду.
Закинув за плечо ружье, Бахтиаров попрощался с Ниной Ивановной.
Старый доктор
Солнце уже опустилось к горизонту, когда Бахтиаров, миновав Лунино, заметил на пригорке, в полукилометре от себя, коричневую крышу среди темной зелени деревьев. Никаких других построек поблизости не было. «Очевидно, это и есть дом доктора Полякова», — решил он.
Безлюдие, тишина, угасающие краски заката, легкая беловатая дымка, начавшая слегка куриться в низине у леса, да и вдобавок усталость — все это создавало у Бахтиарова несколько подавленное настроение, несмотря на то, что теперь он шел к более или менее определившейся цели.
Бахтиаров скользнул взглядом по расстилавшемуся перед ним бурому картофельному полю, стараясь увидеть тропинку, и не сразу приметил маячившую в отдалении одетую в белое фигуру. Фигура приближалась, направляясь к деревне. Приглядевшись, Бахтиаров различил женщину. В правой руке она несла корзину и размахивала ею в такт шагам. Прошло еще несколько мгновений, и он увидел ее загорелое лицо. Подойдя совсем близко, женщина из-под надвинутого на брови белого платка окинула его настороженным взглядом проницательных глаз и, несколько раз обернувшись, скрылась в деревенской улице.
Перекинув на левое плечо надоевшее ружье, Бахтиаров отыскал тропинку, которой шла женщина, и пошел среди поблекшей картофельной ботвы, держа направление на группу деревьев.
Приблизившись, он увидел старые липы и кусты, буйно разросшиеся в этом неогороженном саду среди поля. В ряд стояло несколько рябин, отяжеленных оранжево-красными кистями ягод. В глубине сада стоял дом — одноэтажное строение со ставнями на узких окнах. С первого взгляда было ясно: дому много, очень много лет. Когда-то голубая окраска тесовых стен растрескалась, покоробилась и была похожа на взъерошенную рыбью чешую. Но дом все же не производил впечатления запустения. Стекла окон блестели чистотой, в гамаке, висевшем между стеной и стволом липы, белела раскрытая книга.
Бахтиаров подошел к крыльцу, перешагнул через две ступеньки и взялся за скобку двери. Дверь была заперта изнутри. Он осторожно постучался и прислушался. Никто не отзывался. Тогда он постучал более настойчиво.
Вскоре послышались неторопливые шаги, щелкнул запор, дверь отворилась. В образовавшейся щели показалось заспанное, сильно загорелое, узкое лицо с большим лбом и слегка поредевшей, но все еще кудрявой шапкой седых волос. Очки в золоченой оправе сидели на широком носу под пышными бровями, усиливая блеск темно-зеленых, глубоко запавших глаз.
— Доктор Поляков? — спросил Бахтиаров.
Дверь распахнулась шире, хозяин сумрачно осмотрел Бахтиарова с ног до головы и хрипловатым голосом ответил:
— Я Поляков, Максим Петрович. Что вам угодно?
— Необходимо поговорить с вами.
— Несчастный случай на охоте? — спросил Поляков, взглянув на ствол ружья за плечом Бахтиарова.
— Нет, доктор! — воскликнул Бахтиаров.
— Тише, — вполголоса проговорил Поляков и выскользнул на крыльцо. Осторожно закрыв дверь дома, он стоял перед Бахтиаровым, коренастый, в помятом костюме из сурового полотна. Застегивая воротник синей рубашки, сказал: — Что случилось? Мне кажется, я вас впервые вижу.
— Я нездешний, — ответил Бахтиаров. — Мне необходимо с вами поговорить по важному делу…
— Пойдемте, — сказал Поляков. Сойдя с крыльца, он сел на скамейку, стоявшую вблизи дома. — Садитесь. Рассказывайте.
Бахтиаров снял с плеча ружье и, прислонив его к дереву, сел рядом с хозяином.
— Видите ли, доктор, я ищу одного человека…
— Причем здесь я! — неожиданно раздраженно сказал Поляков. — Ищите, если вам это доставляет удовольствие.
После такого нелюбезного приема Бахтиарову ничего иного не оставалось, как только показать свое служебное удостоверение. Поляков повертел в руках книжечку, усмехнулся и, возвращая, спросил тем же тоном:
— Что же вам от меня угодно, Вадим Николаевич?
Бахтиаров с сожалением подумал о том, что напрасно удовлетворился только отзывом Нины Ивановны об этом старом докторе. Надо было поинтересоваться им у колхозников в Лунино. Но теперь уже поздно сетовать, и, смотря прямо в зеленые глаза доктора, он сказал:
— У вас в доме находится врач Жаворонкова. Она мне нужна!
— Вы с ума сошли, молодой человек! — выпалил Поляков, шевельнув пушистыми бровями. — Какой она преступник!
— Кто вам сказал о преступнике, доктор! — возмутился в свою очередь Бахтиаров. — Мне безотлагательно нужно ее видеть по одному важному делу. Я ее хороший знакомый.
Старик сразу присмирел, развел руками и более мирно проговорил:
— Откровенно скажу, что напоминание о вашем учреждении у меня вызывает тяжеловатые воспоминания…
— Почему? — нахмурившись, спросил Бахтиаров.
— Длинная история… Так вам надо Анну Григорьевну? Она сейчас спит. Сегодня с ней было очень плохо, и если возможно, повременить, то на несколько часиков наберитесь терпения…
«Что значит несколько часов, — подумал Бахтиаров. — Теперь она найдена, а это главное…»
— Я вижу, вы устали. Отдохните! Хотите освежиться?
— Да, умыться было бы неплохо! — сказал Бахтиаров.
— Идемте, идемте! — поднявшись на ноги, звал Поляков, сменивший гнев на милость.
Бахтиаров подхватил ружье и отправился за доктором. По другую сторону дома, на высоких столбах, покоилась небольшая железная цистерна. От нее спускался резиновый шланг с сетчатым раструбом.
— Мой душ! — объявил Поляков. — Раздевайтесь, а я схожу за полотенцем.
— Откуда вы воду берете? — не увидев подводящих труб, спросил Бахтиаров.
— Колхозники привозят на машине. Они взяли на себя эту заботу, спасибо им! Знают, что душ мне необходим, как воздух. До заморозков им пользуюсь, а с апреля опять начинаю купание…
Бахтиаров с интересом посмотрел на Полякова. Ему значительно больше шестидесяти, а он все еще бодр и по-молодому подвижен.
Поляков ушел в дом за полотенцем, а Бахтиаров, раздевшись, подумал: доктор предупредит Жаворонкову, и она скроется. Но стоило только ему подставить уставшее тело под холодную струю воды, подозрения его улетучились.
Поляков быстро вернулся, держа на вытянутых руках чистое полотенце с широкой зеленой каймой.
— Хорошо? — упросил он, рассматривая отфыркивающегося Бахтиарова.
— Превосходно! Большое спасибо. Всю одурь как рукой сняло.
Растерев полотенцем тело, Бахтиаров стал одеваться. Поляков внимательно наблюдал за ним и затем одобрительно сказал:
— А вы хороший экземпляр с точки зрения физического развития. На вас можно заглядеться. Да, спорт великое дело!
Поинтересовавшись, каким спортом занимается Бахтиаров, Поляков подвел его к гамаку, в котором уже лежало одеяло и подушка.
— Располагайтесь.
Бахтиаров стал отказываться, но Поляков протестующе замахал руками. Пришлось подчиниться и полулежа расположиться в гамаке. Поляков сел на низенькую скамеечку, стоявшую вблизи.
Прошло несколько минут. Поляков о чем-то сосредоточенно размышлял, попыхивая трубочкой. Бахтиаров слегка покачивался в гамаке, упираясь ногами в землю. Он смотрел на темную листву над головой и думал о Жаворонковой, довольный тем, что она находится рядом. Запашистый дым из трубки доктора напомнил ему тот вечер, когда с запиской он пришел домой к полковнику Ивичеву. Сосчитал, сколько дней уже длится беспокойство, ворвавшееся в его жизнь, и снова потекли тревожные думы. Чтобы как-то отделаться от них, он проговорил:
— Расскажите, Максим Петрович, о себе.
Поляков снова набил табаком свою вместительную трубку, закурил и, повздыхав, начал:
— Родился я в Москве. Там и учился. Но, можно сказать, всю жизнь прожил в Голятине. Мне шестьдесят восьмой, а двадцати восьми приехал в Голятино. Когда наш городок попал под оккупацию, из-за болезни мне пришлось остаться на месте. Немцы сразу узнали обо мне и пытались привлечь к работе по специальности. Некоторое время меня спасала болезнь, но наступило выздоровление, а вместе с ним и самый тяжелый период моей жизни. Отказаться было невозможно. Безусловно, я как советский человек делал кое-что… Но об этом мне не хочется сейчас вспоминать… В Голятине была подпольная комсомольская организация. Потом… потом их всех переловили, а троих… Шуру Притыкина, Зину Скворцову и моего Женю казнили…
Бахтиаров выбрался из гамака и сел на скамеечку рядом с замолчавшим Поляковым. А тот, помолчав, продолжал:
— До пятьдесят второго года я работал. Потом дали мне пенсию, а для жительства вот эту хоромину. Хотя я и на пенсии, но практику не бросаю, по мере сил помогаю людям…