По рукоять в опасности - Дик Фрэнсис

ГЛАВА 4

Эмили давно уже спала не в нашей когда-то общей большой спальне, а в огромной прежней гостиной.

Новую роскошную ванную комнату она оборудовала там, где раньше находилась гардеробная ее отца.

— Только не думай, что так будет всегда, — сказала Эмили, раздевшись до белого кружевного белья, — по-моему, это глупо.

— Вовсе нет.

— Ты, очевидно, еще не вполне насладился своим одиночеством.

— Нет, не вполне. — Я выключил свет и задернул шторы, как делал это всегда.

— А ты?

— Меня все боятся, считают драконом. Немногим дано быть такими, как Святой Георгий.

— Ты жалеешь об этом?

Она освободилась от остатков своей одежды, скользнула под одеяло. Лишь на миг ее точеный силуэт промелькнул в полоске лунного света между занавесями. Я разделся, и мне показалось, будто и не было этих пяти лет.

— Слухи расползаются вокруг Ламборна со скоростью чумы. Я не могу кого попало пускать в эту комнату, надо быть дьявольски осторожной.

Мы с Эмили никогда не были изобретательны и изощрены в любви. Нам это было не нужно. Мои руки обнимали ее, ее руки — меня, мои губы искали ее губы, и оба мы содрогались от вспышек чувственного наслаждения. Так было и раньше. Как хорошо знакомо мне ее тело, касающееся моего, и как забыто! Словно впервые касаюсь я этой груди, плоского живота, познаю мягкую и теплую тайну ее тела, которую ощущал только в темноте, но никогда не видел. У Эмили открытое лицо, смелая повадка, но на самом деле она стыдлива и скрытна.

Я знаю, что она любит, знаю, как мне вести себя. Наслаждение, становящееся непосильным для меня, превращается и в ее наслаждение. Эмили во всем послушна мне, сильны и ритмичны наши движения, слиты воедино наши эмоции. Я слышу, как бьется ее сердце, а вот и мое ответило ему. Так бывало и в прошлом, но не всегда. Кажется, мы и в любви за эти годы стали старше и мудрее.

— Я скучаю без тебя, — сказала она.

— А я — без тебя.

Мы мирно уснули, прижавшись друг к другу, а утром Эмили с недоумением оглядела мою коллекцию синяков и ссадин.

— Я же говорил тебе, что на меня напали, — почти весело сказал я ей.

— Как будто стадо коров прошлось по тебе.

— Быков.

— Что верно, то верно. Не сходи на нижний этаж, пока первую партию лошадей не уведут подальше.

Тут только я вспомнил, что приехал сюда в роли конокрада. Пришлось ждать. Но вот цокот копыт затих в отдалении, и я спустился вниз. На завтрак были кофе и гренки.

В дом из конюшни вернулась Эмили и сказала:

— Гольден-Мальт оседлан и взнуздан. Можешь отправляться в путь, но учти — это очень резвый конь. Ради Бога, не давай ему взбрыкивать, а то он сбросит тебя. И постарайся побыстрее выбраться за пределы города. — Я тут подумал, как бы это получше замаскироваться, — сказал я, намазывая мед на гренки. — У тебя, помнится, были такие ночные колпаки, ты еще надевала их на головы лошадям в холодную погоду. Такой колпак хорошо бы прикрыл белое пятно на морде у Гольден-Мальта. И белые носки хорошо бы спрятать под чем-нибудь...

Эмили весело кивнула.

— И тебе не мешало бы позаимствовать головной убор из гардероба и что-нибудь еще.

Поблагодарив Эмили, я пошел в большой гардероб, где всегда хранилась коллекция жакетов, курток, сапог, перчаток и шлемов для снаряжения тех, кто приезжал обучаться верховой езде, и нашел галифе, которые как нельзя лучше подошли мне. Потом я поднял и перехватил шнурком для ботинок свои длинные волосы, прежде чем скрыть их под блестящим синим шлемом. На шею себе я повесил защитные жокейские очки. Жокеи пользуются ими для защиты от дождя и грязи. Я бы мог замаскировать с их помощью синяк под глазом.

Эмили, которую моя возня забавляла, сказала, что теперь никто меня не узнает.

— И возьми еще какую-нибудь теплую куртку. Утро сегодня холодное.

Я выбрал темную куртку и сказал:

— Если явится кто-то и захочет взглянуть на Гольден-Мальта, скажи, что я имел право забрать его и забрал, а где он, ты не знаешь.

— Думаешь, кто-то явится? — В тоне Эмили было больше любопытства, чем беспокойства. Так мне, во всяком случае, показалось.

— Надеюсь, что нет.

Гольден-Мальт разочарованно косился на меня из-под ночного колпака, пока Эмили помогала мне взобраться ему на спину. — Когда ты последний раз сидел в седле? — спросила она, хмурясь.

— М-м... как тебе сказать? Ну, довольно давно... — Однако я вдел ноги в стремена и прочно взял в руки поводья.

— Тебе часто приходилось ездить верхом, с тех пор как ты ушел отсюда? — спросила Эмили.

— Я все помню, — сказал я.

Гольден-Мальт пугливо вертел головой. В этот момент мне показалось, что земля где-то очень далеко внизу.

— Ты неисправимый болван, — сказала Эмили.

— Я позвоню тебе, если что-нибудь будет не так... И спасибо тебе, Эм.

— Не за что. Ну, вперед, отшельник, — улыбнулась Эмили. — Потеряешь коня — лучше не попадайся мне на глаза. Убью.

Я исходил из того, что первые сотни три ярдов могут оказаться самыми трудными из-за моего недостаточного умения ездить верхом. Кроме того, сначала мне нужно было скакать по оживленной дороге, прежде чем я доберусь до тропы, ведущей в Дауне. Однако мне повезло. На дороге почти не было автомобилей. К тому же водители уменьшали скорость, проезжая мимо скаковых лошадей. Всякий раз, в знак признательности этим водителям, я подносил руку к шлему и ухитрялся при этом удерживать Гольден-Мальта в заданном направлении.

Никто из водителей не опустил стекла и не назвал меня по имени, никто не обратил особого внимания на закамуфлированную лошадь. Я для них был не более чем седок, едущий на одной из сотен ламборнских лошадей.

Гольден-Мальт думал, что знает, куда идти. Это помогло мне сначала, но не потом. Он с удовольствием вскидывал голову и весело трусил рысцой по привычной для него дороге, которая вела в низину, на пятьдесят миль протянувшуюся с запада на восток в центре Южной Англии — от Чилтернса до равнины Солсбери. Дауне был мне роднее, чем Ламборн, но уединения не было ни там, ни там. Вереницы лошадей тянулись до самого горизонта, и «Лендроверы» тренеров деловито катились следом за ними.

Гольден-Мальт заупрямился, когда я направил его на запад, к вершине холма, вместо того чтобы продолжать путь на восток. Он норовил повернуть вспять, вертелся на месте, отказываясь идти туда, куда я пытался заставить его двигаться. Не знаю, сладили бы с ним опытные всадники с железными ногами. Знаю только, что я эту борьбу проигрывал.

Внезапно я вспомнил, как однажды стоял возле Эмили на ее рабочей площадке, куда выводили скаковых лошадей, и наблюдал, как одна из лошадей ни за что не хотела выходить на старт. Она пятилась назад, упиралась, вставала на дыбы, крутилась на месте, не выполняя никаких команд, и расходовала огромную силу своих мышц на то, чтобы сбросить с себя хрупкого всадника. А он был опытным жокеем.

И вот теперь, как будто сквозь все эти годы, я услышал гневное замечание Эмили: «Почему этот дурак не спрыгнет и не поведет ее под уздцы?»

О, Эм, моя дорогая, спасибо тебе!

Я соскользнул со спины упрямого животного, перекинув поводья через его голову и пошел на запад, ведя Гольден-Мальта в поводу. Упрямство улетучилось без остатка. Он покорно последовал за мной, и у меня осталась теперь одна забота: как бы конь не наступил мне на пятку.

Напрасно Эмили беспокоилась, не собьюсь ли я с пути на ровной, однообразной местности. Она не приняла во внимание, что еще мальчиком я участвовал в охоте на оленей — и не где-нибудь, а в шотландских вересковых пустошах. Первое важное правило при этом — определить направление ветра, а потом установить, под каким углом к твоему лицу он дует. Подкрасться к оленю можно, лишь когда ветер — в твою сторону, тогда олень не может почуять твоего приближения.

В тот по-настоящему сентябрьский день ветер дул с севера. Сначала я пошел прямо навстречу ему, а затем, когда Гольден-Мальт привык к порывам ветра, отклонился чуть влево и двинулся по ровному, однообразному зеленому морю так, словно наверняка знал, куда иду.

На не очень большом удалении от себя я видел признаки человеческого жилья, но не заметил ни одной лошади. Пройдя таким образом примерно с милю, я снова не без труда вскарабкался на спину Гольден-Мальта, уселся поудобнее в седле и подобрал поводья. На сей раз Гольден-Мальт, подрастерявший, казалось, норов в отсутствие своих собратьев, как миленький потопал туда, куда я направлял его.

Я рискнул перевести его на рысь.

Без проблем.

Я пересек пару узких тропинок и проехал мимо нескольких ферм, провожаемый лаем собак. На этом этапе моего путешествия не было необходимости в точном определении своего местонахождения, потому что где-то впереди находилась самая старая дорога Британия Риджуэй, идущая с востока на запад между Горинг-Гэпом на Темзе и Вест-Кеннетом, деревней на юго-западе Суиндона. За Вест-Кеннетом она исчезала, но, наверное, двигаясь именно по ней, друиды достигали Стонхенджа. Верная своему названию, эта дорога вилась по холмам, потому что давным-давно, еще до вторжения римлян, ведомых Гаем Юлием Цезарем, окружающие долины были лесисты и в них бродили медведи.