Загадка древнего завета. Исторический детектив - Александр Дичиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узнав о больших потерях у Жукова, Сталин позвонил Ивану Коневу и спросил, нельзя ли войска Жукова направить через направление Конева. Иван Степанович резонно ответил, что в этом направлении могут успешно двигаться и его собственные войска. Сталин дал на это согласие, предложив задействовать ещё и армии генералов Рыбалко и Лелюшенко.
Однако Жуков не хотел уступать первопроходческое право другим полководцам. Ведь ещё пару месяцев- и можно будет делить победительские лавры. Посоветовавшись ещё раз с имеющейся у него иконой, маршал на свой страх и риск бросил на зееловские высоты свои танки. Это было прямое игнорирование всех законов военного искусства и военной стратегии. Это было похоже на Халхин-Гол- внезапно ошеломить противника. А противник оказался не тот. Многотонные железные машины вязли в мягкой земле, буксовали в трупах. В результате этой личной инициативы Жукова погибло тридцать тысяч солдат.
В феврале 1 9 4 7 года Жуков направляет письмо товарищу Сталину. Он пишет, что виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым, Вороновым делился с ними о том, какие ему делались замечания. Жуков горько признаёт, что наконец он понял, что такая «обывательская болтовня» безусловно является грубой политической ошибкой. Жуков торжественно обещает партии в своём письме, что не будет больше допускать «обывательскую болтовню», и что исправит все свои ошибки.
А через несколько лет излишняя болтовня снова подводит военачальника.
«Если нечестивый будет помилован,
то не научится он правде»
(ИСАИЯ 26—10)
Когда летом 1 9 5 7 года против лидера партии и страны выступит «антиникитская группа», Жуков жёстко бросил в адрес этой группы, что достаточно ему обратиться к народу – и все его поддержат.. Маршал имел неосторожность ещё раз повторить понравившуюся ему фразу в городе Минске на публичном выступлении через полтора месяца, когда проигравшие фракционеры уже не представляли опасности. Теперь уже сильно встревожился сам Первый Секретарь ЦК.
Через три недели Первый Секретарь прибывает с официальным визитом в братский Берлин. Среди встречавших лиц не оказалось вдруг советских военачальников. Как подумал бы Штирлиц в этим положении, это был уже серьёзный прокол. В ГДР проводились плановые учения, и Жуков приказал военным генералам не отвлекаться на церемониальную встречу.
Приблизительно в это время разведка докладывает Первому Секретарю, что по распоряжению министра Жукова создана спецшкола для подготовки диверсионных отрядов особого назначения на 1700 персон. Это был прообраз будущих омоновцев, собровцев, братвы.
34
В сентябре месяце товарищ Брежнев попросил Жукова не отправлять из Венгрии одного из генералов, так как у этого генерала сложились непривычно хорошие отношения с местным мадьярским партийным руководством. Леонид Ильич ещё был совсем не генсеком, и Жуков заявил ему, что надо учитывать мнение военного руководства. Об этом очень «большом» мнении военного руководства было немедленно доложено Первому, у которого были доверительные отношения с более молодым Брежневым, и у которого уже вызревало крутое м н е н и е против маршала.
Решающее событие было назначено на октябрь. Президиум Центрального Комитета партии постановил направить в братскую Югославию правительственную делегацию во главе с очень легендарным Жуковым. Это была генеральная проверка.
«Горе тем, которые думают
скрыться в глубину»
(ИСАИЯ 29—15)
Маршал не хотел уезжать, ссылаясь на необходимости присутствовать на военных маневрах в Киеве. Когда ему вежливо отказали в просьбе, он попросил дать ему хотя бы три дня побывать в Киеве. Но ему снова культурно ответили, что в Киеве как-нибудь попробуют справиться без славного министра.
Чтобы действительно в Киеве не остались без «мудрого» руководства, туда прибыл сам товарищ Н. С. Хрущёв со своими близкими помощниками Козловым и Брежневым Руководитель государства в отсутствие министра обороны встретился с командующими округов, и хорошо прощупал их личное мнение о министре. При этом, хитрый Никита Сергеевич в своих разговорах сам подбрасывал различных «ёжиков» против Жукова, чтобы честнее развязать языки генералам и маршалам. Как и обычно, это ему вполне удалось. Пить водку и развязно болтать в стране всегда умели.
И пока Жуков старательно наводил дружеские мосты с социалистической Югославией, в стольной Москве состоялось заседание Президиума ЦК, где был поставлен наболевший вопрос о политической работе в армии. Михаил Суслов всем заявил, что Жуков называет политработников простыми болтунами, которые уже вот уже сорок лет твердят одно и то же, и старыми котами.
В заключительном слове товарищ Хрущёв указал, что когда в своё время великий Сталин бесновался против Жукова, то он лично старался отстаивать маршала перед генсеком. При мёртвом Сталине об этом можно было заявить безболезненно. Однако, дорогие товарищи, продолжил Первый, не надо же злоупотреблять доверием и добрым отношением. Если Жуков умышленно принижает роль наших политработников, то, значит, он готовил нам нечто вроде Кронштадского мятежа.
А в это самое время в ведущих советских газетах публикуются обширные материалы о высоком заграничном визите товарища Жукова. В честь высокого советского гостя устраиваются дипломатические приёмы, даются пространные интервью.
«Ещё несколько дней сверх,
и ужаснётесь, беспечные»
(ИСАИЯ 32—10)
Генерал Штеменко, над которым в силу ряда причин тоже сгустились тучи, всё же сумел как-то проинформировать министра о том, что происходит в родной стране. Министр сразу прерывает свой визит и вылетает в столицу.
Привычные бахвальство и самоуверенность не могли сразу рассеяться за полдня, и маршал гневно отвергает упрёки: « Вывод считаю диким…», « Прошу назначить комиссию…» и так далее.
Вечером он важно звонит по телефону товарищу Хрущёву и выражает своё огромное недоумение. Мол, я не могу понять, что такого произошло за эти дни. Мол, перед моим визитом в Югославию не было никаких вообще проблем и претензий. И вот, приезжаю домой, и сразу свет перевернулся, и столько претензий, и в чём тут дело.
Маршал должен был помнить, как честно извинялся перед генералиссимусом, как последний выдворил его в Одессу. Он не ставил тогда таких патетических вопросов.
«Сердце твоё будет только
вспоминать об ужасах» (ИСАИЯ 33—18)
На пленуме Центрального Комитета товарищ Суслов сообщил всем, что Жуков рассматривает нашу армию как свою личную вотчину. Суслов при этом высказал интересную мысль о том, что нет ни грана марксизма-ленинизма в том, что генерал на белом коне вдруг спасает страну.
Маршал Бирюзов отметил, что с приходом Жукова в Министерство обороны создались просто невыносимые условия. Если чей-то вопрос не совпадал с мнением Жукова, то докладчик получал многие оскорбительные эпитеты.
Маршал Соколовский добавил к сказанному, что поведение Жукова прямо вело к тому, чтобы армию прибрать к своим рукам.
С особым вниманием участники Пленума ждали выступления прославленного полководца Рокоссовского. Константин Константинович указал, что ещё и на войне основным и большим недостатком Жукова была откровенная грубость – он мог запросто оскорбить человека, всячески его унизить. В то время управление Западного фронта все называли матерным управлением. От Жукова обычно слышали сплошной мат и ругань с угрозой расстрела.
35
Новым министром обороны стал Родион Малиновский. На Пленуме Малиновский сказал, что Жуков малообразованный человек, но с сильным характером. Малиновский сообщил, что когда работал с Жуковым, думал так- будет он хамить, будет меня оскорблять, и я буду его ругать, а если вдруг он меня вдарит- я ему тоже заеду неплохо.
В своих «эпохальных» воспоминаниях Жуков детально расписывает свои необыкновенные подвиги. О событиях 1 9 4 6 года и 1 9 5 7 года маршал скромно умалчивает. Забыл он рассказать настоящую правду и о тридцати тысячах советских солдат, лёгших в землю в Германии на зееловских высотах в апреле 1945 года.
Товарищ Жуков так и не смог войти в число верных учеников- по причине своей гордыни и необыкновенного тщеславия. При всём уважении к «отцу народов» он не имел в себе главного- смиренности перед учителем и перед учением. В сорок шестом году советские маршалы его не критиковали, хорошо зная, что если будет расправа с одним маршалом, то полетят потом и другие.
В Книгах Нового Завета ярким образом верного ученичества в противовес маршалу Жукову выступает Иоанн Креститель. В отличие от Жукова Иоанн уверенно подавляет в себе малейшие ростки тщеславия. Он совсем не намеревается создавать диверсионную школу на 1700 мест. Крестителю не нужны спецназовцы и омоновцы.
