Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие - Юрий Николаевич Лубченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но подобная идиллия продлилась сравнительно недолго. Верная своей благоприобретенной привычке, она вновь начала интриговать. И теперь, естественно, против Генриха Наваррского, склоняясь, также естественно, на сторону Католической лиги, возглавляемой ее старинной любовью герцогом Гизом. Поэтому она покинула мужа и теперь уже навсегда зажила отдельной от него жизнью. Своей привычной жизнью, чередуя любовь с посильным участием в делах государственных.
Именно к этому времени относится одна из ее проделок, которая характеризует как нравы эпохи, так и личность самой Маргариты, порядком уже огрубевшей от бурной жизни. Один дворянин, барон де Салиньяк, на двадцать лет старше Маргариты, внезапно почувствовал приступ безумной любви к ней. Она же, как правило не оставлявшая без ответа подобные чувства, на сей раз была крайне холодна. Он бесконечно объяснялся ей в любви, перемежая клятвы укорами за ее бессердечие. И однажды это ей надоело. Прервав его на полуслове, она спросила:
– А чем могли бы вы доказать мне вашу любовь?
– Нет ничего такого, чего бы я не сделал!
– Даже приняли бы яду? – спросила Марго вкрадчиво.
Барон слегка побледнел, но ответил почти мгновенно:
– Да, лишь бы вы позволили мне умереть у ваших ног!
– Я согласна!
Барон еще больше побледнел, но от своих слов не отказался. Был назначен день. По ее приказу приготовили сильное слабительное, и она из своих рук вручила его барону. Тот мужественно выпил чашу и был заперт Маргаритой в комнате, куда она поклялась вернуться ранее чем начнет действовать яд. Через два часа, когда дверь была отперта, рядом с незадачливым претендентом на любовь прекрасной дамы находиться было ну никак невозможно. Правда, как положительный момент стоит отметить, что после этого он как-то разом избавился от своей любви к Маргарите.
В июле 1585 года Маргарита Наваррская окончательно порвала с мужем, дабы теперь уже не только душой, но и телом присоединиться к католическому лагерю, аргументируя редким желающим выслушать ее объяснения полуслучайным слушателям сей свой поступок наконец-то проснувшимся чувством к истинной религии, в которой ей выпало счастье родиться и воспитываться, чувством, которое она долгие годы столь тщательно глушила, надеясь свои подвижническим примером подать супругу своему Генриху пример веротерпимости и наглядно доказать, насколько вера, освященная римским первосвященником, лучше гугенотской ереси. Но всему есть предел, добавляла она со слезами на своих все еще прекрасных глазах, даже ее ангельскому терпению. И поэтому летом 85‐го года она вместе с вновь обретенными братьями по вере заперлась в крепости Ажан в центре протестантского Юго-Запада и обратилась за помощью к Гизам и Филиппу II.
Но помощь, как почти всегда бывает в уже давно тянущихся гражданских войнах, запоздала, и потрепанные в бесконечных баталиях, но все еще бодрые войска Генриха Наваррского штурмом взяли крепость. Маргарита была заключена в крепость Юсон, но поскольку Генрих никогда не воспринимал всерьез политические амбиции своей супруги и вообще органически не мог воевать с женщинами, то Маргарите довольно скоро и без особых трудностей удалось бежать оттуда с помощью агента герцогов Гизов, которые почему-то еще неким образом надеялись получить на Марго политический капитал.
Но рыцарство рыцарством, а дело делом. Наваррский, быстро сориентировавшись, отдал все же приказ схватить беглую супругу, и в скором времени она была водворена обратно в узилище. В это же время развернулась большая склока между Филиппом II и Генрихом III. Испанский король открыто обвинял французского, что тот помогал Генриху Наваррскому в захвате Ажана, что могло соответствовать действительности, так как король Франции, напуганный размахом, активностью и силой Католической лиги, возглавляемой Гизами, начинал опасаться за свою власть, к которой Лига, созданная по идее во имя защиты этой самой власти и веры, начинала относиться все более критически. И энергичные Гизы подумывали – не стоит ли им взять все дело в свои руки, отстранив Генриха III и посадив на французский престол старшего из своего рода.
Вид на руины замки Юссон
В свою очередь в ответ на обвинение Филиппа Генрих III обвинял испанцев в помощи Маргарите, причем не только деньгами, но и солдатами-арагонцами. Что также соответствовало действительности, ибо одним ударом Филипп II решал две задачи – вредил люто ненавидимым им протестантам и гадил не менее нелюбимой Франции, ибо, как известно, внутренние смуты в государстве отнюдь не способствуют его усилению и укреплению его внешнего престижа и возможности реального влияния на международные дела.
Посреди всех этих раздоров и разборов сама Маргарита была благополучно позабыта, чем она не преминула воспользоваться, снова бежав. На этот раз безо всякой поддержки извне, исключительно самостоятельно: соблазнила тюремщика и он, одурев, как всякий влюбленный, открыл перед птичкой дверцы ее клетки.
Но, как вскоре выяснилось, бежала она из огня да в полымя, предварительно сменяв шило на мыло. Ибо Екатерина Медичи, ее мать, также как и Генрих III напуганная размахом активности Католической лиги, снова пыталась найти ей противовес в гугенотах, для чего начала предпринимать попытку нового сближения с Генрихом Наваррским.
Но Генрих к этому времени уже не то что не хотел, но даже не мог слышать о Маргарите, так что в подобных планах сближения она становилась камнем преткновения. Екатерина поступила с дочерью со всегдашней решительностью – Маргарита была арестована и посажена под арест, а королева-мать начала продумывать проект убийства дочери, дабы развязать руки Генриху Наваррскому. Для дальнейшего бракосочетания его с одной из внучек Екатерины.
На счастье Марго, опять начался новый тур смены политических партнеров у Екатерины и Генриха III. Маргарита вновь очутилась на свободе и вновь повела активную борьбу против мужа. Вновь и вновь она обращалась к Филиппу II с просьбами о субсидиях. Помимо финансовых вопросов, ее интересуют кадровые, и дабы привлекать под свои знамена молодых и пылких героев, она усиленно поощряет их своими прелестями.
Те, одурев от подобных щедрот, вместо ожидаемой консолидации, начинают склочные выяснения отношений между собой: кто более любим Маргаритой. Один