Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

Тошан испытал сильное чувство досады, увидев свою тещу в дверях палаты, как всегда, элегантную, с тщательно накрашенными голубыми глазами, в окружении платиновых кудряшек. Накануне Эрмина сказала ему, что Лора приехала в Квебек, и он ясно дал понять, что не желает никого видеть.

— Добрый день, мой дорогой зять, — сразу же сказала она. — Не смотрите на меня так удивленно, я ненадолго.

— Добрый день, — вежливо ответил он. — Если вы ищете Эрмину, то она пошла купить мне газету.

Лора села у кровати и окинула Тошана задумчивым взглядом. Он сильно похудел, лицо его было бледным.

— Я знаю, где находится моя дочь. И даже воспользовалась этим, чтобы навязать вам свое присутствие. Эрмина не знает о моем намерении навестить вас, и я хочу, чтобы она продолжала оставаться в неведении. А у вас не такой уж неврастеничный вид! Я ожидала худшего.

Красавец метис раздраженно вздохнул. Поистине, Лора была последним человеком, которого он хотел видеть.

— Ваше мнение меня совершенно не интересует, — сухо ответил он.

— Тошан, не нужно видеть во мне врага! Я хотела поговорить с вами откровенно, потому что я мать, а моя дочь страдает. Она все мне рассказала.

— Все?! — возмутился он. — По какому праву?

— Но разве вы не видите, как она несчастна? Эрмине просто необходимо было выговориться, чтобы не сойти с ума. Она думает, что вы ее больше не любите. Это правда?

— Вас это не касается, Лора, но вы знаете ответ. Разумеется, я люблю ее!

— В любви, как и в дружбе, нужны доказательства, Тошан. Похоже, вы планируете остаться в больнице, чтобы затем попросить пост в гарнизоне или, если это возможно, вернуться в Европу. Похоже также, что вы не хотите возвращаться к себе домой, на берег Перибонки. Однако вы эгоист! А как же ваши дети? Вас не смущает, что вы сильно огорчите, разочаруете их? Они знают, что их отец вернулся в Канаду, и ждут вас с таким нетерпением! Мукки растет, вы его герой, он мечтает помогать вам, показать свою юную силу и преданность. А Лоранс, такая нежная, кроткая, нарисовала для вас пейзаж. Что касается Нутты, самой строптивой из семьи, она тоскует по вашему дому в чаще лесов, по прогулкам вдоль реки вместе с вами.

Потрясенный, Тошан нахмурился. Он был категоричен и произнес намеренно нелюбезным тоном:

— Они уже в том возрасте, когда могут принять мой выбор. Прошу вас, Лора, оставьте меня в покое.

— А Киона? — продолжила та, нисколько не смутившись. — Разве она заслуживает вашего безразличия? Вам известно, что она чуть не умерла ради вас, да-да, ради своего брата по крови? Мы думали, что потеряем этого странного ребенка, общающегося с миром духов, возможно, с потусторонним миром… Только благодаря ей мы смогли сообщить Эрмине, в каком французском городе вы находитесь, и все то время, пока вы бились в агонии, Киона, которой всего девять лет, боролась за вашу жизнь — мы с Жослином уверены в этом!

— Эрмина мне этого не рассказывала, — сказал Тошан, тронутый до глубины души.

— На ее долю и без того выпало столько потрясений! Я ей еще не говорила, какого страху мы натерпелись при виде умирающей Кионы. Но это правда! Я уверена, что эта девятилетняя девочка была готова пожертвовать собой ради вас. И я уверена, если бы Тала могла, она бы тоже призвала вас сделать выбор в пользу вашей семьи.

При упоминании о матери лицо Тошана омрачилось. Охваченная глубоким состраданием, Лора осмелилась взять его за руку.

— Вы хотите отомстить за ту несчастную молодую еврейку и ее ребенка, и я не могу вас в этом упрекать, Тошан! Вы снова хотите сражаться с нацизмом, и это похвальное желание. Но есть и другие сражения, которые нужно вести здесь, в память о вашей матери и предках монтанье. Например, спасать индейских детей, которых истязают в пансионах, созданных правительством. Киона пережила там настоящий ад, равно как и малышка Акали, которую мы приютили. Разве это не достойное дело? Прошу вас, подумайте обо всем этом! Когда вы будете в состоянии передвигаться, возвращайтесь к себе домой, на берег Перибонки, к вашим близким. А теперь я вас оставляю.

Она с достоинством встала, легкая и грациозная. В эту секунду Тошан понял, насколько благородная душа у этой экстравагантной, болтливой и вспыльчивой женщины. Он хотел ей сказать, что подумает, но ему не позволила гордость. Тем не менее, когда она открыла дверь, он тихо произнес:

— Каждую минуту утром, вечером, ночью, во сне передо мной встает застывшее лицо маленького Натана Штернберга, которого унесла смерть. Несправедливая, ужасная смерть! Он лежал прямо передо мной с открытыми глазами, и то недолгое время, что я его знал, я был с ним жестким, авторитарным и нетерпеливым. Я также обвиняю себя в том, что ослабил бдительность его матери. Это постоянное чувство вины отдаляет от всего доброго и нежного, что есть на земле. В то утро я умер вместе с ними.

— Ну что ж! Так попытайтесь воскреснуть ради тех, кто вас любит, — ответила Лора, не поддавшись жалости. — До свидания, Тошан.

Она вышла из палаты, не обернувшись.

Было одиннадцать часов вечера. Андреа задержалась в роскошной ванной самого престижного отеля Роберваля. Супруги поужинали наедине в большом зале ресторана, в золотистом свете люстр, которые отражались в зеркалах с позолотой, украшающих стены. Лора сделала им дорогой подарок: два дня во Дворце Роберваля.

«Это случилось, я замужем!» — повторяла себе учительница. Она сказала Жослину, что хочет принять ванну, но на самом деле ей хотелось просто уединиться, в слабой надежде, что он за это время уснет. Ее жених много выпил и выглядел уставшим после этого длинного праздничного дня.

«Я замужем! Все прошло замечательно, несмотря на отсутствие мадам Шарден, — подумала она, расчесывая свои еще влажные волосы. — У месье Жослина был гордый вид, когда он вел меня к алтарю! И Алисия выглядела восхитительно в своем голубом платье, с красиво уложенными волосами, украшенными цветами. Розанна прощалась со мной на перроне вокзала со слезами на глазах. Боже мой, какая же у меня добрая и нежная подруга!»

— Андреа, моя дорогая женушка, — позвал заплетающимся языком Жозеф из комнаты, — ты слишком долго приводишь себя в порядок. Мне уже невтерпеж!

При последних словах Андреа поморщилась. Принимая предложение руки и сердца от бывшего рабочего, она понимала, что ей придется делить с ним ложе и наконец-то познать тайны физической любви. Но сейчас, когда ей предстояло лечь рядом с этим мужчиной в одной ночной рубашке, она испытывала дикий страх.

— Да-да, я иду, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.

— Поторопись!

Они уже несколько недель обращались друг к другу на «ты». Жозеф даже несколько раз пытался поцеловать свою невесту в губы, но получал от ворот поворот. Девиз Андреа Дамасс был непреклонным: «До свадьбы — ничего!»

Готовая расплакаться, она разглядывала свое отражение в зеркале. Ее грудь по-прежнему выглядела огромной под шелковой рубашкой, обтягивающей ее слишком широкие бедра. Она быстро сняла очки, и изображение стало размытым.

«Как быстро все закончилось, — в панике подумала она. — Я еще хотела бы стоять возле церкви в окружении моих друзей и маленьких учеников».

Она старательно вызвала их образы в памяти. Близняшки, со светло-русыми косичками и хитрыми мордашками, улыбающийся Мукки, с его золотистой кожей и черной шевелюрой, сияющей на солнце, такой крепкий для своего возраста. «Акали сказала, что очень меня любит, а Алисия пообещала часто писать. Какая жалость, что моя крестница пробыла в Валь-Жальбере всего две недели! А Ламбер Лапуэнт от души поцеловал меня, пожелав много счастья».

С особой теплотой она подумала о Кионе, которая с серьезным лицом вручила ей сине-зеленый матовый камень.

— Это бирюза, мадемуазель, в благодарность за ваши уроки. Она досталась мне от моей бабушки Одины. Этот камень будет вас защищать.

«Они все были очаровательны, — сказала она себе, пытаясь справиться с охватившей ее дрожью. — Господи, мне нужно было отказаться от этого замужества и посвятить всю свою жизнь преподаванию! Правда, я все равно продолжу вести занятия, только жить буду у Жозефа».

При одной только мысли, что она станет матерью Мари Маруа, ей стало легче. Девочка не скрывала своей привязанности к ней и иногда называла мамой.

— Андреа, если ты сейчас не выйдешь, я усну! — крикнул ее муж.

Дрожа всем телом, она смирилась с неизбежным и, открыв дверь, проскользнула в спальню, забыв погасить свет в ванной. Лежа в кровати в верхней части пижамы, Жозеф увидел освещенные сзади роскошные формы своей жены, о которых он мечтал до наваждения.

— Наконец-то ты здесь, милая моя, — пробормотал он.

Он никогда ее так не называл, и его томный взгляд загорелся от вожделения. Бывший рабочий похлопал по кровати рядом с собой.