Сан Феличе - Александр Дюма

Кроме того, заявляю Вам, гражданин генерал, что буду считать враждебным актом, если французские войска ступят на землю великого герцога Тосканского. Жду Вашего незамедлительного ответа и прошу не позже чем через четыре часа по получении этого письма отправить ко мне обратно майора Райзака, которого я к Вам посылаю. Ответ должен быть положительный и твердый. Что же касается требования покинуть Папскую область и не вступать в великое герцогство Тосканское, отрицательный ответ будет сочтен за объявление Вами войны и его величество король Обеих Сицилии сумеет с оружием в руках поддержать справедливые требования, с которыми я к Вам обращаюсь от его имени.

— Готово, ваше превосходительство, — сказал молодой офицер.

— У вашего величества нет замечаний? — обратился Макк к Фердинанду.

— Вы сами подпишетесь, не правда ли?

— Конечно, государь.

— Ну, в таком случае…

И он пояснил недосказанное красноречивым жестом, пожав плечами и как бы говоря: «Делайте как знаете».

— Да, в общем, только так и пристало нам, людям родовитым и благородным, разговаривать с санкюлотами-республиканцами.

И, взяв из рук майора перо, Макк подписался; потом, возвращая письмо, сказал:

— Теперь надпишите адрес.

— Соблаговолите продиктовать также и адрес, ваше превосходительство, — попросил молодой офицер.

— Как? Теперь вы уж и адрес не можете написать самостоятельно?

— Я не знаю, как написать: «господину генералу» или «гражданину генералу».

— Пишите «гражданину», — отвечал Макк, — зачем называть этих людей иначе, если они сами себя так величают?

Молодой человек надписал адрес, запечатал письмо и встал.

— А теперь, сударь, — сказал Макк, — садитесь на коня и как можно скорее доставьте это письмо французскому генералу. Я даю ему, как вы заметили, время на размышление. Вы можете подождать его решения четыре часа, но ни минуты дольше. Что же касается нас, то мы продолжим марш; на обратном пути вы застанете нас, вероятно, между Ананьи и Вальмонтоне.

Молодой человек поклонился генералу и королю и отправился исполнять поручение.

Первый же французский сторожевой пост у Фрозиноне задержал его; но, когда он назвал себя генералу Дюгему, руководившему отступлением на этом участке, и показал депешу, которую он вез Шампионне, генерал приказал его пропустить. Преодолев это препятствие, посланец продолжал путь в Рим, куда и прибыл на другой день около десяти утра.

У ворот Сан Джованни его снова задержали, но, как только он предъявил депешу, французский офицер, начальник сторожевого поста, осведомился у молодого майора, знает ли он Рим, и получив отрицательный ответ, прикомандировал к нему солдата, чтобы тот проводил его ко дворцу генерала.

Шампионне возвращался с прогулки по крепостному валу или, вернее, вокруг вала, которую он совершал вместе с адъютантом Тьебо, самым любимым своим офицером после Сальвато, и с военным инженером Эбле, прибывшим в Рим всего лишь за два дня до того. А у ворот дворца Корсини Шампионне ожидал какой-то крестьянин, судя по одежде — житель древней провинции Самний.

Генерал спешился и подошел крестьянину, сразу догадавшись, что у этого человека дело именно к нему. Тьебо хотел было удержать Шампионне, ибо была еще свежа память об убийствах Бассвиля и Дюфо. Но генерал отстранил адъютанта и подошел к крестьянину.

— Откуда ты? — спросил он.

— С юга, — отвечал самнит.

— Пароль знаешь?

— У меня их два: Napoli и Roma[69].

— А поручение у тебя устное или письменное?

— Письменное.

И он подал генералу конверт.

— Все от того же лица?

— Не могу знать.

— Нужен ответ?

— Нет.

Шампионне вскрыл письмо; оно было написано пять дней тому назад. Он прочел:

«Раненому лучше: вчера он в первый раз встал с постели и прошелся несколько раз по комнате, опираясь на руку своей сестры милосердия. Если не будет допущено грубой неосторожности, можно поручиться за его жизнь».

— Браво! — воскликнул генерал.

И снова погрузился в чтение.

«Одного из наших предали; как полагают, он заключен в форт Сант’Эльмо; за его жизнь следует опасаться, но опасаться за наше дело нечего: это благороднейший юноша, он скорее даст разрубить себя на куски, чем что-нибудь расскажет.

Король во главе армии, по слухам, выехал вчера из Сан Джермано; армия состоит из 52 000 солдат, из коих 30 000 командует сам король; 20 000 находятся под началом Мишеру; 12 000 под командованием де Дама́, не считая тех, что отправятся из Гаэты под водительством генерала Назелли и с эскортом Нельсона и части английской эскадры, — они должны высадиться в Тоскане.

Армия располагает парком в сто орудий и снабжена всем необходимым.

Свобода, Равенство, Братство!

P.S. Пароль следующего посланца будет: «„Святой Ангел и святой Эльм“».

Шампионне поискал глазами крестьянина, но тот исчез; он передал письмо генералу Эбле и жестом пригласил его во дворец.

— Вот, прочитайте, — сказал он, — тут, как говорится, на все вкусы.

Потом обратился к адъютанту Тьебо:

— Главное, нашему другу Сальвато Пальмиери все лучше; теперь тот, кто мне пишет — а это, наверное, врач, — ручается за его жизнь. Впрочем, они там, по-видимому, хорошо наладили связь; это уже третье письмо, которое я получаю через трех разных посланцев, и каждый раз они меняют пароль и не требуют ответа.

Потом он обратился к генералу Эбле:

— Ну как? Что скажете?

— Я скажу, — ответил генерал, первым входя в большой зал, известный нам, потому что мы уже видели в нем Шампионне, рассуждающего с Макдональдом о величии и упадке римлян, — скажу, что пятьдесят две тысячи человек и сто орудий — цифры внушительные. А сколько у вас пушек?

— Девять.

— А людей?

— Тысяч одиннадцать-двенадцать, да еще Директория не нашла лучшего времени, как именно сейчас просить у меня три тысячи, чтобы подкрепить гарнизон Корфу.

— Но мне кажется, генерал, — вмешался Тьебо, — что в таких обстоятельствах, в каких мы сейчас находимся, при том, что Директории они неизвестны, вы могли бы отказаться от исполнения этого приказа.

— Гм! — усмехнулся Шампионне. — Не находите ли вы, Эбле, что в хорошей крепости, оборудованной вами, девять-десять тысяч французов смогут противостоять пятидесяти двум тысячам неаполитанцев, особенно когда ими командует генерал барон Макк?

— Знаю, генерал, для вас нет ничего невозможного, — засмеялся Эбле, — к тому же неаполитанцев я изучил даже лучше вас.