Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полководец заставил свой народ возненавидеть авров. Его люди перестали замечать, что говорят они об аврах лишь то, что рассказал им полководец, а думают они совершенно другое.
Чаще мысли человека злее, чем слова, а у них наоборот. Одни мысли на весь народ и одна философия, бережно хранимая. Полководец не вспоминал, что его судьба будет такой же, какова его выдуманная философия, но не боялся он судьбы – для него она та же самая выдумка, но другого человека…
Бой через пару мгновений, а авры не способны поднять над головой ни мечей своих, ни щитов. Многие из них встали на колени, молились кому-то и, просто, ждали смерть. Страх сковывает движения, молитва отгоняет страх.
Несмотря на то, что их больше, многие из них желали проиграть – так повлияла смена облика.
Немногие из них решились воевать, Алуар был из немногих. Он настоятель – ему защищать народ до конца.
Скрывал под самоуверенной маской, что самому было страшно за свой народ, за детей, а теперь и за художника, но времени молиться не было – люди уже бежали на них, и на лицах их не нарисовано спасение…
Два гостя из мира вновь прибыли без крыльев, вновь не могли летать в знакомом мире. Рухнули вдвоём перед телом Данучи и еле смогли встать!
Поднявшись, отряхнулись и не могли понять, почему застали конец жизни Данучи, а не его детство…
Бой начался, как обычно, громким столкновением, заполненным хрустом и скрежетом костей, мечей и щитов. В столкновениях лоб в лоб выживают везунчики и небом хранимые, или тот, у кого есть меч Данучи, но Анастасия не бежала в бой, а лежала на теле художника.
Такая же окровавленная, как и он, но живая. Слёзы стирали кровь с её щёк, а она пыталась докричаться до Данучи. Но безуспешно, всё было обречённым на провал, а меч ей всё шептал, что не стоит ждать чуда. «Сражайся!», – повторял он ей, – «Сражайся! Слёзы битве не помогут, слёзы войско подведут!».
Авры проигрывали бой, но в чём-то ещё держались за нити удачи, а художник всё ещё не вставал. «Одним ударом побеждать в сражениях не интересно, одним ударом бьют неуверенные в своих силах народы, дрожащие перед возможностью повторного сражения.» – это ранние мысли Данучи, которые пришлось вычеркнуть во время битвы века. Сейчас же, битва без него – и началась, и закончится. Последний бой остался позади, как только вспомнил все годы своей жизни…
–Ты ему не поможешь! – промолвила Анастасия своему двойнику из далёкого прошлого.
Та обернулась и увидела её – такую же красивую, как она, но другую. Взгляд спустился вниз, узрел, что та держит своего художника за руку.
–Вы вместе? – спросила она, но ответа на вопрос не получила, и так всё видно без очков.
–Избавься от меча! – получила указание в ответ. – Мы позаботимся о твоём художнике!
Не поверить было невозможно, когда видишь себя же, что стала женщиной художника. Дочь полководца бросилась на поле боя, закричав что-то небу, поделившись с ним своей яростью, и небо её услышало.
Встала на сторону авров, хотя не разобрать, кто здесь кто и кто за кого. Оставила Данучи наедине с гостями, надеясь, что он когда-нибудь восстанет и разобьёт мечтания её отца о свой скалистый берег…
Один человек не решает всё, но решает многое. Авров вдохновило, что дочь их врага воюет за них, и меч, что не бессилен в её руках, принадлежал художнику. Именно ей он доверил его, словно чувствовал, что умрёт, а она совершит верный выбор!
Пусть они и стали людьми, но сражались, как авры и заставили пошатнуться врага, хоть отступать пришлось самим, так как воинов оставалось всё меньше. Скоро детям придётся браться за клинки, либо подойти к краю и вновь применить оружие, но уже против людей…
Нежданно для всех, дочь полководца свершила то, что ей велели! Мысль пришла откуда-то с другого мира, а приняла её она, как волю небес, и исполнила, как предназначение!
Подбросила меч в воздух, схватила на лету и вонзила глубоко в почву – так, что рукояти не было видно.
Планета дрогнула, затем секунда тишины и задрожала!
Все остановили бой и попятились назад, каждый в свою сторону – люди в яму, авры из неё.
По поверхности побежала трещина – так быстро, словно за нею кто-то гнался. Мгновенно скрылась за горизонтами, но вернулась с обратной стороны, поделив мир пополам. Сделала то, что не удалось реке.
Затем трещина начала увеличиваться в ширину, и меч обрушился в пропасть. Ширина трещины достигла семи шагов, когда остановила свой рост. Семь шагов – это мало, но иначе люди никогда не смогут выбраться с долины водопадов.
Все отошли подальше от обрыва, а полководец, наоборот, мчался к нему один на своей, покрытой золотом и кровью, колеснице, запряжённой парой борзых лошадей. Никого не взял с собой, даже верных псов. Они для грязной работы. Видимо, эта слишком чиста!
Ему не было страшно, когда принимал это решение, но, как только колёса прокрутили один шаг, с неба посыпались листья, и полководцу стало жутко.
На небе не было деревьев, но листья падали и падали, словно там тысячи ветвей вдруг зарыдали о своём. Выражение лица скрывало страх – оно, как и всегда, строило из себя пророка и выражало уверенность в каждом шаге, но его лицо не знало, что художник по имени Данучи очень скоро откроет глаза от кисти, которую ещё век назад сама Жизнь вручила в руки Арлстау. Сам Данучи не желал подниматься, не видел в этом смысла, и без Арлстау он никак не смог бы воплотить в жизнь свои детские мечты…
Алуар подошёл к дочери полководца и мягко опустил свою руку на её плечо. Она знала, что он ей скажет и была готова воспротивиться всем его словам.
–Твой отец направляется сюда. Мы оба понимаем, что тому причина ты, а не мы.
–Он мне больше не отец! – холодно отрезала она.
–Отец! И отцом будет столько, сколько пожелает Бог! Ты не должна губить свою судьбу ради нашего народа. Мы оказались слабее, вот и всё! Сильный всегда стирает слабого, а у тебя вся жизнь впереди…
–Мне двадцать два, и жизнь моя закончена! – с неприязнью к себе воскликнула она, чем заставила Алуара убрать
