Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви - Лицо - Дневник мечтателя.) - Джек Вэнс

«Караван-сарай! — пояснил Эдельрод. — Здесь заседает Соглашательство, выносящее приговоры». Он указал на площадку посреди крыши караван-сарая, где в четырех узких клетках, безутешно глядя на площадь, стояли четыре узника: «Крайний справа — Какарсис Азм».

«Смогу ли я поговорить с ним сейчас?» — поинтересовался Герсен.

«Пойду спрошу. Подождите, пожалуйста, у этого киоска — там заправляет кухней моя бабушка, она заварит вам прекрасный чай!»

Алюсс-Ифигения опасливо заглянула внутрь указанного заведения. На плите, в большой бронзовой чаше, что-то яростно кипело; рядом стояли бронзовые пиалы. На полках выстроились сотни стеклянных банок с травами, кореньями и не поддающимися определению ингредиентами.

«У нее всегда чисто, и никто лучше нее не разбирается в целебных травах! — радостно заявил Эдельрод. — Садитесь, выпейте чего-нибудь горячего и бодрящего. Я скоро вернусь — надеюсь, с хорошими новостями».

Алюсс-Ифигения молча присела на скамью. Посоветовавшись с бабушкой Эдельрода, Герсен приобрел две пиалы умеренно стимулирующего горячего чая из вербены. Они наблюдали за тем, как из степи прибывал громыхающий караван. Первым приехал восьмиколесный фургон, перевозивший святилище, кабину гетмана и большие бронзовые емкости с водой. За ним следовали десятки других фургонов — одни побольше, другие поменьше; двигатели ревели, лязгали, выли. Каждый фургон представлял собой колесную платформу с поразительно высокой надстройкой, заполненной всевозможными тюками, товарами, пожитками и утварью, на самом верху которой располагались жилые юрты. Некоторые мужчины ехали на мотоциклах, другие сидели, развалившись, на фургонах; правили фургонами старые женщины или рабы племени. Дети бежали сзади, ехали на велосипедах или болтались с опасностью для жизни на подножках и поручнях фургонов.

Караван остановился; женщины и дети установили треножники, развесили котлы и занялись приготовлением обеда, а рабы разгружали с фургонов товары — меха, ценные породы дерева, связки трав, куски агата и опала, птиц в клетках, бочонки с камедью и ядовитым сырьем, а также двух пойманных по пути харикапов — полуразумных автохтонных существ, предлагавшихся в продажу любителям популярного на Саркое спорта, харбайта. Тем временем мужчины-кочевники собрались молчаливой группой, пили чай и бросали подозрительные враждебные взгляды на базар, где, как они ожидали, их непременно должны были обсчитать или надуть каким-нибудь новым, еще более изобретательным способом.

Эдельрод поспешно возвращался из караван-сарая. Герсен проворчал, обращаясь к Алюсс-Ифигении: «Сейчас он перечислит шесть причин, по которым разрешение на встречу с приговоренным обойдется втридорога».

Эдельрод взял у престарелой прародительницы пиалу отвара из опаленного айоля, присел на скамью и принялся с молчаливым озлоблением прихлебывать обжигающее варево.

«Так что же?» — поинтересовался Герсен.

Эдельрод вздохнул и покачал головой: «Все мои хлопоты оказались ни к чему. Главный староста заявляет, что устроить интервью невозможно».

«Ну и ладно! — отозвался Герсен. — Я всего лишь хотел передать ему соболезнования от Виоля Фалюша. Так или иначе, разница невелика. Где он будет сотрудничать?»

«В «Отравском замке». Соглашательство нынче заседает в Страдахе — а мастерам гильдии тоже охота поразвлечься».

«Может быть, у меня будет возможность перекинуться с Азмом парой слов в гостинице — или, по меньшей мере, подбодрить его каким-нибудь жестом, — Герсен пожал плечами. — А пока что пойдем, посмотрим, что делается на базаре».

Присмиревший и притихший, Эдельрод провел их по базару. Живость вернулась к нему только на рынке ядов; здесь он то и дело указывал гостям на продавцов, предлагавших выгодные скидки на заслуживающие особого внимания препараты. Эдельрод схватил с прилавка комок серого воска: «Взгляните на этот убийственный материал! Я держу его в руках без малейших опасений. Почему? Я приобрел необходимый иммунитет! Но стóит только натереть этим воском предмет, принадлежащий вашему врагу — расческу, ухочистку — и считайте, что с ним покончено! Кроме того, этим составом можно натереть удостоверение личности. Если к вам пристанет особенно назойливый бюрократ, он заразится и дорого заплатит за свою мелочность».

Алюсс-Ифигения порывисто вздохнула: «Как саркойцы доживают до зрелого возраста?»

«Секрет в двух словах! — заявил Эдельрод, дидактически поднимая два пальца. — Осторожность — раз! Иммунитет — два! Я выработал в себе невосприимчивость к тридцати ядам. Ношу с собой индикаторы и детекторы, предупреждающие о клюте, мератисе, чернояде и фволе. Соблюдаю исключительную осторожность, когда ем что-нибудь, нюхаю что-либо, надеваю одежду, ложусь в постель с незнакомой женщиной. Ха-ха! Это излюбленный трюк отравителей — не в меру нетерпеливый развратник наживает кучу неприятностей. Но не будем отвлекаться. Я не теряю бдительность во всех этих ситуациях и даже тогда, когда прохожу с подветренной стороны от переодетого токсиканта — несмотря на то, что не боюсь мератиса. Осторожность становится второй натурой. Если я подозреваю, что у меня появился или может появиться враг, я навязываюсь этому человеку в друзья и отравляю его первый, чтобы не подвергаться лишнему риску».

«Ты доживешь до преклонных лет», — заметил Герсен.

Эдельрод чуть поклонился и сделал почтительные круговые движения обеими руками, правой рукой по часовой стрелке, а левой — в противоположном направлении, тем самым символизируя милосердие Годогмы, соблаговолившего вращать свои колеса на одном месте вместо того, чтобы сразу переехать колею жизни: «Надеюсь. А здесь, — проводник указал на колбу с белым порошком, — здесь у нас клют. Полезное, эффективное средство, находит самое разнообразное применение. Если вам нужен доброкачественный клют, покупайте здесь».

«Клют у меня есть, — почесал в затылке Герсен. — Хотя, может быть, он уже выдохся».

«Выбросьте лежалый клют — чрезмерная скупость нередко приводит к большому разочарованию! — посоветовал Эдельрод. — Враг, покрывшийся гнойными язвами и потерявший ногу из-за гангрены, но выживший, будет опаснее прежнего!» Саркойский гид повернулся к продавцу: «Клют свежий?»

«Свежее утренней росы!»

Поторговавшись на славу, Герсен приобрел небольшую шкатулку с клютом. Все это время Алюсс-Ифигения стояла, отвернувшись и приподняв голову, полная гневного неодобрения.

«А теперь, — сказал Герсен, — давайте вернемся в гостиницу».

«Мне пришла в голову одна идея, — осторожно произнес Эдельрод. — Если бы я подарил старостам бочонок хорошего чая — стоимостью в двадцать или тридцать СЕРСов — возможно, они разрешили бы вам посетить приговоренного».