Викинги - Франс Бенгстон

Испокон веку человек относился с пиететом к средствам передвижения, дарованным ему богами, ибо они облегчали жизнь. На заре цивилизации все эти средства, а их было тогда совсем немного, обозначались одним и тем же словом — у разных народов, естественно, по-разному. Это глобальное собирательное понятие сохранилось во всех современных языках: слово «транспорт» подразумевает любые средства передвижения от плота или самоката до космической ракеты. Так было и до начала воздушной эры, чему свидетельство хотя бы немецкое слово Fahrzeug, применявшееся и к повозке, и к судну, или арабское «багл», обозначавшее и мула, ибаглу (багаллу). Своеобразным символом этого понятия могла бы послужить лодка, поставленная на колеса, как это изображено на одном из рельефов колонны Траяна. Или карра на берегах Ла-Манша и Бискайского залива: так называли не только лодку, но и повозку. Эта фун­кция карры дожила до наших дней в итало-испано-португальском сагго (повозка), в португальских carrinho, carriola и испанском carretela (маленькая повозка), в португальском саггоса (телега), итальянском carrozza (экипаж, коляска) и испанском carroza (парадный эки­паж), в немецких Karren (телега) и Rarosse (парадный экипаж), наконец — в нашей «карете». В основе всех этих слов заложены общекельтские carruca и carrus, заимствованные римлянами в императорскую эпоху: первое означало у кельтов дорожный экипаж, а у рим­лян — роскошную карету для торжественных выездов знати, второе — телегу у тех и других. В те же годы мореходная карра превратилась в «краба» у римлян и в «клеща» (саггаса) у португальцев.

После распада Римской империи в странах Европы возникли новые термины, относящиеся к мореплава­нию. Кое-куда они пришли через латынь — междуна­родный язык Средневековья, но истоки их в греческом, потому что римляне сами переняли эти слова у греков, построивших им флот и преподавших вместе с этрус­ками азы морской науки.

Так, например, пришла в Средиземноморье кимба. Древние народы, как уже говорилось, изначально дели­ли свои корабли на «длинные» военные и «круглые» торговые или грузовые. В одном из мифов повествуется о том, как Геракл переплывал океан в золотой чаше (или кубке) Гелиоса. Этот путь он проделал от только что воздвигнутых им Столпов (Гибралтара), отметивших западный предел обитаемого мира, к острову Эрифия, или Эритея, лежавшему где-то далеко в Атлантике.

Греческий Гелиос — аналог египетского солнечного бога Амона, и этот сосуд — не что иное, как «солнечная ладья» фараонов (на это указывают и некоторые дру­гие детали). Но одно из греческих обозначений кубка или чаши — kymba, и оно перешло на название чел­нока. Кимбы хорошо были известны в эпоху Августа.

Однако были еще и его синонимы — skafe и skyfos. Первый из них, хорошо нам знакомый по словам батис­каф, пироскаф, скафандр, упомянул вместе с кимбой Софокл в значении «челн, лодка». Второй означает у Эсхила «судно, корабль» и «корпус корабля» (это со­хранилось в итальянском). Римляне использовали его для обозначения класса посыльных, дозорных и разве­дывательных судов, а в императорскую эпоху легкие маленькие скафы (челны) применялись и как разъез­дные шлюпки и нередко находились на палубах больших скаф («кораблей») или следовали за ними на буксире...

Однако все вышесказанное, как говорится, присказ­ка. А сказка вот в чем. Для греков все, что могло держаться на воде и притом нести на себе людей, скот или грузы,— ploion. Кельты, долго и тесно общавшиеся с эллинами, особенно в районе устья Роны, слово «плой-он» пропустили мимо ушей. Зато их слух уловил другое слово — «скафа».

Это вполне объяснимо. В тех местах создался осо­бый синтез двух культур. Кельты страшно любили украшать собственными национальными изображени­ями греческие предметы — панцири, щиты, сосуды, даже монеты. Скафа — именно скафа — могла при­влечь их особое внимание по двум причинам. Во-первых, ее силуэт поразительно напоминает силуэт удаляющегося от наблюдателя судна, его корму: ведь и наше слово «судно» произошло от древнерусского «судьно» (сосуд). Во-вторых, это греческое слово не менее поразительно созвучно греческому же skitos (кожа) и кельтскому see (хвоя, боярышник).

Греческие изделия из кожи кельты знали ничуть не хуже, чем сосуды. Но дело еще и в том, что из хвойных деревьев, меньше поддающихся гниению, средиземно­морские народы строили свои корабли, а кожа служила обшивкой плетеных челноков и вообще широко приме­нялась на флоте — например, как прокладка для трущихся частей. Такой вот лингвистический синтез и породил новое название корабля, с быстротой мысли распространившееся по всем закоулкам Европы: skip у англосаксов и готов, skeep у шведов, ship у англичан и schip у голландцев. На древневерхненемецком это слово читалось skif, на средневерхненемецком — schif, на средненижненемецком — schip, в конечном счете они слились в единое общегерманское Schiff. В древнеанглийский лексикон вошли слова scipmann (моряк, гре­бец) и scipen (конюшня, хлев и сарай для зимовки кораблей). В эпоху викингов англичане называли sceppe круглые корзины — те же кораклы; у ирландцев родственное слово sciath стало обозначать щит, чья конструкция — обтянутая кожей плетенка — ничем не отличалась от коракла; универсальное слово англосак­сов scippare (шкипер) — и капитана торгового судна, и командира военного корабля; а от сложного древнес­кандинавского понятия skipa («снаряжать корабль и набирать команду») во Франции родилось не менее сложное понятие «экипаж» — так называли и карету, и команду корабля как часть его снаряжения. После пришествия варягов в Новгород на Руси стало привы­чным понятие «скедия», прилагавшееся ко всем видам судов. А еще позднее из другого названия скафы — скиф — в Англии родился спортивный skiff, француз­ский esquif.

У римлян эквивалентом ploion было слово navis, тоже, впрочем, пришедшее к ним из Греции: в его основе лежат греческий глагол neuo («кивать, качать­ся») и производное от него naus — корабль. Оно дало не меньшее гнездо родовых понятий корабля, причем не только в романоязычных странах, как можно было бы подумать: в испанское nave и португальское navio (судно, корабль), их же пао и паи (большой корабль), французское navire, кельтское паи, употреблявшееся наряду с curach и тоже означавшее «судно, корабль». Слово nav, как уже говорилось, восприняли и арабы — скорее всего на Пиренейском полуострове — и упот­ребляли его наряду со своим, исконным. В Италии так же мирно сосуществует schifo (баркас, бот, шлюпка, ялик) и nave. А вот у готов слова naus, nawis означали (смерть): то ли так они выразили свое отношение к морю, то ли на них нагнали страху соседи — кельты.

Вполне естественно, что норманны не были исклю­чением из общего правила в своих взглядах на «мор­ские повозки». Ни классов, ни типов судов в нашем понимании этих слов викинги, по-видимому, не знали.

Все их корабли были килевыми и беспалубными, управлялись рулевым веслом, укрепленным в корме по правому борту, строились из липы, ясеня, дуба и других прочных пород. Движителем у них служили шестиметровые весла или прямоугольный рейковый парус, крепившийся на единственной откидной или съемной мачте (иногда позолоченной), поддерживае­мой вантами и штагами. Площадь паруса достигала семидесяти квадратных метров, а подчас и больше. Он богато украшался и передвигался в вертикальной плос­кости вместе с реем. Система бегучего такелажа поз­воляла судну ходить против ветра и лавировать. Об­шивку всех судов делали внакрой, связывали канатом, крепили к шпангоутам железными гвоздями и ярко раскрашивали.

Очень любопытно указание «Саги о Сверрире» — одной из самых «морских» саг — на модульный при­нцип постройки. Однажды Сверриру построили ко­рабль с «девятью швами» на каждом борту, но по его требованию корабелы разобрали готовое судно, удлинили киль на двенадцать локтей (после чего швы на днище сблизились) и снова спустили на воду. После этого корабль был «крещен» (в нос и корму заложили святые мощи), но он стал слишком узок в своих око­нечностях, по меркам викингов — уродливым. В этой же саге упоминается деление корпуса на три отсека — носовой, средний и кормовой. Вероятно, с этим и свя­заны упомянутые выше цифры — девять (швов) и двенадцать (локтей): они легко делятся на три.

А вот весьма характерные указания саг на состав норманнских флотов: просто корабль, большой, огром­ный, боевой, торговый, весельный, быстроходный, мор­ской корабль, «суда большие и малые», «ладьи рыбо­ловные и гребные суда», «грузовые и мелкие суда». И — никаких отличительных признаков, кроме непре­менного указания количества гребных скамей. Един­ственное исключение — упоминание снеккьи (шнеки), или карвы, но и оно сопровождено пояснением, что это «большой боевой корабль» — и ничего больше.

Из анализа скандинавских источников становится ясно, что снеккья — это общее обозначение боевых «длинных» кораблей — в отличие от «круглых» торго­вых. Поэтому ставшее почему-то общепринятым деле­ние кораблей викингов на большие «дрикары» (о них — ниже) и снеккьи («змеи») размером поменьше — не более чем условность, а вычисление их «точных» раз­меров — как класса или типа — так же нелепо, как вычисление габаритов античной галеры или арабской дау.