Золотой шут - Робин Хобб

— Ты знаешь, что она имеет в виду, когда называет тебя Жертвенным? Ты знаешь, как моя мать к тебе относится? — Дьютифул подтолкнул хлеб ко мне. — Тебе нужно поесть. Ты выглядишь ужасно. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Когда она называет тебя Жертвенным, то имеет в виду, что ты — законный король Шести Герцогств. Вероятно, она так думает с того самого момента, как мой отец умер… или превратился в дракона.

Тут я посмотрел на него. То, что Кетриккен рассказала ему все, потрясло меня до глубины души. Я посмотрел на Олуха, дремлющего возле огня. Принц проследил за моим взглядом, но ничего не сказал, однако Олух неожиданно открыл глаза и повернулся к нему.

— Какая отвратительная еда, — заметил принц, обращаясь к Олуху. — Как ты думаешь, тебе удастся найти на кухне что-нибудь получше? Каких-нибудь сладостей, например?

На лице Олуха расплылась широкая улыбка.

— Я знаю, что у них есть, и могу принести. Сушеные ягоды и яблочный пирог. — Он облизнул губы и встал.

Я с удивлением обнаружил, что на передней части его куртки вышит олень — символ Видящих.

— Отправляйся тем же путем, каким мы сюда пришли, пожалуйста. Важно, чтобы ты это помнил.

Олух со значением кивнул.

— Важно. Да. Я помню. Я уже много времени знаю. Пройти сквозь красивую дверь; вернуться через красивую дверь. И только когда никто не смотрит.

— Хорошо, Олух. Прямо не знаю, что бы я без тебя делал. — В голосе принца я уловил удовлетворение и что-то еще.

Не снисходительность, но… Да, я понял. Гордость обладания. Он говорил с Олухом, как охотник со своим лучшим волкодавом. Когда дурачок ушел, я спросил:

— Ты сделал Олуха своим слугой? Открыто?

— Если мой дед мог сделать шутом тощего мальчишку-альбиноса, почему бы мне не взять на службу дурачка?

— Ты не позволяешь слугам над ним смеяться? — поморщившись, спросил я.

— Конечно, нет. Ты знаешь, что Олух неплохо поет? У него довольно странный голос, но он не фальшивит. Я не таскаю его за собой постоянно, но его видят рядом со мной и больше не решаются дразнить. К тому же я могу незаметно для всех обратиться к нему, и Олух вовремя оказывается там, где нужно. — Дьютифул кивнул, довольный собой. — Мне кажется, сейчас он стал счастливее. Олух научился получать удовольствие от горячей ванны и чистой одежды. И я дарю ему простые игрушки, которые его радуют. Только одно меня тревожит. Женщина, помогающая Олуху следить за собой, сказала мне, что знала лишь двоих таких, как он. Она утверждает, что люди вроде него долго не живут и что Олуху осталось совсем немного. Как ты думаешь, это правда?

— Понятия не имею, мой принц.

Я обратился к нему так, совершенно не подумав. Он ухмыльнулся.

— А как мне следует тебя называть? Благородный кузен? Лорд Фитц Чивэл?

— Том Баджерлок, — сумрачно поправил я.

— Конечно. И лорд Голден. Честно говоря, мне гораздо легче признать в тебе Фитца Чивэла, чем лорда Голдена в разноцветном костюме шута.

— С тех пор прошло много лет, — сказал я, стараясь скрыть охватившую меня печаль. — Когда королева решила поведать тебе все семейные тайны?

— В ту ночь, когда мы тебя исцелили. Она провела меня по потайным ходам в твою комнату, и мы всю ночь оставались рядом с тобой. Она говорила очень долго. Без шрамов ты стал похож на моего отца — так она сказала. Иногда, глядя тебе в глаза, я видел отца. Она не успела поведать мне твою историю за один раз. Мать провела со мной три долгих вечера. И все это время сидела возле твоей постели и держала тебя за руку, а меня посадила на пол. И больше никого не пускала в твою спальню.

— Я не знал, что она сидела со мной. И ты.

Он пожал плечами.

— Твое тело удалось исцелить, но ты был настолько истощен, что ничего не видел и не слышал. Я не мог связаться с тобой при помощи Скилла, а через Уит воспринимал как маленький тлеющий фитилек. Казалось, он в любой момент может погаснуть. Но когда мать держала тебя за руку, огонек горел немного ярче. И она это чувствовала. Мне показалось, что мать пыталась не дать тебе уйти.

Я поднял руки и тут же бессильно опустил их на стол.

— Не знаю, как мне разобраться во всем, — признался я. — Как относиться к тому, что ты знаешь мою тайну…

— А мне показалось, что ты вздохнешь с облегчением. Даже если нам еще некоторое время придется делать вид, что ты Том Баджерлок. Однако здесь, в этой комнате, ты можешь больше не притворяться. Впрочем, ты и раньше не слишком следил за тем, что говоришь. Съешь свой суп. Мне бы не хотелось еще раз его греть.

Хорошая мысль — теперь я смогу некоторое время ничего не говорить. Однако Дьютифул не сводил с меня глаз, и я чувствовал себя, как мышь, попавшаяся в лапы к кошке. Когда я бросил на него хмурый взгляд, принц рассмеялся и покачал головой.

— Ты себе не представляешь, как это удивительно. Я смотрю на тебя и думаю: стану ли я таким же высоким, как ты, когда вырасту? Так же или нет хмурился мой отец? Жаль, что тебе пришлось вернуть шрамы. Мне стало труднее увидеть самого себя в твоем лице. Ты сидишь здесь, а я смотрю на тебя и знаю, кто ты такой… словно отец впервые вошел в мою жизнь. — Он отчаянно ерзал на своем стуле, точно щенок, которому хотелось подскочить ко мне.

Мне было трудно смотреть ему в глаза. Я не заслужил такой любви.

— Твой отец был более достойным человеком, чем я, — заметил я.

Он вздохнул.

— Расскажи мне о нем, — попросил Дьютифул. — То, что знаешь только ты.

Я понимал, как это важно для него, и не мог отказать. О чем же ему поведать? Может быть, рассказать, что Верити далеко не сразу полюбил Кетриккен? Получится, что я намекаю на отношения принца с Эллианой. Верити терпеть не мог тайн, но Дьютифул интересовало другое.

— Верити любил хорошие чернила и бумагу, — сказал я. — И сам подрезал себе перья. Он очень серьезно к ним относился. И… еще он был очень добр ко мне. Без всяких на то причин. Он дарил мне игрушки. Маленькую деревянную тележку, солдатиков и лошадей.

— В самом деле? Ты меня удивил. Я думал, что он был холоден с тобой. Знаю, что он приглядывал за тобой, но в своих письмах он жаловался, что редко видит маленького котенка, который неотступно следует за Барричем.

Я замер. Прошло некоторое время, прежде чем я вспомнил, что человеку необходимо дышать.

— Верити писал обо мне Чивэлу? — наконец спросил я.

— Ну, не прямо. Пейшенс пришлось объяснять мне, что это значило. Она показала мне письма, когда я пожаловался, что мало знаю о своем отце. Я был ужасно разочарован. Все четыре письма, коротких и, по большей части, скучных. У него все хорошо; он надеется, что Чивэл и леди Пейшенс здоровы. Обычно он просил брата переговорить с кем-то из герцогов, чтобы разрешить политические разногласия. Однажды он обратился к Чивэлу с просьбой прислать отчет о налогах за прошлый год. Потом я нашел несколько строк о сборе урожая и охоте. Но в конце он обязательно приписывал несколько слов о тебе. «Котенок Том, которого взял к себе Баррич, чувствует себя, как дома». «Чуть не наступил на котенка Баррича, когда он бегал по двору. Он растет не по дням, а по часам». Он всегда так называл тебя в своих письмах, чтобы шпионы ни о чем не догадались, да и Пейшенс сначала ничего не знала.

В последнем письме он назвал тебя Томом. «Том рассердил Баррича и получил трепку. Однако совершенно не раскаивается. Честно говоря, мне жаль Баррича». И в конце каждого письма несколько строк о том, что он с нетерпением ждет полнолуния или надеется, что во время прилива можно будет поохотиться на моллюсков. Пейшенс объяснила, что так они договаривались о времени для связи друг с другом при помощи Скилла, чтобы другие не мешали им общаться. Знаешь, наши отцы были очень близки. Когда Чивэлу пришлось уехать в Ивовый лес, оба тяжело переносили разлуку.

Том. Да, именно благодаря Пейшенс это имя ко мне пристало, а я и не знал, откуда оно взялось. Принц был прав. Замок Баккип полон тайн, половина из которых давно известна многим. Мы лишь боялись задать вопрос, опасаясь, что ответ окажется слишком болезненным. Я никогда не просил Пейшенс рассказать мне об отце; никогда не спрашивал у Верити, что он обо мне думал. Мой страх порождал тайны. И я стал плохо думать о Чивэле. Он никогда не приходил, чтобы взглянуть на меня. Но, быть может, наблюдал за мной глазами брата? Могу ли я винить их за это? Скорее всего, они полагали, что я все знаю. Или я сам виноват в том, что так и не осмелился ни о чем спросить?

— Чай готов, — объявил Дьютифул, собираясь налить его в чашку.

Впервые я обратил внимание, что мальчик за мной ухаживает, как я в его возрасте ухаживал за Чейдом или Шрюдом, — с уважением и почтением.

— Прекрати, — сказал я, накрыв его руку своей ладонью. Взяв у него чайник, я налил себе чаю и предупредил: — Дьютифул, принц мой, выслушай меня. Для тебя я во всех отношениях должен оставаться Томом Баджерлоком. Сегодня мы поговорим о прошлом. Но потом я вернусь к роли Тома Баджерлока. Ты будешь воспринимать меня только так и сделаешь все, чтобы не видеть в лорде Голдене Шута. Тебе вручили клинок, лишенный рукояти. Ты узнал тайну, владеть которой опасно. Ты радуешься, что знаешь, кто я такой на самом деле, видишь во мне связь с отцом. Всем сердцем мне бы хотелось, чтобы все было просто. Но если наша тайна откроется, она может принести всем нам ужасные беды. Мы знаем, что королева попытается меня защитить. Подумай, к чему это приведет. Всем известно, что я владею Уитом; все считают меня убийцей короля Шрюда. Не говоря уже о том, что я при свидетелях прикончил несколько человек из шайки Регала. Сейчас все считают меня мертвым. Если окажется, что я жив, ненависть к людям Уита вспыхнет с новой силой, как раз в тот момент, когда королева пытается положить конец преследованию таких, как я.