Энеолит СССР - Вадим Михайлович Массон

О зооморфном характере раздвоенных ручек свидетельствуют и параллели со скульптурными изображениями бычков, происходящими с верхнеднестровских поселений трипольцев, степень стилизации которых столь велика, что головка быка передается лишь парой рогов. Керамический комплекс культуры воронковидных кубков включает также дуршлаги, миски с ровным краем и сужающимся к низу туловом, миски с плавно загнутым внутрь краем.

Инвентарь рассматриваемых памятников свидетельствует о том, что общины культуры воронковидных кубков и позднетрипольские племена находились примерно на одном уровне развития экономики. Большинство орудий связано с занятием жителей земледелием и животноводством. Прямым свидетельством земледелия являются находки обгоревших зерен пшеницы, ячменя, гороха, льна, кусков лепешки, выпеченной из муки. Косвенным доказательством земледельческой практики служат кремневые заполированные от работы серпы, зернотерки, ямы, служившие зернохранилищами. Об использовании в хозяйстве парной упряжки волов можно судить по упомянутой выше скульптурной ручке сосуда, обнаруженной на поселении Кренжница Яра близ г. Люблина. Она изображает двух волов в одном ярме (Nosek S., 1947). Большую роль в хозяйстве играло и животноводство. Например, в Цмелюве Опатувского дистрикта найдено 40 тыс. костей животных, из которых 60 % принадлежит крупному рогатому скоту, 20 — свинье, 10 — мелкому рогатому скоту и только 10 % — диким животным. Соотношение костей диких и домашних животных в Зимно примерно такое же: 13 % там составляют кости диких животных и 87 % — кости домашних животных. Однако видовой состав стада домашних животных в Зимно несколько иной, чем в Цмелюве. На кости крупного рогатого скота приходится 40 %, мелкого рогатого скота — 17, свиньи — 30 % (Пелещишин М.А., 1971б). Орудия из кремня, кости и меди позволяют предполагать существование таких отраслей хозяйства, как деревообработка, переработка продуктов животноводства, охоты и земледелия, керамическое производство, прядение и ткачество, изготовление орудий труда, украшений, добыча и обработка высокосортного кремня, металлургия меди.

Общины, поселившиеся близ залежей кремня, специализировались на его добыче и обработке (NP, р. 153). Среди шахт по добыче кремня, обнаруженных в нескольких местах, наиболее исследованы шахты в Кшеменках Опатувского повята на Висле, где открыта сложная система колодцев и коридоров, в которых находились пустая порода и сломанные роговые кирки. На поселениях, производивших кремневую продукцию на обмен, найдено множество заготовок кремневых топоров. Изделия из кремня, добытого в Кшеменках, обнаружены в 140 пунктах, причем большинство их зарегистрировано в радиусе до 180 км и только 20 — в 400 км от месторождения. У племен культуры воронковидных кубков, как и у трипольцев, кремневые изделия распространялись в основном среди соплеменников. Отметим, что в Грудеке Надбужном зафиксирован случай находки песчаника, происходящего с верховьев Серета, левого притока Днестра, т. е. с трипольской территории (Захарук Ю.М., 1959).

Находки трипольской керамики на поселениях культуры воронковидных кубков отмечались неоднократно (Захарук Ю.М., 1959). Формы посуды, техника нанесения узора и орнамент позволяют с уверенностью говорить о контактах юго-восточной группы общин культуры воронковидных кубков с ближайшими трипольскими общинами, населявшими во второй половине позднего периода Волынь. Ближайшие аналогии эта керамика находит в памятниках городского типа. Вместе с тем сосуды культуры воронковидных кубков и их обломки найдены на позднетрипольских поселениях, в частности у с. Новая Черторыя на Волыни (Захарук Ю.М., 1959). Соседство носителей культуры воронковидных кубков с трипольцами не могло не сказаться на облике их культуры. Подобно трипольским племенам, они сооружали дома на плетневом каркасе, обмазанном глиной, практиковали погребения по обряду трупосожжения; кроме того, они изготовляли керамику, подражающую трипольской (Захарук Ю.М., 1959; NP, р. 144–177). Контактам общин обеих культур способствовало сходство их образа жизни, способа ведения хозяйства и отчасти идеологических представлений. Так, на памятниках обеих культур известны миниатюрные глиняные топорики с отверстиями для рукояти, связанные с культом топора (Захарук Ю.М., 1959, с. 66; Мерперт Н.Я., 1975, с. 163–172). Судя по скульптурным изображениям, у племен культуры воронковидных кубков существовал и культ какого-то божества, почитаемого в облике барана. Ритуальное назначение имели сосуды с ручками в виде стилизованных фигурок животных (баранов) или головки быка, а также «сосуды» без дна (Podkowińska Z., 1955).

Судя по археологическим данным, общественный строй племен культуры воронковидных кубков был подобен общественному устройству позднетрипольских племен. В частности, группировка жилищ на площади поселений свидетельствует о том, что община состояла из нескольких больших семей. Небольшие родовые могильники рассматриваемой культуры не содержат материалов, отражающих имущественное неравенство членов общины, однако мегалитические сооружения, известные в Северо-Восточной Польше наряду с бескурганными захоронениями, позволяют предполагать существование «верхушки» общества, обряд погребения представителей которой отличался особой сложностью (NP, р. 144–177). Обладали ли они богатством в виде стад, металлических изделий или других ценностей, не известно, но такой трудоемкий обряд мог быть совершен только в честь очень почитаемых членов рода. Погребения эти (часто парные) совершены в вытянутом положении на спине, реже в скорченном положении на боку, головой на запад под земляными насыпями высотой до 3 м, обложенными камнями. Насыпи треугольной или прямоугольной в плане формы в длину достигали 150 м, в ширину — 15 м. Заметим также, что культ боевого топора мог существовать только в обществе с развитыми патриархально-родовыми отношениями.

О происхождении рассматриваемой культуры имеются самые противоречивые мнения. Большинство исследователей считают культуру воронковидных кубков результатом сложных интеграционных процессов, происходивших на обширной территории от Рейна до Буга на базе северо- и центральноевропейских культур эпохи мезолита и раннего неолита (NP, р. 177). Хронологические рамки этой культуры весьма широки. Около 40 радиокарбонных дат, известных для памятников культуры воронковидных кубков, позволяют относить ее к периоду, охватывающему вторую четверть IV — вторую четверть III тысячелетия до н. э. (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972, с. 57). На территории Польши представлены как наиболее ранние памятники, относящиеся к рубежу первого и второго периодов неолита этой территории, например, Сарново Влоцлавекского дистрикта, так и поздние, синхронные позднему Триполью, например, Цмелюв Опатувского дистрикта (NP, р. 163–165). Для Сарново получена дата 3620±60 лет до н. э. (GrN-5035), для Цмелюва — несколько дат, в числе которых 2665±40 лет до н. э. (GrN-5088) (Долуханов П.М., Тимофеев В.И.И., 1972, с. 57). Относительно происхождения варианта культуры воронковидных кубков, представленного на территории СССР, известно, что он сложился в результате переселения части общин этой культуры сначала на Верхнюю Вислу, а затем в верховья Буга и далее на восток. Памятники этого варианта синхронизируются с поздним Трипольем и содержат однотипный инвентарь. Проблема исчезновения культуры воронковидных кубков связана с проблемой развития культуры шаровидных амфор, одним из основных компонентов которой и явилась рассматриваемая культура.

Культура шаровидных амфор.

Культура шаровидных амфор существовала в III тысячелетии до н. э. на огромной территории от Эльбы до Среднего Поднепровья, включая бассейны Днестра, Прута