Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры - Людмила Ивановна Сараскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Авторы фильма создали кинематографический эквивалент этой версии: коварство Марии Дмитриевны и ее бесчестная натура выразились сценой, в которой она вместе с новоиспеченным супругом и шафером (любовником) Вергуновым (Степан Морозов) едут в свадебной карете. Новобрачная опытным движением руки роняет свою перчатку на проезжую дорогу, в расчете на то, что супруг остановит лошадей, спрыгнет в снег, поднимет перчатку и вернется с ней к жене; за эти мгновения она успевает одарить любовника жарким поцелуем. Мария Дмитриевна ведет себя не просто как вульгарная кокетка, но и как виртуозная мастерица адюльтера, к тому же любительница экстрима. То мальчик Паша Исаев застает маменьку в момент жаркого поцелуя с чужим дяденькой, а рядом на постели лежит пьяный папенька. Затем пьяница муж, на миг протрезвев, видит жену в объятиях солдатика Феди, друга дома. Потом Федя, уже офицер и новый муж недавней вдовы, невзначай натыкается на жену Машу, когда та нежно обнимает молодого любовника Вергунова; Федя совсем не рад увиденному, но боится разгневать жену и терпит ее выходки (кажется, Чулпан Хаматовой не слишком нравятся узоры ее роли).
Вообще экстрим практикуется в фильме как биологически активная добавка (БАД), без которой даже и запретная страсть покажется пресной. Перескочив из Кузнецка (1857 год) в Петербург (1860-й), минуя Тверь и литературные дела тех времен, Достоевский попадает в новый треугольник. Обнаруживается какое-то болезненное любопытство авторов картины к пряным и пикантным ситуациям – когда неверные любовники, мужья и жены бывают застигнуты врасплох, в самый неподходящий момент. Мания адюльтера будто преследует авторов картины, являя игривый лейтмотив.
Главное, что происходит в сериале с Достоевским по возвращении в Петербург после десятилетия каторги и ссылки, это его постоянные ссоры с больной женой (она мстительно называет его то каторжником, то – издевательски – Гоголем, в пику мужу читает вслух Тургенева, ставя в пример успешного писателя) и встречи с другом молодости доктором Степаном Яновским (Дмитрий Певцов). Знакомство Достоевского с женой Яновского актрисой Александрой Шуберт (Дарья Мороз) обставлено как предвкушение неизбежного адюльтера: доктор то и дело обнаруживает свою Сашу целующейся с их общим другом Федором Михайловичем, актриса пытается соблазнить писателя, зовет ехать с ней в Москву и готова оставить мужа. Федор Михайлович, хотя и ценит тесное общение с актрисой, и восхищается ею, честно отбивается от любовного натиска дамы, ссылаясь на законы дружбы (Дарья Мороз убедительно сыграла хищную искательницу приключений).
Но откуда взялась в сериале интрига подобного сорта? Письма А.И. Шуберт к Достоевскому не сохранились, три письма Достоевского к ней весны-лета 1860 года невинны, их уважительный тон говорит о сердечной дружбе, но не более. «Как я счастлив, что Вы так благородно и нежно ко мне доверчивы; вот так друг! Я откровенно Вам говорю: я Вас люблю очень и горячо, до того, что сам Вам сказал, что не влюблен в Вас, потому что дорожил Вашим правильным мнением обо мне и, Боже мой, как горевал, когда мне показалось, что Вы лишили меня Вашей доверенности; винил себя» (28, кн. 2: 14).
Для того, однако, чтобы увлеченность Достоевского и легкий флирт со стороны Шуберт получили пикантное наполнение, авторы фильма создают удобную конструкцию: сердобольный доктор Яновский, заметив болезненность Марии Дмитриевны, слыша ее подозрительный кашель, в знак дружбы к ее мужу берется за обследование больной, проводит лечение, достает дорогие лекарства, становится по сути дела домашним врачом. Достоевский же и Сашенька Шуберт, пользуясь полной свободой, заняты друг другом и движутся к опасной грани. Эффект достигнут, дон-жуанский список Достоевского пополнен. Эпидемия неверностей, вакханалия измен нужна, объясняют авторы картины, для сугубой драматизации сюжета, для оживления образа, являя собой особый киноязык, средство экранной выразительности. Однако нарочитое стремление к скандалу выдает себя грубыми подтасовками: бронзу с памятника гения обдирают вместе с кожей и костями.
Дело в том, что Яновский (при всем уважении к исполнителю его роли Дмитрию Певцову) никогда не лечил Марию Дмитриевну – ее лечил зять Достоевского, муж его младшей сестры Веры доктор Александр Павлович Иванов, человек редкого мужества и благородства (он умрет, как тургеневский Базаров, как чеховский Дымов, от сепсиса, заразившись при операции). В сценарий доктор Иванов не поместился, да и не нужны были в этом сценарии люди истинно добрые и порядочные.
Спустя три года брак Шуберт и Яновского потерпит крах, но не Достоевский имел отношение к разрыву супругов, хотя фильм усиленно намекает на причастность Ф.М. к решению Александры Шуберт оставить обыкновенного, скучноватого мужа.
Водевильные решения любовных драм
Писательские занятия Достоевского 1860-х годов, стремившегося вернуть себе имя после десяти лет отсутствия в литературе, обозначены в фильме бледными пунктирами. Сочинительство, литературные чтения, которые Достоевский и в самом деле очень любил, понадобились сериалу как приманка, как крючок, на который можно подцепить очередную жертву мужского любострастия. Достоевский-чтец собирал большие залы, и его глухой, будто надорванный голос был слышен в каждом уголке самых больших столичных аудиторий. Евгений Миронов долго искал и таки нашел похожий тембр голоса.
Но как расходуется в фильме выдающийся талант и мастерство артиста? Ему поручено читать монолог крайнего циника и эгоиста старшего князя Валковского («Униженные и оскорбленные»): «Я люблю значение, чин, отель; огромную ставку в карты… Но главное, главное – женщины… и женщины во всех видах; я даже люблю потаенный, темный разврат, постраннее и оригинальнее, даже немножко с грязнотцой для разнообразия!..» (3: 365).
Откровения про «грязнотцу» будто током ударяют пришедшую сюда с опозданием ревнивую жену Машу: гримаса отвращения искажает ее нежное лицо, и в гневе она покидает собрание. Зато красавица и эмансипантка Аполлинария Суслова (Ольга Смирнова), сидящая в зале, хищно раздувает ноздри и сужает зрачки, будто готовится к прыжку: «гиена уже лизнула крови» (19:136), учуяв того, с кем вместе можно пробовать большой разврат и окунуться в его бездны. На этот крючок она и ловится; постельные сцены писателя и курсистки не промедлили случиться и показаны в терпком вакханальном стиле: сладострастник Достоевский «дорвался и торжествует», с наслаждением доминируя.
Однако Достоевский никогда не читал на публике монолог о грязном разврате (все афиши о литературных чтениях Достоевского сохранились). Фрагменты из «Неточки Незвановой» и «Бедных людей» в зале Пассажа в начале 1860-х читал,
