Чаша и Крест - Вера Семенова

Люк и Берси смотрели на них, затаив дыхание. Бенджамен стоял, полностью открывшись для удара и презрительно сощурив глаза. Шависс помедлил, словно почувствовав в этом что-то странное, но все-таки не мог упустить такую возможность и нанес прямой удар шпагой. В это мгновение губы Ланграля чуть шевельнулись, и острие клинка внезапно свернуло в сторону, насквозь пропоров его рукав чуть выше локтя. А шпага Ланграля вошла подошедшему слишком близко Шависсу прямо в горло.

Берси метнулся вперед и, рванув Шависса за ворот сзади, отбросил его в сторону вместе с зажатым в руке клинком.

Оба — и Берси, и Люк — со страхом уставились на прореху в камзоле Бенджамена. Но ни одной царапины не виднелось на коже, и они одновременно с облегчением выдохнули.

— Ланграль, — чуть дрожащим голосом произнес Люк, — вы, видно, хотите, чтобы я поседел в двадцать пять лет? Понимаю, что это только придаст мне еще больше обаяния, но умоляю вас — не повторяйте больше таких экспериментов.

Ланграль ничего не ответил. Его взгляд, пылавший скрытым пламенем минуту назад, медленно погас, словно на лицо опять опустилась холодная тень.

— Странно, — сказал он, едва шевеля губами. — Раньше я думал, что все это ерунда.

— Что именно?

— Книги о заклинаниях, которые я когда-то читал. Например, заклятие, отвращающее железо.

Его друзья испуганно переглянулись.

— Нельзя же полагаться на такие вещи, — сказал наконец Берси терпеливым тоном, который он использовал крайне редко — только когда что-то очень глубоко переживал. — А если бы он не промахнулся?

— Жаль, что он этого не сделал.

— Бенджамен, послушайте… — начал Люк, но Ланграль перебил его:

— И что мне делать теперь? Обратно на свой чердак? Что я без нее? Я даже пить не умею, в отличие от него…

Он кивнул в сторону Шависса, лежащего на полу, с задумчивым выражением, без прежней ярости.

— Идемте скорее отсюда, — заторопился Люк, которому высокий дар поэта совсем не мешал иногда быть весьма практичным и благоразумным. — Если я хорошо представляю замыслы этого мерзавца, на всякий случай поблизости прячется целый отряд.

Шависс неожиданно захрипел и пошевелил рукой, из последних сил потянувшись к груди. Его пальцы судорожно скребли и стискивали ткань, словно он стремился что-то достать, или, наоборот, спрятать поглубже.

— У него там какое-то письмо, — уверенно сказал Берси, глядя на белый край конверта.

— А вдруг нет? Вдруг он тоже тайно писал стихи, а теперь старается скрыть их от меня, как от соперника в поэтическом искусстве? Так или иначе, я просто должен познакомиться поближе с его творчеством.

Люк присел на корточки и без особых церемоний отпихнув руку Шависса, осторожно вытянул у него из-за пазухи две сложенные бумаги. На одну он глянул мельком и отбросил на покрытый стебельками соломы пол со словами: "Ему она больше не понадобится". Зато вторую он прочитал более внимательно, все больше поднимая свои изящно выгнутые брови.

— Посмотрите и вы, Бенджамен, — сказал он наконец. — Я знаю вашу нелюбовь к чтению чужих писем. Но мне сдается, вам оно тоже покажется любопытным. Тем более, что это не письмо, а скорее приказ по тюрьме.

Женевьева проснулась от звука отпираемой двери. Она лежала под окном камеры, свернувшись клубочком и натянув на голову край плаща. Полночи она пролежала так, чувствуя, как слезы непрерывно текут по щекам и попадают в уши, но так как подозревала, что в глазок на двери камеры часто заглядывают, то закрыла лицо, чтобы не радовать своих тюремщиков.

Сначала она не могла понять, что с ней произошло там, на мельнице. Уверенная в себе и гордая Женевьева де Ламорак сдалась без боя, позволила отвезти себя в тюрьму, словно жертвенное животное. Примерно полчаса она металась по камере и даже пару раз сильно рванула себя за волосы, но потом сознание того, что Ланграля действительно нет, навалилось на нее с новой силой, и она перестала что-либо чувствовать, кроме бесконечной тоски.

Какой тогда смысл во всем этом? Куда-то бежать, опять переодеваться, скрываться, притворяться, играть какую-то роль? Зачем ей все это? Бесконечные битвы, мелькание шпаги, красные физиономии гвардейцев, мокрая лошадиная шея, за которую она держалась обеими руками, вспарывающие темноту хлопки выстрелов, погоня и пыль — все это приносило ей радость, пока она знала, ради кого живет. Пока, стоило ей оглянуться через плечо, она видела человека с лицом, напоминавшем лицо короля в изгнании. Пусть даже он не любил ее. А что ей оставалось делать сейчас?

Женевьева моргнула слипшимися от соли ресницами, постепенно просыпаясь. Сейчас она вообще ничего не понимала и не чувствовала, медленно всплывая из глубины, где не видела снов. С трудом она сообразила, что дверь ее камеры открыта, а на пороге стоит темная фигура, завернутая в длинный плащ. Человек в форме гвардейского офицера. Но не Шависс — он гораздо выше и стройнее. Шляпа надвинута на глаза.

— Графиня де Ламорак? — спросил незнакомый гвардеец низким голосом.

— Доказательств представить не могу, — пробормотала Женевьева, садясь на полу и запуская пальцы в спутанные волосы. Тело отчаянно кричало о том, что спать на каменном полу очень больно. — Если поверите мне на слово, то да.

— У меня приказ, — сказал гвардеец, — перевести вас из Ша-Лейна в Фэнг. Собирайтесь.

— Вы что, думаете, что я буду укладывать в дорожные сумки кринолины и платья на три перемены в день? — Женевьева хрипло фыркнула. — Можете считать, что я готова. А где господин Шависс? Опять занят неотложными делами? Я была уверена, что он никому не уступит чести лично приехать за мной.

— Господин де Шависс… — гвардеец чуть замялся, — он сейчас далеко.

— Фэнг — это замечательно, — сказала Женевьева, поднявшись. — Давно мечтала там оказаться.

"По крайней мере, это не личная усадьба господина Моргана, — подумала она, натягивая дорожные ботфорты. Ее немного шатало, и сознание еще было слегка затуманено от слез. — Ты лучше подумай о тактике ближнего боя без всякого оружия. Когда они все на тебя набросятся. Ох, Скил, мало хороших советов ты мне подарил — ты, видимо, даже не предполагал, что такие ситуации бывают. Прокусить себе вену? — она оценивающе посмотрела на отчетливо видную синеватую жилку на запястье. — А если не получится? Это тебе не собаке горло перервать".

Гвардеец чуть посторонился, пропуская ее. Она так и не смогла разглядеть его лица, настолько глубокой была тень от шляпы. С другой стороны, она и не пыталась. Она была вполне согласна с тем, что в настоящую тюрьму ее сопровождает существо без лица и со странным, словно искусственным голосом.