Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Королева надеялась вернуться в эти чудесные места на следующий год, но беспрецедентные нападки на Англию со стороны французской прессы по поводу Бурской войны сделали такой визит крайне нежелательным. Вместо этого она отправилась в Ирландию, причем сделала это исключительно «по собственной воле», как она объяснила своей дочери. При этом она добавила, что вообще решила оставить все зарубежные поездки и ограничиться отдыхом в своей стране, что, по ее мнению, «принесет большую пользу и доставит немалое удовольствие».

Последний раз королева побывала в Ирландии более пятидесяти лет назад, когда отправилась туда в 1849 г. вместе с мужем и четырьмя детьми. Тогда она была приятно удивлена хорошим видом местных женщин, хотя многие из них были одеты в лохмотья. Они показались ей «очень живописными, с прекрасными черными глазами, черными волосами, нежным цветом кожи и белоснежными зубами». Толпы людей на улицах были довольно «шумными и возбужденными, но при этом дружелюбно настроенными. Люди бегали, толкались, весело смеялись и пронзительно визжали, и все это было так не похоже на англичан.

Королева остановилась в городке Коув, который был временно переименован в «Королевский город» в честь того, что именно «здесь впервые нога королевы ступила на ирландскую землю». После этого она отправилась в Дублин, а по пути ее сопровождали толпы возбужденных людей, музыка оркестров, радостные приветствия и другие общепринятые для местного населения выражения чувств. Все это произвело на королеву неизгладимое впечатление, и никто не мог представить себе тогда, что пройдет немного времени и вся Ирландия превратится в очаг недовольства, фактически став на путь открытого неповиновения монархии. В результате невиданного голода страну захлестнет волна насилия, и королева вынуждена будет ввести военное положение, чтобы хоть как-то усмирить бунтовщиков. Она признала, что «страдания ирландцев стали просто невыносимыми», однако добавила при этом, что сами они превратились в «ужасных людей». «Чем больше делаешь для них добра, тем более неуправляемыми и неблагодарными они становятся». Принц Георг Кембриджский, на которого возлагалась ответственность за военное обеспечение этого визита, подтвердил, что королеву в целом принимали весьма благожелательно и с небывалым энтузиазмом. «Теперь уже нет никаких сомнений, — вспоминал он, — что в душе своей ирландцы настроены вполне лояльно по отношению к монархии, и только отъявленные революционеры и агитаторы настраивают их против нее».

После этого королева приехала в Ирландию только в 1861 г., когда принц Уэльский проходил службу в военном лагере близ Дублина. С тех пор она не посещала эту страну, хотя поводов для этого было предостаточно. Она не скрывала восхищения храбростью ирландских солдат во время войны в Южной Африке и даже учредила в связи с этим особое подразделение под названием Ирландская гвардия. Навестив этих отважных солдат, она, как и в 1849 г., была тронута теплым приемом и лишний раз убедилась в их преданности Британской короне. К счастью, эти люди даже не подозревали о том, что ирландские республиканцы продолжают подстрекать людей против монархии и срывают «Юнион Джек»[70] с разбитых витрин магазинов в Дублине. Один из ее придворных джентльменов, сын Генри Понсонби Фредерик, находился рядом с ней и вспоминал об этом событии:

«Повсюду собирались огромные толпы людей, а когда мы приехали в Дублин, зеваки заполонили все улицы и площади, взобрались на крыши домов, свисали с балконов и выглядывали из окон. Это было что-то невероятное. Я видел немало подобных визитов, однако нигде люди не проявляли такого энтузиазма и такого радушия, как в Дублине. Однако были и такие, кто попытался испортить радостное настроение людей своими неодобрительными выкриками, но их возгласы потонули в общем хоре радостных приветствий».

«Остается лишь сожалеть, что все это закончилось, — записала королева по возвращении в Англию в апреле 1900 г. — Никогда не забуду тот удивительно теплый прием, который был оказан нам в Ирландии. У меня навсегда останется в памяти этот дружелюбный и приветливый народ».

Примерно через месяц из Южной Африки пришло сообщение об освобождении Мейфкинга. Люди «просто сходили с ума от радости», — отметила королева и поспешила нанести визит в колледж имени Веллингтона, где незадолго до этого начал обучение ее внук Дрино, сын принцессы Беатрисы. При въезде на территорию колледжа ее приветствовал огромный плакат с надписью «Добро пожаловать, королева Мейфкинга». А когда она вернулась в Виндзорский дворец, там ее уже встречала большая группа учащихся Итона, которые распевали патриотические песни и выкрикивали здравицы в адрес королевы. Она выглянула из окна кареты и поблагодарила их за приветствие. Когда прозвучала последняя песня, учащиеся Итона с любопытством наблюдали за тем, как возле королевы появился индийский слуга, протянувший ей шотландское виски с содовой.

57. СМЕРТЬ БРАУНА

«Я в таком ужасном горе, так как потеряла не только своего лучшего и наиболее преданного слугу, но и своего лучшего и наиболее преданного друга».

Однажды утром в марте 1883 г., вскоре после того, как так называемый шотландский поэт Родерик Маклин совершил покушение на королеву, Джон Браун проснулся в Виндзорском дворце с высокой температурой, опухшим лицом и ужасной головной болью, что указывало на рецидив рожистого воспаления, которое неоднократно мучило его в прошлом. По слухам, он «целый день провел в беспомощном состоянии» и лечился от простуды, которую подхватил на холодном ветру во время доставки срочного сообщения королевы леди Флоренс Дикси. Как вспоминал позже доктор Рид, леди Дикси пожаловалась королеве, что подверглась нападению двоих мужчин, возможно, фениев, которые переоделись в женское платье и попытались ограбить ее или даже убить. А спасло ее неожиданное появление ее любимого и грозного сенбернара.

Прошло несколько дней, и мистер Браун, который провел все это время в поисках предполагаемых фениев или хотя бы... каких-нибудь намеков на них, окончательно слег и уже не вставал с постели. 26 марта доктор Рид отметил значительное ухудшение его состояния и к тому же констатировал наступление белой горячки. Разумеется, королеве никто не сказал ни слова, и она понятия не имела о том, в каком тяжелом состоянии находится ее любимый слуга. Правда, она в любом случае не смогла бы навестить своего друга, так как незадолго до этого упала с лестницы и к тому же была прикована к постели острым приступом ревматизма, отчего не спала уже несколько дней. «Королева прикована к дивану, — писал доктор Рид своей матери, — и часто нуждается в моей помощи». Правда, при этом она могла слегка передвигаться по своей комнате, но только опираясь на руку доктора. Но по лестнице ей было никак не подняться.

27 марта доктор Рид сообщил матери, что уже не сомневается в том, что мистер Браун долго не протянет. А к тому времени королева поправилась настолько, что, узнав о случившемся, «впала в состояние страшной депрессии от неминуемой смерти Брауна». Джон Браун действительно умер в ту же ночь. Первым о смерти любимого слуги сообщил королеве принц Леопольд, которому было «очень жаль мать, но совсем не жаль покойного». Королева, по ее же собственным словам, была в шоке и долго не могла прийти в себя. Поддерживаемая принцессой Беатрисой, она с трудом поковыляла к Кларенс-Тауэру, где в течение шести дней находилось тело покойного, и приложила немало усилий, чтобы подняться по лестнице и с отсутствующим видом принять участие в отпевании любимого слуги. На его гроб были положены букеты белых цветов и мирта, а после этого гроб с телом покойного был захоронен в Крети с надписью: «От лучшего и наиболее преданного друга. Королева и императрица Виктория».

«Я потеряла лучшего и самого дорогого друга, которого никто в этом мире заменить не может, — писала она внуку принцу Георгу Уэльскому. — Никогда не забывай лучшего и самого преданного друга твоей бедной бабушки». «Он стал моим лучшим и самым верным другом», — повторила она то же самое в письме священникам Крети. «Плачь вместе со мной, — обратилась она к невестке Джона Брауна, — так как мы потеряли самого верного, самого дорогого для нас человека. Мое горе неизбывно и безгранично, и я не знаю, как можно вынести это. Я даже поверить не могу, что это случилось... Дорогой, милый Джон, мой лучший друг, которому я могла доверить все свои тайны и все свои помыслы, который всегда защищал меня. У тебя есть муж, твой помощник и защитник, а у меня теперь не осталось никого».

Нечто подобное королева писала и своей старшей дочери: «Я чувствую себя несчастной и убитой горем. Он так рьяно защищал меня, что я всегда ощущала себя в полной безопасности! А теперь это ушло в прошлое, и снова все стало для меня непрочным и непостоянным... Для меня это шок, удар, пустота, постоянное отсутствие рядом со мной надежного и верного друга и помощника... Это несчастье поразило меня в самое сердце... Исполнилась воля Господня, но я уже никогда не стану прежней».