Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника - Леонид Кавелин

Наш паломник XII века игумен Даниил еще застал в монастыре Пр. Герасима двадцать иноков, и ныне не трудно было бы восстановить его, войдя в сношение с шейхами заиорданских бедуинов; но Патриарх Иерусалимский сам не желает этого и наверное не позволит сделать сего и другим; ибо тогда лавра Пр. Саввы может оскудеть братиею, потому что все с радостью устремятся в обновленную обитель по близости ее к привольным берегам святой реки (так поведали мне сами саввинские иноки).

Чем ближе подъезжали мы к Иордану, тем приятнее становилась дорога; вся равнина была покрыта зеленью и цветами, между которыми преобладали цветы желтого и темно-пунцового колера вроде нашего мака; наконец послышался шум воды – это поток Елисеев катил свои мутные воды в Иордан, ворочая камни и увлекая их с собою; ручей так наполнился от дождей, что мы, подъехав к нему, не знали, как перебраться на другой берег. Бедуины отправились вниз по течению потока отыскивать место более мелкое и безопасное для переправы. Отец Т-н последовал за ними, отвечая на мои уговоры остаться с нами, что он с водой знаком близко; савваиты авва Харитон и послушник Герасим пошли вправо искать проезда к берегам Иордана по сю сторону ручья сквозь чащу начинавшегося леса, а я с отцом В-м остался на поляне. Вдруг слышу вдали в кустах какие-то дикие отрывистые крики, а затем один из наших провожатых бедуинов видимо испуганный выбежал из кустов на нашу поляну. «Кто там? Что случилось?» спрашиваем его по-арабски, и он, мечась то в ту, то в другую сторону по кустам, едва проговорил: «Монах утонул». Мы в свою очередь испугались такой вести более чем доносившимися из леса криками, полагая, что стремление потока унесло в Иордан нашего товарища о. Т-на, а дикие голоса приписывали нападению хищников, ожидая с минуты на минуту их появления пред нами. Но вот показались из кустов два человека, в которых мы тотчас же опознали коптских монахов; они знаками объяснили нам, что их было трое, осталось же двое, а третий утонул. Скоро возвратились и остальные наши спутники: испуг проводников-бедуинов объяснился неожиданною для них встречею в кустах с этими монахами, на которых они наткнулись, убегая из леса от раздавшихся в нем внезапно криков; этими криками, как оказалось, вздумал (вовсе некстати) попугать их саввинский послушник Герасим (за что и получил заслуженный выговор от нас и аввы Харитона); метание же нашего бедуина по поляне, на которой находились мы с о. В-м, объяснилось тем, что он со страха забыл, где именно оставил свое ружьишко. Когда разъяснилось дело, все подшучивали друг над другом по случаю напрасной тревоги кроме виноватого во всей этой суматохе, который, сознавая свою вину и опасаясь впереди выговора от старца, молчал, но в сущности был весьма доволен тем, что напугал наших проводников, бедуинов Мар-Саба, дорогой хвалившихся своею храбростью, которую на этот раз вполне обеспечивало половодье Иордана, делавшее невозможною переправу через нее заиорданским бедуинам. Но хвастуны совершенно позабыли об этом, лишь только услыхали несшиеся из леса дикие возгласы, по их признанию вполне походившие на воинственный крик враждебных им соседей, кочевников с того берега Иордана.

Несмотря на грязь, мы кое-как добрались до берега священной реки, но не нашли там шалаша, в котором обычно останавливаются саввинские иноки во время своих прогулок на Иордан; шалаш этот размыло и унесло водою; пришедшие к нам копты теперь объяснили нам подробнее свое приключение. Их трое отправилось на Иордан тотчас после праздника Крещения с целью провести здесь всю святую Четыредесятницу (они и абиссинцы (Хабажи) делают это ежегодно, подражая первым пустынным отцам: преподобному Евфимию, Савве Освященному, авве Герасиму и другим). Тут они проводят все время в посте и молитве, питаясь одними травами. Когда мы их увидали, они уже были здесь пятнадцать дней, не имея с собою ничего съестного, ни даже кремня и огнива для разведения огня; одежда их состояла из длинной изорванной бумазейной рубахи и старого ватного одеяла, которым они укутываются как плащом; ноги босые, а на голове синяя низенькая камилавка; на плечах носят торбочки с книгами: Евангелие, Псалтирь, служебная Минея и т. д. Все книги писаны на пергамене или бомбицине, и они очень дорожат ими. Сходясь на короткое время днем для общей молитвы, остальное время дня и ночи они проводили отдельно друг от друга, блуждая одиноко, с молитвою на устах, по берегу Иордана и отдыхая там, где заставало кого крайнее изнеможение тела; и вот дня три до нашего приезда, когда один из них (иеромонах Михаэль) заснул на самом берегу реки, внезапно нашла сверху вода (от тающих на Анти-Ливане снегов); Иордан выступил из берегов, и несчастный, проснувшись от шума и плеска воды, вместо того чтобы взлезть на дерево, бросился в испуге к берегу и погиб в волнах священной реки. Два оставшиеся в живых его товарища были в это время выше (далее от берега), куда не дошла вода, а она этот год была велика, как и не запомнят, и затопила луговой берег на пространстве в четверть версты, вышиною в рост человека, как видно было это на коре еще не обсохших деревьев. Рассказчик жалобно вздыхал, повторяя часто: «а Михаэль, Михаэль» (имя утопшего) и возводя к небу слезящие взоры. Мы снабдили подвижников хлебом и спичками для разведения огня и тогда-то оценили вполне предусмотрительность старца, снабдившего нас хлебом, как казалось нам прежде, сверх потребы. Этот изумительный подвиг коптские и абиссинские монахи принимают на себя каждогодно, проводя всю святую Четыредесятницу в пустыне Святого Града, по примеру древних пустынножителей, в посте (к которому привыкают с детства, по скудости, как и индейцы, которые легко могут пробыть без пищи по двадцать и более дней) и молитве, частью на берегах Иордана, а частью в пещерах Сорокадневной горы (близ Иерихона). Мы развели огонь и занялись приготовлением чая; подкрепившись чаем и устроив себе ложе из древесных ветвей, легли отдыхать, но как-то плохо спалось ввиду столь новой и необычной для глаз картины: Иордан с шумом катил свои мутные воды, в которые гляделась полная луна, отражая в лоне реки высокие беловатые скалы аравийского берега; в лесу слышался вой шакалов, похожий то на плач младенца, то на протяжный вопль умирающего человека. Приятные воспоминания, связанные с священным именем Иордана, невольно перемешивались с тревожными мыслями о возможности и последствиях ночного нападения хищников; но вера в молитвы старца и его напутственное благословение скоро рассеяли эти опасения, навеянные рассказами о бывших случаях, и мы заснули крепко. Проснувшись с восходом солнца, которым нельзя было достаточно налюбоваться, и помолившись Богу в Его нерукотворенном храме, мы разбрелись по лесу: кто резал себе на память трости из тамаринового и других дерев, кто собирал цветы, кто купался, а я сидел на берегу и, прочтя Евангелие, относящееся к великому событию, здесь совершившемуся, любовался рекою, по которой по временам проносились большие деревья. Однажды, рассказывали вам саввинские иноки, также в половодье в виду их несся сверху вол, который выплыл на берег невдалеке от их становья; бедуины, их проводники, бросились было ловить молодца, но он снова прянул в кипящие волны и выплыл на берег лишь у самого Мертвого моря, где и поймали его иерихонские бедуины, а чрез месяц, узнав об этом, явились за ним его владельцы арабы назаретские. Полноводье Иордана, как мы узнали позже, ограждало нас достаточно от внезапного нападения заиорданских бедуинов, ибо в это время нельзя им ни перейти, ни переплыть быстрой реки. Впрочем, и летом, когда на Иордане образуются броды, нападения заиорданских бедуинов случаются редко; более опасны бедуины иерихонские, которых посему и побаивалась наша небольшая эскорта. Место, которое обычно служит становьем саввинским инокам, выбрано весьма удачно: оно хорошо укрыто, имея против себя с того берега совершенно отвесную скалу; савваиты проживают здесь иногда (особенно осенью по уборке винограда) по шестнадцать и более дней и всегда безопасно, а если в это время посетят их заиорданские или иерихонские бедуины, то дают им в бакшиш (подарок) несколько хлебцев, и тем ограничивается откуп за свободное посещение берегов священной реки. Бедуины, впрочем, никогда не убивают, а только при случае обирают свои жертвы: несколько лет тому назад они обобрали савваитов, невдалеке от монастыря; к тому же они и сами порядочные трусы; так, например, увидав однажды возвращавшихся без проводников с Иордана поклонников, они приняли закинутые на плеча посохи за ружья и обратились в бегство.