Пылающий берег - Уилбур Смит

— Как пра-пра-прародители ребенка, мы бы хотели дать ему имя, — тихо вымолвила Х-ани. — Это нам разрешается?

— Говори, старейшая. Говори, старейший.

Х-ани посмотрела на мужа, тот ободрительно кивнул.

— Мы назовем ребенка Шаса.

Глаза Сантен защипало от слез, ибо она поняла, что ей оказывают великую честь. Бушмены называли ребенка так, как называли самое драгоценное вещество во вселенной, имя которому «вода».

— Шаса — хорошая вода. Смахнув слезы, Сантен улыбнулась.

— Я нарекаю этого младенца Мишель Шаса де Тири Кортни, — тихо проговорила она, и каждый из стариков по очереди коснулся глаз и рта ребенка, благословляя его.

Сернистые минеральные воды подземного озера обладали поистине необычайными свойствами. Каждый день и вечер Сантен парилась в источнике, и все ее послеродовые травмы заживали чудесным образом. Конечно, сейчас она находилась в прекрасной физической форме, в теле не было ни грамма лишнего веса. То, что Шаса родился худенький и так легко, тоже было следствием ее здоровья. Кроме того, бушмены смотрели на акт рождения как на дело почти будничное. Х-ани не только сама не стала относиться к Сантен с большим вниманием, но и ей не советовала считать себя больной — хотя бы временно.

Хорошо тренированные молодые мускулы очень быстро обрели прежнюю упругость и силу. Кожа на животе совсем не растянулась и не висела складками, фигура Сантен осталась такой же поджарой и стройной, как и раньше. Только груди набухли молоком, которого хватало с избытком. Шаса рос и набирался сил, словно растение пустыни после дождя.

И конечно, сказывалось благотворное воздействие подземного источника.

— Удивительно, — рассказывала Х-ани, — но все кормящие матери, пившие эту воду, растили детей, у которых кости были крепкими-крепкими, а зубы сверкали, словно полированные. Таково благословение духов этого священного места.

Днем солнечные лучи пробивались сквозь одно из отверстий в потолке пещеры, целый сноп света падал вниз, и Сантен нравилось нежиться под ним, вдыхая горячий, наполненный паром воздух, пересекать бассейн вплавь и наблюдать за дрожавшим светлым кругом на воде.

Она погружалась в зеленую воду до самого подбородка и слушала, как во сне сопит и причмокивает Шаса. А тот, завернутый в шелковистую шкуру антилопы, лежал на выступе подле бассейна, и мать могла видеть его, слегка приподняв голову над водой.

Дно озера было сплошь усыпано камушками и галькой. Набрав несколько пригоршней, Сантен выставляла их на свет, получая от этого невероятное удовольствие, ибо камни были странными и необычайно красивыми. Среди них попадались радужный агат, обточенный водой и гладкий, как яйцо ласточки; нежно-голубые камни сардоникса с красными, розовыми или желтыми прожилками; светло-коричневая яшма и сердолик всевозможных оттенков; наконец, блестящий черный оникс и золотисто-переливчатый тигровый глаз.

— Я смастерю для Х-ани ожерелье! Это будет подарок от Шаса в благодарность за все, что они сделали для нас.

И начала собирать самые красивые камни, самой необычной формы.

«Мне нужен камень в середину, вокруг которого расположатся остальные», — решила Сантен. Набрав пригоршню со дна, промыла в воде, а потом разложила на свету и стала рассматривать, пока не наткнулась на то, что искала.

Это был абсолютно бесцветный камень, чистый и прозрачный, как вода, но когда в нем отразился луч света, он, словно волшебная радуга, засверкал изнутри всеми оттенками солнечного спектра. Сантен провела в бассейне больше часа, лениво нежась в воде и любуясь найденным камнем, поворачивая его разными гранями к свету и заставляя кристалл вспыхивать и рассыпать каскады разноцветных искр, и не могла отвести глаз от этого дивного зрелища. Камень нельзя было назвать большим — он был размером с монгонго, но, многогранный и абсолютно симметричный, оказался как раз таким, что был нужен в центр ожерелья.

Сантен собирала ожерелье с бесконечным терпением и тщанием, проводя за работой по несколько часов, когда Шаса спал у нее на груди. Переставляла камни с места на место до тех пор, пока наконец не добивалась желаемого результата, располагая их так, как ей нравилось больше всего. И все-таки не совсем была удовлетворена, так как прозрачный граненый камень в середине, рассыпавшийся искрами на свету, затмевал собой остальные камни и делал их странно бесцветными и неяркими.

Она попробовала нанизать камни на жилку и немедленно столкнулась с массой новых проблем. Всего один или два оказались достаточно податливыми, чтобы в них можно было без особых усилий проделать костяным буравчиком отверстия. Другие были либо слишком хрупкими и трескались, либо такими твердыми, что вообще никак не сверлились. Это в особенности касалось бесцветного прозрачного камня, который сопротивлялся любым попыткам Сантен просверлить в нем дырку. После того как она сломала несколько костяных буравчиков, на нем не осталось и следа.

Сантен обратилась за помощью к О-хва. Как только он понял, над чем трудится девушка, то принялся за дело с нескрываемым энтузиазмом. Они испробовали дюжину вариантов и после нескольких неудач придумали наконец, как приклеивать к жгуту из сансевьеры камни потверже с помощью смолы акации. И пока Сантен прилаживала их один за другим, она чуть не свела О-хва с ума, когда то и дело начинала придираться к жгуту.

— Этот слишком толстый. А этот недостаточно прочный.

Но О-хва, который и сам работал над своим оружием или инструментами с невероятной тщательностью, воспринимал замечания с полной серьезностью.

В конце концов отрезав кусок ткани с полотняной юбки Сантен, они вытянули из него несколько нитей и переплели их с жгутиками растения; только тогда получилась топкая и крепкая жилка, удовлетворившая их обоих.

Когда ожерелье было закончено, радости О-хва не было предела, он был счастлив так, словно зарождение и выполнение замысла принадлежало ему одному целиком и полностью. Между тем получилось больше, чем просто нитка на шею, это было украшение, сотканное из драгоценных камней и висевшее на груди, подобно удивительной мозаике с крупным кристаллом посередине, который окружали радужный агат, сердолик и берил. Сантен была довольна.

— Получилось даже лучше, чем я предполагала, — сказала она О-хва, заговорив почему-то по-французски и разглядывая ожерелье, повернув его к свету. — Это, конечно, не Картье, — Сантен вспомнила свадебный подарок отца матери, который он позволял ей примеривать на день рождения, — но совсем не плохо для первой попытки дикарки в пустыни!

Они преподнесли подарок в торжественной обстановке. Х-ани сияла, словно маленькая желтенькая ящерка, пока Сантен благодарила ее за то, что она была замечательной бабушкой и повитухой, но когда надела ожерелье на шею, показалось, что оно слишком большое и тяжелое для хрупкого сморщенного тела.