Наивны наши тайны - Елена Колина

одинаковое ощущение — что-то внутри мгновенно ухнуло вниз и мелькнула неприятная мысль. Почти все они тут же устыдились, как будто были ответственны перед кем-то за собственные мысли, тем более это были даже не мысли, а нечто мимолетное, какая-то реакция организма, вроде слезы или вздоха.

«Как же я...», «Что же будет...», «А-ах...» — приблизительно такими были эти мысли.

И только у одного человека в этом кабинете первой реакцией было мгновенное облегчение — какую-то долю секунды. Ну а затем все испытали то, что положено, — потрясение и ужас.

В центре внимания оказался не виновник неожиданного драматического события — ему уже ничем нельзя было помочь, — главным действующим лицом, вокруг которого закружилась общая нервная суета, стала Таня: взбежав наверх на Ларисин крик, она упала в обморок прямо в дверях кабинета.

Рита подтянула Таню на диван и деловито вывела из обморока, поочередно похлопывая по щекам, массируя кончики пальцев и наконец прислонила к спинке дивана как тряпичную куклу. Таня была так потрясена, что впервые в жизни забыла, что у нее вообще существуют эмоции.

Лариса выключила монитор компьютера, взяла со стола скомканный лист бумаги, аккуратно разгладила его и прочитала бесцветным, безо всякого выражения голосом: «Мнеплохояусталиябольшетакнемогу». Написано было именно так, слова лепились одно к другому, и она с трудом разобрала прыгающий почерк.

...Через сорок минут приехала «скорая помощь», и врачи констатировали смерть от инфаркта.

— Строфантин... Что это?.. — спросил Игорь врача, так боязливо взяв со стола разбитую ампулу, словно опасался, что она выпрыгнет из рук.

— А я и не знала, что он принимал лекарства... Эта его вечная страсть все скрывать, — растерянно пожав плечами, пробормотала Лариса.

— Я так всегда за молодой инфаркт переживаю, — сказала своему водителю доктор «скорой». — Самый возраст страшный — у них и дети еще невзрослые, и родители живы... Этому сорок три года было.

— Вот тебе, пожалуйста, дом роскошный, то-се... значит, бизнесмен. А у них нагрузки, нервы, разборки... Лучше уж на печи лежать...

— Ага, и яйца чесать, — неодобрительно проворчала доктор. Муж доктора как раз был из тех, кто лежал и чесал, а доктор из месяца в месяц хватала лишние дежурства. — Слушай-ка, ну и семейка! У него ведь серьезно было с сердцем. Первый раз вижу, чтобы муж принимал строфантин, а жена не знала...

Беседа четвертая

— Убили... Мы с тобой убили человека, можно даже сказать, замочили, — горестно сказала Ольга.

— Не бери дурных примеров и выражай свои мысли культурно, — ответила я. Я очень строго отношусь к чистоте речи. Считаю, мы, питерцы, сами должны быть на высоте и держать Москву в рамках приличий. — А Кирилла можно и оживить. Пусть он отдохнет, немного подумает о смысле жизни и вернется к гостям.

— Кстати, о смысле жизни, — грозно произнесла Ольга. — Зачем ты развела это занудство? «Кризис среднего возраста, боязнь смерти...»

— Извини, забылась, — кротко отозвалась я. — Но мне кажется, что у него еще были проблемы с самоидентификацией, и кризис идентичности, и...

Ольга издала тихое шипение, и я поняла, что с самоидентификацией номер не пройдет.

Только я положила трубку на рычаг, раздался звонок.

— Ты соображаешь?! — сказала Ольга. — Как же они будут делить наследство, если он не умер?

Я понимала, что без смерти ничего не выйдет, но кое-что меня смущало... Человек умер, а они не особенно горюют.

— Вспомни Агату Кристи, — уверенно отозвалась Ольга. — К примеру, хозяин замка умер, а гости в столовой завтракают и не переживают нисколько. Если бы они переживали, они бы только кофе выпили, и все. Ну или, в крайнем случае, с булочкой. А они вообще копченую рыбу едят, омлет, кашу. После завтрака шляются по замку как ни в чем не бывало. Закон жанра — ничего личного.

Ольга, конечно, права — ничего личного.

— Заметь, что Б. А. все еще спит. Его пора будить, он же тоже наследник, — напомнила Ольга.

Но тут я была тверда. Пусть никто не переживает, с этим я еще могу согласиться. Пусть завтракают. Сырники, глазированные сырки «Рыжий An», бутерброды с докторской колбасой... Ах да, сейчас ночь... ну ничего, тогда они будут доедать террин, крем-суп, салат «Цезарь». Еще у них есть тарелка с семечками, курагой и орехами.

А вот Б. А. спит и будет спать дальше, всю ночь проспит. У него очень крепкий сон. Когда Аврора говорила ему, что неважно спала этой ночью, Б. А. всегда отвечал, что спал еще хуже, и вообще, совершенно измучен бессонницей. А на самом деле сон у него был как у младенца, и если он «с трудом сомкнул глаза», то разбудить его было невозможно. Ну что, Олечка, съела?!

Все люди иногда ссорятся, а уж если их связывает постель, как нас с Ольгой, то их ссоры могут принимать особо острый характер, вплоть до рукоприкладства. И если бы Ольга сейчас была рядом, она бы шлепнула меня по руке, а я бы в ответ ее ущипнула, потому что интеллигентный человек из Питера никогда не дерется, а только щиплется... Жаль, что она в Москве...

— Конечно, пятерки за сочинения были у тебя, — с сомнением сказала Ольга, — но я тебя прошу — придерживайся интригующего стиля. Запиши.

Первое. «Все пропало. Столько усилий потрачено зря». Читатель не знает, что пропало.

Второе. «Необходимо выбраться из черной дыры, по крайней мере сделать попытку...» Читатель не знает, где эта черная дыра.

Третье. «В конце концов она решит все проблемы. Именно она, потому что она сильная, сильнее всех остальных». Читатель будет гадать, кто самая сильная, — на первый взгляд Кирочка, а вот и нет.

Потом, в крайнем случае, можно про это вообще забыть.

— И я тебя умоляю, не забудь, что в кабинете Кирилла бесшумно бродит некто в сером, — напоследок напомнила Ольга.

Не знаю, зачем Ольге понадобилась мышь в кабинете, но пусть будет, как она хочет. Я всегда откликаюсь на просьбы — со мной лучше лаской. Драка хорошо, а ласка лучше.

Дальше все происходило, как в кино начала века — все двигались немного слишком быстро или чересчур медленно, а если разговаривали, то фрагментарно и отрывисто, словно стесняясь друг друга. Но что же было делать гостям? Уйти домой? Какими словами можно было бы попрощаться: «Спасибо за чудесный вечер, до свидания» или «Сочувствую, что так вышло, всего вам хорошего»?

У гостей оставалась возможность быть полезными и милыми, к примеру, утешать Ларису. Но внезапная вдова не нуждалась ни в чьих утешениях, во всяком случае, внешне вела себя разумно и спокойно. Так что все молча расположились в гостиной и сидели по углам, не поднимая глаз, словно в очереди в приемной у врача.

— Лариса, у вас шок, выпейте хотя бы валерьянку, — проговорила Рита.

Непрерывно облизывая губы, она стояла над вдовой своего патрона с выражением срочно мобилизованного сержанта. Но Ларисе не требовались ни валерьянка, ни сама Рита с ее сочувствием, она взглядом хорошего организатора указала Рите на Таню.

В Тане уже давно, булькая вздохами и сдавленными всхлипами с постепенным повышением градуса, закипала истерика. Она несколько раз принималась рыдать в голос, но, поймав Ларисин взгляд, чуть брезгливый и как бы предупреждающий, спотыкалась на всхлипе и дальше уже тихонько плакала в платок, испуганно оглядываясь, словно делала что-то неуместное.

Мариша, нелепо выставив острые, такие жалкие сейчас, коленки, испуганным комком присела рядом с матерью. Напротив нее очень прямо, с непроницаемым лицом, сидела Кирочка. Погруженный в свои мысли Игорь был похож на заводную игрушку, у которой кончился завод, — ему в этом доме привычно было выполнять распоряжения, и, казалось, он совершенно потерялся, когда распоряжаться стало некому.

Органичней всех вела себя Ира — она просто пила.

— А Лариса с Таней сейчас поругаются, кому быть главной вдовой, — едко прошептала Ира на ухо Авроре.

 Аврора посмотрела на нее с удовольствием — любые неординарные способности всегда вызывали у нее уважение — и прошептала в ответ:

— Знаете, я от одной рюмки могла потерять все — сумку, ключи, девичью честь... А вот вы, Ирочка, столько выпили, а сохраняете удивительную ясность ума!

 — Как мы теперь будем жить... на что мы будем жить? — отчетливо произнесла Лариса в пространство, поглаживая по плечу прильнувшую к ней дочь.

— А что такое? Будем жить, как жили, — непонимающе отозвалась Мариша и, на секунду оторвавшись от матери, удивленно наморщила лобик. — А что, мы теперь не поедем в Америку? А как же моя машина? Папа обещал BMW... Так что, по-твоему, мне теперь на «жигулях» ездить? Мы же с тобой единственные папины наследники...