В мышеловке - Дик Фрэнсис

Мы поздоровались. Она спросила, как я долетел, и я ответил, что хорошо. Но было видно, что ее больше бы устроило, если бы я остался дома.

Кеч Джика — суденышко длиной в тридцать футов, на котором он приплыл из Англии, — походил на гибрид мастерской художника с мелочной лавкой. В глаза бросались занавесочки, подушечки и какие-то цветущие растения. Джик откупорил шампанское и разлил по бокалам.

— Ей-богу, — сказал он, — мне чертовски приятно видеть тебя здесь.

Сара вежливо присоединилась к тосту за мой приезд, но я не был убежден, что ей тоже чертовски приятно. Я извинился, что нарушил их медовый месяц.

— Да черт с ним! — лихо возразил Джик. — Чрезмерное домашнее согласие весьма расслабляюще влияет на душу человека.

— Все зависит от того, — уточнила Сара, — что тебе нужно для дальнейшей жизни — любовь или одиночество.

Когда-то Джик однозначно предпочитал одиночество, но времена меняются. Меня интересовало, что он рисовал в последнее время, но, осмотревшись, я не нашел и следа его творчества.

— Я теперь на седьмом небе, — заявил он. — Запросто мог бы залезть на Эверест и постоять на руках на его вершине.

— Не нужно Эвереста, хватит камбуза, — вернула его на землю Сара, — если ты не забыл привезти раков!

Когда мы жили вместе, Джик всегда занимался стряпней, и, похоже, ситуация не изменилась. Именно он, а не жена быстро и умело пооткрывал жестянки с раками, сдобрил их сыром и горчицей и пристроил на рашпере. Именно он промыл листья свежего салата и разложил гренки, намазанные маслом.

Мы пировали, сидя за столом в каюте, а дождь хлестал по иллюминаторам и крыше, и ветер, становившийся все свежее, плескал морскую воду в борта. За кофе, поскольку Джик настаивал, я рассказал им, зачем я прилетел сюда.

Они молча выслушали меня. Потом Джик, чьи взгляды не изменились со студенческих времен, пробормотал что-то неразборчивое о «сволочах», а Сара была откровенно обеспокоена.

— Не волнуйся, — сказал я ей. — Теперь, узнав о том, что Джик женился, я не собираюсь просить его о помощи.

— Я помогу! Помогу! — зажегся Джик.

— Нет, — помотал я головой. Помолчав, Сара спросила:

— С чего ты планируешь начать, Тодд?

— Попробую установить происхождение обеих картин Маннинга.

— А потом?

— Хорошо бы найти их бывших владельцев.

— Мне кажется, что это необязательно, — протянула она.

— Мельбурн? — проговорил вдруг Джик. — Ты сказал, что одна картина куплена в Мельбурне? Конечно, мы поможем. Сразу же отправимся туда. Лучше и быть не может. Ты знаешь, что будет в следующий вторник?

— Конечно нет, — ответил я. — А что?

— Во вторник разыгрывается Мельбурнский кубок. — В его голосе чувствовалось торжество.

— Лучше бы ты не приезжал, — хмуро взглянула на меня Сара, сидевшая напротив.

Глава 6

Той ночью я спал в переоборудованном эллинге, который считался постоянным местом проживания Джика. Кроме уголка, отгороженного для коек, новой ванной и примитивной кухни, все остальное пространство эллинга использовалось как студия.

Посреди стоял старый массивный мольберт, а по обеим сторонам от него — столики с разложенными на них красками, кистями и банками с маслом, скипидаром и растворителем.

Ни одной начатой работы, все закрыто и прибрано. Как и когда-то в Англии, мат перед мольбертом пестрел пятнами краски. Джик имел привычку, меняя цвет, вытирать о мат недостаточно чисто промытые кисти. Тюбики с краской тоже были характерно примяты посредине, потому что от нетерпения он никогда не выдавливал краску по правилам, с конца тюбика. Палитра была ему не нужна, потому что он преимущественно накладывал краску прямо из тюбика и достигал своих эффектов, нанося слои один поверх другого. Под столом стояла коробка с тряпками, которыми можно было вытереть все, что использовалось для нанесения краски на полотно: не только кисти, но и пальцы, ладони, ногти — все что угодно. Я мысленно усмехнулся. Мастерскую Джика было так же легко опознать, как и его картины.

Вдоль стены на двухъярусном стеллаже стояли ряды картин, которые я вытаскивал по одной. Сильные и резкие цвета, так и бьющие в глаза. Все то же тревожное видение, чувство обреченности. Распад и страдание, унылые пейзажи, увядшие цветы, умирающие рыбы — и обо всем нужно догадываться, ничего явного, определенного.

Джик не любил продавать свои картины, а если и расставался с ними, то очень неохотно, что, на мой взгляд, было правильным, потому что от их присутствия в комнате нормальному человеку становилось не по себе. Безусловно, его полотнам нельзя было отказать в силе эмоционального воздействия. Каждый, кто видел его работы, запоминал их надолго, они пробуждали мысли и даже, может быть, меняли мировосприятие. И в этом смысле он был выдающимся художником, каким я не стану никогда. Но легко завоеванное признание общества он воспринял бы как личное творческое поражение.

Утром, когда я спустился в кеч, Сара была там одна.

— Джик пошел за молоком и газетами, — сказала она. — Сейчас я приготовлю завтрак.

— Я пришел попрощаться.

Она посмотрела мне прямо в глаза:

— Это уже не имеет значения.

— Все поправится, когда я уеду.

— Обратно в Англию?

Я покачал головой.

— Так я и думала, что нет. — Тень усмешки мелькнула в ее глазах. — Джик сказал вечером, что он не знает другого такого человека, способного с достаточной точностью определить координаты судна ночью, после четырехчасовой борьбы со штормом, имея пробоину в корпусе и помпу, которая вышла из строя, для того чтобы подать сигнал «у меня авария» по любительскому передатчику.

— Но он сам залатал пробоину и исправил помпу. А на рассвете мы ликвидировали наш радиосигнал.

— Вы оба были дураками.

— Лучше сидеть дома?

— Мужчины, — она отвернулась, — не знают покоя, пока не рискнут своей жизнью.

Отчасти она была права. Ощущение опасности, особенно если она позади, действовало как допинг. Страх делал человека слабым и отбивал охоту снова взяться за настоящее дело.

— Женщины тоже бывают такими.

— Но я не такая.

— Я не возьму Джика с собой.

Сара все еще стояла спиной ко мне.

— Он погибнет из-за тебя, — сказала она.

Маленькая пригородная галерея, где Мейзи приобрела свою картину, не сулила никакой опасности. Сквозь витрину можно было разглядеть пустые залы, а табличка за стеклянными дверями сообщала: «Закрыто».

В лавочках по обе стороны галереи только пожимали плечами:

— Она работала всего два месяца. Похоже, что большого оборота у них не получилось, и они решили закрыться.

— Может быть, кто-то знает, — интересовался я, — кто именно снимал помещение?

Нет, они не знали.

— Конец расследования, — изрек Джик.

— Нет, рано, — возразил я. — Попробуем расспросить местных посредников.

Мы разделились и зря потратили два часа. Все фирмы, занимающиеся продажей недвижимости, ответили, что такой галереи в их реестре не числится. Мы снова встретились у двери галереи, не добыв никакой информации.

— Куда теперь? — спросила Сара.

— Где городская галерея?

— В Домайне, — кратко ответил Джик.

Этот район был парком в центральной части города. Художественная галерея имела снаружи соответствующий фасад с шестью колоннами и Маннинга — внутри.

Но, увы, никто не подошел к нам, чтобы поболтать и посоветовать дешево купить Маннинга в какой-нибудь маленькой галерее.

Мы постояли немного, пока я любовался поразительным мастерством, с которым пара серых пони была помещена в полосах предштормового света перед притемненным табуном, и Джик нехотя признал, что художник все-таки разбирался в том, как надлежит пользоваться красками.

Больше ничего не случилось. Мы поехали назад, и ленч немного развеял нас.

— Что теперь? — спросил Джик.

— Я немного поработаю с телефоном, если таковой имеется в твоем ангаре.

На разговоры ушло все послеобеденное время. Я вооружился телефонным справочником и по алфавиту обзванивал все фирмы по найму помещений, и в конце концов зацепился за ниточку. Указанное помещение, ответили в конторе «Холоуэй энд сан», снималось на короткий срок галереей изобразительных искусств.

— На какой именно срок?

— На три месяца, с первого сентября.

Нет, они не знают, что помещение уже свободно. Фирма не может сдать его до первого декабря, так как уплачено вперед. Нет, они не могут пересмотреть это соглашение.

Я представился как посредник, у которого есть клиент на освободившееся помещение. Контора назвала мне какого-то мистера Джона Грея и дала вместо адреса номер почтового ящика. Я рассыпался в благодарностях. Мистер Грей, сказали они, немного оттаяв, снимал галерею для небольшой частной выставки, и потому они не удивляются, что помещение уже пустует.

Как мне узнать мистера Грея при встрече? Им трудно объяснить. Все переговоры велись по телефону или в письменной форме. Если моему клиенту помещение понадобится еще до первого декабря, то лучше всего написать мистеру Грею.