Блудный сын - Колин Маккалоу

Неужели женская спина может быть такой выразительной? С удивлением Кармайн пришел к выводу, что именно так, изучая все те женские спины за главным столом, которые он мог увидеть. Анджела ММ сидела, подскакивая время от времени, словно холеная деловая птичка, жены Парсонсов держались высокомерно прямо — благодаря вышедшим из моды корсетам, а бедная миниатюрная миссис Томас Тарлетон Тинкерман походила на ощипанную курицу: лопатки напоминали щуплые крылья, а позвоночник — узловатый хребет. Труднее всего было как — то классифицировать Милли, одетую в докторскую мантию Чикагского университета. Она не сутулилась, признавая поражение, хотя это было бы естественно, ведь остальные женщины, за исключением подвижной Анджелы, ее игнорировали. Как же ей, наверное, не хватает Джима, посаженного от нее довольно далеко, и кто придумал усадить ее между женами Парсонсов?

Ни Джим, ни Милли не стали покупать докторские мантии; их собственные, ничем не выдающиеся, были взяты напрокат и демонстрировали только свой внешний вид: поношенные, неоднократно носимые и неподходящего размера.

От всей души переживая за Хантеров, Кармайн снова перенес свое внимание на свой стол и включился в обсуждение с Дереком Дейманом и Мэнни Мейю преимуществ знакомства шпаны с творчеством Шекспира.

Едва миссис Мод Парсонс узнала, что эта весьма ординарная девушка рядом с ней имеет докторскую степень по биохимии, она тотчас настороженно замолчала, а миссис Евника Парсонс, сидящая по другую сторону от Милли, кажется, вообще ни с кем не разговаривала. Только Анджела ММ знала, что те богатейшие леди были ужасно образованны и здорово испугались такой компании. Если бы Милли только знала, она непременно попробовала бы с ними поговорить, но в результате получилась совершенно патовая ситуация: одну потенциальную собеседницу напугали большие деньги, а двух других — большой ум. Бедный ММ старался поддерживать разговор за всех, и Анджела доблестно ему помогала, но, по мнению президента Чабба, это не самый лучший банкет. Вот что случается, если позволяешь Эстер Грей из ИЧ заняться рассаживанием персон. А Нейт Уинтроп вместо Дуга Твайтеса? Эта женщина с ума сошла, если решилась усадить Дугласа за стол ниже! Если кто — нибудь из ненавистных ему людей окажется перед ним в суде в ближайшие полгода, то Твайтес отыграется по полной, а главной его целью станет совершенно ни в чем не повинный ММ.

У Милли случился незабываемый разговор с новым деканом издательства, сидящим почти напротив нее. Он начался после того, как Тинкерман смерил ее таким презрительным взглядом, словно ей больше бы подошло находиться на углу улицы в качестве проститутки.

— Кажется, ваш отец является главным медэкспертом Холломена, доктор Хантер? — спросил Тинкерман, изучая начинку куриной грудки: «Хм! Чеснок, кусочки абрикоса, орехи — ужас! Чем не устраивала старая добрая начинка из лука и шалфея с густой подливкой?»

— Да, — ответила Милли, с неподдельным удовольствием пробуя обжаренную на открытом огне треску; дорогая еда была редким гостем на столе Хантеров. — Папа превратил старый полицейский морг в настоящую криминалистическую лабораторию, подобной нет во всем штате. Теперь там можно брать даже самые сложные пробы, а методы аутопсии изменились практически до неузнаваемости.

— Наука! — воскликнул Тинкерман, кривя губы. — Она — корень всех бед.

Милли не смогла сдержаться.

— Какой маразм! — бросила она, не представляя, что этими словами перепугала жен Парсонсов, которые предпочли бы расстаться с миллионами, чем сказать подобное мужчине в профессорской мантии. — Я бы сказала, что Бог — причина всех бед. Достаточно только вспомнить: все войны во имя Божие.

Брось она его в бочку с цементом, он бы и тогда не окаменел так, как сейчас.

— Богохульство! — завопил он.

— Ваш ответ столь же бессмыслен, как и поленница дров для лечения чумы! Сейчас 1969‑й, а не 1328‑й. Теперь позволительно обсуждать недостатки в творениях Господа.

— Никому не позволительно обсуждать что — либо, связанное с Господом!

— Это все равно что сказать, будто наша Конституция станет лучше, если запретить свободу слова. Наука тоже пошла от Бога! Все наши открытия лишь больше раскрывают все многообразие божьего промысла. Вам следует сойти с ваших божественных небес на землю и хотя бы иногда смотреть на вещи под микроскопом, доктор. Вы будете поражены, и, возможно, на вас даже снизойдет благодать, — со злостью ответила Милли.

— Я поражен вашей слепотой, — выдавил он.

— Не моей, доктор, не моей. Взгляните в зеркало.

— К разговору о зеркале, Том, — вежливо вступил Макинтош. — Вы готовы произнести речь? Уже подали основное блюдо.

В ответ Тинкерман встал из — за стола и быстрым шагом двинулся в туалет; когда же он вернулся, было видно, что ему удалось справиться со вспышкой гнева — Томас садился за стол, улыбаясь. Милли за это время тоже удалось подавить свою злость. Она почувствовала чье — то внимание и, взглянув за Евнику Парсонс, увидела миссис Тинкерман. Их глаза встретились, а в ее взгляде была… симпатия?

— У вас есть ученая степень, миссис Тинкерман? — спросила Милли, уверенная, что получит утвердительный ответ — доктора богословия должны иметь исключительно образованных жен!

— Боже мой, нет, конечно, — ответила миссис Тинкерман, и ее глаза сверкнули. — Я секретарь.

— У вас есть дети?

— Да, две девочки. Они закончили Секретарский колледж Кирка и устроились на хорошую работу. По — моему, сейчас так много ученых пишут докторские по социологии, что дочкам приходится работать не меньше, чем кассирам в супермаркетах, ведь хорошие секретари — большая редкость.

— Так и есть, — ответила Милли с теплотой. — Да и вашему мужу повезло: не надо платить за университет.

— Да, это тоже важно, — спокойно ответила миссис Тинкерман.

Принесли персиковый пирог. Вкуснятина! «Бедняжка, — думала Милли, наслаждаясь тающим мороженным, покрывавшим еще горячий пирог. — Она даже не испытывает ненависти к своему мужу, она его просто не любит. Как же ужасно, если приходится делить одну кровать с таким человеком. Хотя, возможно, она и не делит. Будь я на ее месте, то научилась бы храпеть как можно громче».

«Пришло время речи», — подумал Кармайн, ерзая на стуле.

— Эм — Эм следует отказаться от этой глупой задумки с главным столом, — сказал начальник пожарной службы, Билл Мерфи.

— Я с тобой согласен, Билл, — ответил Кармайн. — Но все же объясни: почему?

— Для начала, высокий риск пожара. Слишком мало места для сидящих по обе стороны стола людей. Я весь вечер за ними наблюдаю. Чтобы выйти из — за стола, им приходится отодвигать назад стулья, и края мантии некоторых из них периодически оказывались на плечах сидящих ниже, за вторым столом. Наверняка это сильно раздражает. Тебе бы хотелось ощущать на себе полы отделанной золотом мантии Эм — Эм? Или этого высокомерного ублюдка, который стал новым деканом издательства? Скажи мне, почему Чабб считает, что представители города обидятся, если их не пригласят на ежегодный вечер? Да плевать мы с Джин — ни хотели. Субботний вечер только наш! Мы заранее договорились, чтобы нам не подкидывали на субботу внуков, и что? В результате мы здесь! Еда хорошая, но Джинни и сама может пожарить треску.

— Потрясающая оценка банкета, — с улыбкой отметил Фернандо.

— Мне кажется, что в ощупывании мантий выбегающих в туалет совсем нет необходимости, — продолжил Билл. — Здесь на полу достаточно места, чтобы поставить четвертый стол, и даже пятый. Тогда бы они смогли поместить на подиуме мраморные бюсты Томаса Пейна[15] и Элмера Фадда[16], украсив их лилиями и орхидеями.

— Единственный, кому действительно не нравится, когда касаются его мантии, это наш новый декан, — заметил Кармайн, подмигивая Дездемоне, у которой глаза уже слипались. «Ну же, Эм — Эм, выключи обогреватели!»

— По словам Милли и Джима, Тинкерман презирает весь мир, — сказал Патрик. Сделав глоток, он поморщился. — Почему они всегда готовят такой отвратительный кофе?

— Сотрудникам Издательства Чабба не нравится их новый декан, — внес свою лепту Манфред Мейю. — В городском совете его считают чем — то вроде Джозефа Маккарти[17] — охотником не на коммунистов, но на ведьм. На неверующих.

— Не отказался бы посмотреть, как глава академического издательства охотится на ведьм, — вставил комиссар Сильвестри.

— Все возможно, Джон. Об этом говорят до сих пор.

— Тогда почему я даже намеков не слышал? — требовательно спросил комиссар.

— А потому, Джон, — рискнул вступить Манфред, — что ты, подобно орлу, восседаешь на самом верху своей башни. И то, что она построена из кирпича, а не из слоновой кости, — лишь дань архитектурной реальности. Для нас, живущих внизу, она всегда — башня из слоновой кости. Если Кармайн и Фернандо не скажут тебе, то ты и не узнаешь. И не говори Джин Теско! Ей на рот нужно повесить титановый замок.