Одна сотая секунды - Иулсез Клифф

— Как тебя называть?

Легкий шорох, незапоминающийся голос:

— Арвелл. Называй меня Арвелл.

Несколько мгновений стояла полная тишина, потом нарушилась едва уловимым стуком.

Произнесенное мне ни о чем не говорило, я не помнила никого с таким именем. Иностранец? Нет… да… не знаю. Не знаю я ни одного иностранца, который смог бы так легко, за каких-то минут двадцать перейти от невнятных и корявых попыток объясняться до нормального разговора. Нормального? Это действительно смешно, ибо нормального уже ничего не было, я ни за что не могла зацепиться — все расплывалось, расползалось и трещало по швам от множества противоречий. Мой несчастный мозг захлебывался от потока обрывочной информации, но так и не мог создать хоть какое-то подобие целостной картины. Сознание металось от одного факта к другому, оно безуспешно старалось протянуть хотя бы какую-то логическую цепь. Нет, ничего не сходилось, не сходится, не склеивается и не собирается в пристойную конструкцию. Все сыпется, превращается в пеструю мешанину.

— Полигон, — выдохнула я в темноту, — это просто военный полигон.

Наверное, это могло быть единственным обнадеживающим объяснением, удачно подгребающим в одну кучу все то, с чем я столкнулась с момента пробуждения. Ну Семенов, ну мерзавец! Или ты не знал, куда меня заслал? Нет, не верю. Но ради чего ты пошел на риск не чем-то, а мной, а своей любимицей? Или ты верил, что я не стану невольным участником какого-то неведомого эксперимента? Или, напротив, тебе захотелось гораздо большего, чем ты имел?

Ты сказал, что клиент мне понравится. А что ответила я после?

Полигон… площадка для опытов. Введенный препарат, искусственное приращение переводчика, что-то еще, причинившее мне, вероятно, невыносимую боль.

На кого же мы с тобой нарвались, а, Андрей?

Глава 5

Утро принесло с собой многое, и обнадеживающее, и разочаровывающее, и порождающее череду новых вопросов. Вероятно, я снова провалилась в сон, потому что не заметила, как посветлело. Просто открыла глаза, и ясно увидела безвкусно оформленную комнату, навевающую мысли о неудачной попытке изобразить средневековый стиль. Такое чувство, что владелец выкупил замок со старинной мебелью, но внезапно обнаружил, что денег больше ни на что толком не хватило, поэтому часть гарнитуры распродал. Сложенные из неотесанных блоков стены, лишенные хоть каких-то украшений, поросшая паутиной массивная люстра без свеч или лампочек, старинный шкаф с резными дверцами и совершенно простой деревянный стол явно из другого набора. Два стула, ничего общего не имеющих со стариной, и явно знававшее лучшие времена кресло с вытершимся бархатом. Единственное, что производило приятное впечатление, так это кровать, на которой я и очнулась — огромная, застланная шелковыми простынями и приятным согревающим покрывалом. Все же остальное порождало во мне исключительно чувство брезгливости. Я встречала самые разные жилища, но не столь часто встречала у богачей такое запустение.

Мне удалось не просто сесть, но даже встать на ноги, обнаружить потемневшее зеркало и с прискорбием отметить, что отражение в нем не способно было в принципе кому-то принести эстетическое удовольствие. Нет, выглядела я и не так уж плохо, хотя под глазами и залегли темные круги. Гораздо больший ужас вызвали у меня длинные и глубокие шрамы на боках, на одном чуть меньшие, а на другом в полный размах. Это же какую зверюгу на меня выпустили гады? Проклятье, при всем желании мне теперь не удастся избавиться от рубцов, даже пластика, скорее всего, не спасет. Ох, Андрей, дорого же тебе придется заплатить, когда я выберусь из этого дурдома, так дорого, что на всю свою жизнь запомнишь, спать спокойно до старости не сможешь, если, конечно, доживешь до преклонного возраста.

Пальцы потянулись к задней стороне шеи, нащупали мелкий вспухший рубец, слишком ровный, чтобы быть случайной травмой. Что там говорил ночью разноглазый? Мне внедрили переводчик? Похоже, что так.

Я завернулась в покрывало, не найдя ничего более подходящего, присела на край кровати, отупело посмотрела на свои руки. На ногтях лак стал облезать, да и сами ногти уже нуждаются в качественном маникюре…

Браслет! Браслет… Я, не веря собственным глазам, извлекла шприц, поднесла к лицу подрагивающей рукой. Вот оно, заветное средство, мой ключик к спасению, ставший проклятьем. Одна доза, не две, только одна. Примененная ко мне. Или все же я применила ее? Может такое быть?

Маловероятно, как не прискорбно это признавать. Но сейчас меня взволновало даже не это, а странное несоответствие, вновь выбивающее почву из-под ног: почему щепетильные военные, оставившие меня без одежды и вещей, внезапно позволили сохранить при себе шприц с малым количеством препарата? Или я теперь участница какой-то странной игры, в которой ставкой стала моя жизнь, а оружием — вот эта самая тоненькая иголочка, несущая забвение на несколько дней?

Бред какой-то. Хоть действительно признавай правоту разноглазого и все его бредни о перемещении между мирами.

Деликатно скрипнула дверь, я быстро спрятала шприц и обернулась. Перед моим взором предстало прелестное создание из той породы, которую я органически не переношу. Уже по одному виду девицы, по ее манере держать поднос со снедью становилось ясно, что предел мечтаний в миловидной головке упирается в удачное замужество с последующим кудахтаньем, ловлей каждого слова супруга и радостным щебетом о необходимости нарожать кучу детишек.

— Вот… господин велел тебе отнести, — скромно, склонив голову, произнесла она тихим голосом.

Ага, служанка. А служанка вполне может стать источником информации. Правда, сможет ли такая серая мышка быть мне чем-то полезной?

— Не тебе, а вам, — одернула я ее.

— Почему? — Девушка подняла голову, ее лучистые лазурные глаза выражали искреннее недоумение. — Ты же здесь одна.

Да, к тому же и необразованная. Ладно, образовывать ее никакого желания нет.

Она поставила поднос на стол, представилась:

— Я Эллис, служитель медицинских наук. В благодарность за спасение я пообещала господину помочь в уходе за тобой.

Голова у меня пошла кругом. Господин, спасение, служение… Что за цирк тут устроили?

— Расскажи-ка мне поподробнее, — потребовала я.

— Может, ты сначала поешь?

— Нет. — Отчеканила я тоном, не терпящим возражений. — Сперва информация.

— Хорошо, — согласилась девушка, — тогда я обработаю твои раны и расскажу то, что ты хочешь услышать.

Она отсутствовала минуты три, потом вернулась со своими медицинскими принадлежностями.