Туман на мосту Тольбиак - Лео Мале

Белита знала моего друга Дон Кихота только под его фальшивым именем Абель Бенуа. Четыре года назад во время одной из поездок, связанных с покупкой старья, на пустыре в Иври за мостом Насьональ он случайно встретил Белиту; она жила там со своими родственниками, дальними родственниками, потому что была сиротой. По каким-то неясным причинам она служила для толстой грязнухи, с которой я только что свел знакомство, этаким козлом отпущения. Ленантэ вступился за нее. Он был здоровяк, на котором годы, казалось, не оставили следа, и храбрый человек. Он защитил Белиту от цыган и посоветовал ей уйти от них. Сразу она этого не сделала, но однажды, не выдержав, явилась на склад старого анарха. Он занялся ее образованием, научил читать и писать, избавил от предрассудков, присущих ее племени. Соседняя халупа оказалась свободна, он снял ее и поселил там Белиту. С его помощью она стала цветочницей. И жила счастливо, пока… пока не случилось то, что случилось три дня назад.

– Минуточку,– сказал я.– А те, кого вы бросили, не предпринимали попыток вернуть вас или отомстить?

– Нет.

– Им что, как и вам, плевать на традиции?

– Наверно, они как-то уладили все это.

– Что вы имеете в виду?

Лицо у нее стало сразу замкнутым.

– Ничего.

– Я счастлив, что вы мне так доверяете!

Какое-то мгновение она была в нерешительности.

– Ну ладно… раза два или три я видела, как Бенуа разговаривал с Долорес. Долорес – это та, что недавно гут была. Или с Сальвадором, молодым цыганом, одним из наших. Он головорез, который может и ножом пырнуть, но не дурак и старается не делать глупостей. А потом… Одним словом, из того, что сказала мне перед вашим приходом Долорес, получается, что Бенуа выкупил меня у них, и, наверно, она не врала.

– Выкупил?

Ее глаза наполнились слезами.

– Ну да, он купил меня. Он платил им, чтобы они оставили меня в покое. Вкалывал как негр, чтобы платить им. Так я принесла им куда больше, чем если бы оставалась с ними.

– Что ни день я утрачиваю очередную иллюзию,– вздохнул я.– Я-то думал, эта публика потвердокаменней будет. Выходит, за небольшие башли с ними можно делать все, что угодно? Ну в конце концов, почему они должны отличаться от остальных? И что, после этого все было спокойно?

– Они никогда не прост или бы ему только одного,– сказала Белита.

– Чего же?

– Если бы он спал со мной.

– И…

– Он даже не пытался. Они были в этом уверены, иначе бы устроили ему. Они знали, что отношения у нас чисто дружеские. Некоторые вещи мы чувствуем инстинктивно.

– Мы?

– В каком-то отношении я еще принадлежу к ним.

– Так, видимо, думает и Долорес,– заметил я.– Очевидно, она каким-то образом узнала, что отныне дани от старика больше не будет, и приперлась, чтобы попытаться вернуть вас, да?

– Да.

И как пришла – с кнутом. Ай да Долорес! Забавно: Ницше читал Ленантэ, а явилась к женщине с тем самым орудием, которое философ рекомендовал для подобных оказий, она[19].

Я молча смотрел на Белиту. Ее будущее мне виделось отнюдь не в розовом цвете. Чтобы прийти к такому заключению, вовсе не нужно быть ясновидящим. Один раз я вырвал ее из когтей гарпии, но ведь я же не могу быть все время рядом, чтобы защитить.

– Хорошо, вернемся к моему другу,– сказал я.– Итак, три дня назад, ночью…

Она рассказала мне то же, что полицейским и о чем мне сообщил Фару, но с добавлением некоторых неизвестных им подробностей. Ленантэ был тяжело ранен, и она уже думала, что он умрет у нее на руках. Она попыталась оказать ему помощь, но очень скоро поняла, что ничего у нее не получится. Тогда она заговорила о том, чтобы отправить его в больницу. Он воспротивился. Дескать, нет, нет, не нужно. Она продолжала настаивать, и в конце концов ей удалось убедить его. Он увидел, что его отказ страшно огорчает девушку.

«В таком случае в Сальпетриер,– сказал он.– Ты положишь меня туда без всяких объяснений. Мои личные дела касаются только меня. Меня отделали, но я выкарабкаюсь.– Это он сказал, чтобы успокоить Белиту.– Если легавые вздумают заняться мной, я обведу их вокруг пальца».

– Он сам назвал больницу?

– Да.

– А сказал почему?

– Я поняла, что у него там знакомый врач.

– Как его фамилия?

Фамилии он не назвал, потому что в это время велел Белите взять у него бумажник и спрятать, а ежели ее станут допрашивать полицейские, отвечать, как он: что на него напали арабы и ограбили. Большего легавым знать не нужно. Тут он потерял сознание. Белита не понимала, как он до сих пор держался. Она вывела грузовичок Ленантэ и отвезла его в Сальпетриер.

– На последствия мне было плевать. Я имею в виду легавых и то, что они подумают. Я хотела только, чтобы его вылечили и спасли. Я знала, что ничего плохого он сделать не мог. Четыре года – достаточный срок, чтобы увериться в его порядочности, честности и благородстве.

Она порывисто схватила через стол мою руку и сжала ее. Грудь у нее вздымалась, карие глаза пылали.

– Он внушил мне… пытался внушить… что нужно отказаться от чувства мести. Но очевидно, требовать этого от меня было бы слишком. Я принадлежу к народу, который не прощает. Возможно, это предрассудок, оставшийся у меня, но я не хочу отказываться от него. Бенуа слишком много для меня сделал, чтобы я не попыталась отомстить. Я хочу, чтобы сволочь, которая убила его, заплатила за это кровью,– объявила она с потрясающим пылом и была при этом просто потрясающе хороша.– Вы отомстите за него? Отомстите? Я помогу вам.

– Как?

– Не знаю. Но я сделаю все, что вы мне скажете.

– Успокойтесь, детка,– сказал я.– Единственный способ отомстить за него и выполнить ваше желание – это помешать действовать тому типу, о котором он написал мне в письме и который, вероятней всего, является его убийцей. Да только я не чудотворец. Я очень хочу поймать его, но мне нужен хоть какой-то след. Итак… вы исключаете, что убийца кто-нибудь из ваших, скажем этот парень по имени Сальвадор или кто-то другой? Во всяком случае, в письме, написанном Ленантэ, даже намека на это нет, если только он не писал его в полном бреду. Скажите-ка, когда он лежал в больнице, у вас не было ощущения, что он заговаривается?

– Да нет. Он думал, что уже вне опасности, и только говорил, что нужно срочно действовать.

– Какие-нибудь подробности он вам сказал?

– Нет.

– Ладно, вернемся назад. Вы привезли его в больницу. Как это все было?

Белита сказала в больнице относительную правду, не скрыв ни фамилии, ни адреса раненого. Удерживать ее не стали. Она вернулась в переулок Цилиндров. Назавтра полицейские, оповещенные администрацией больницы, приехали с обыском и допросили Белиту, но не проявили ни чрезмерной воинственности, ни чрезмерной подозрительности. Ей даже разрешили навестить раненого.

– Тогда он и дал мне это письмо,– сказала она.– Написал он его тайком. Конверта у него не было…

– И вы потом купили его и надписали мою фамилию и адрес.

– Да. Он сказал мне найти ваш адрес в справочнике.

– И ничего больше не сказал? Попытайтесь припомнить. Это может оказаться очень важным. Иногда достаточно ничтожного пустяка, чтобы я стронулся с мертвой точки.

Правда, надежды на это у меня было не больше, чем на выигрыш в ближайшем тираже Национальной лотереи, билет которой я не покупал. Белита наморщила брови, принялась вспоминать.

– Вот еще что. Он сказал, что чувствует себя лучше, скоро выйдет, но время не терпит, и надо действовать быстро. И еще у него ощущение, что легавые опознали в нем старого анарха и теперь из принципа будут следить за ним. Говорил о вас и сказал, чтобы я не пугалась вашей профессии, вы отличный парень…

– Это все?

– Да.

– Все, оно же ничего.

Конечно, я дура,– вздохнула Белита. Лицо ее стало еще печальней.– Дура. Если не больше. Я впервые усомнилась в словах Бенуа.

Из-за моей профессии она не поверила его отзыву обо мне. Все колебалась, отправлять письмо или нет. Решилась только вчера. Но было уже поздно. Внезапно Ленантэ стало хуже, а утром он умер. Так ей сказали в больнице, когда она пришла туда. И тогда ей пришла мысль, что уж если я такой старый друг Ленантэ, то отомщу за него. Из графика доставки, вывешенного на почте, она узнала, в котором примерно часу я получу письмо. Она бродила около моего бюро в надежде встретить меня. Ухитрилась узнать, как я выгляжу.

– Я видела, как вы вышли, и пошла за вами. Если бы вы отправились к легавым, настоящим легавым, я тут же ушла бы. Но если бы вы откликнулись на призыв Бенуа, как настоящий друг…

Я улыбнулся.

– И как, я выдержал испытание?

Она тоже улыбнулась. Мягко, доверительно.

– Да.

– К сожалению,– вздохнул я,– это нас ничуть не продвинуло. Вот если бы он назвал хоть какую-то фамилию, хоть намекнул бы!

– Он писал в спешке и не думал, что умрет.