Тайны Афганистана - Марсель Хассин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 80-е годы говорилось, что номинальный глава суфиев всего мира — это хашемит и сайид, живущий в Гиндукуше. Это сообщала даже английская газета «Таймс» в статье об афганских монастырях.
Мы видим, что Идрис-шах назвался сайидом, поскольку его семья принадлежала к афганскому клану Пагман, обитавшему в 50 километрах к западу от Кабула, затем она переселилась в Сардхану, неподалеку от Дели, все это время сохраняя верность ордену Накшбанди. П. Вашингтон, описывая Идрис-шаха в своей книге «Мандрил Блаватской», рисует его не образцом духовности, а скорее карьеристом, обманувшим Беннета. Он даже предположил, что Рафаэль Лефор, автор книги «Учителя Гурджиева», и Идрис-шах — это одно лицо.
Идрис-шах родился в Симле в 1924 году и умер в 1996-м. Остается неизвестным, был ли он учителем, посланным суфийскими мудрецами, или только превосходным знатоком суфизма, поскольку никто не может отрицать, что его многочисленные книги фактически открыли суфизм для мира.
Что касается его брата, менее плодовитого автора, так же, впрочем, составившего огромное количество записей о суфийском учении, которое разделяется всеми тариками, следующими учению его ордена Накшбанди, то Омар Али-шах принес суфизм в Испанию, организовав крупную тарику в Аркос-де-ла-Фронтера в Андалузии и построив влиятельные дочерние тарики в Мадриде и Барселоне, насчитывающие большое число последователей, среди которых присутствуют представители самых разных слоев общества, в том числе учителя и архитекторы. Об Омаре Али-шахе можно сообщить немногое, только то, что он живет в Лондоне и имеет обычай раз в году совершать поездку по Испании, Италии, Франции, Греции и Америке, с непременным заездом в Мексику, где действует влиятельная и могущественная суфийская колония. Омар Али-шах всегда выступал против советской оккупации Афганистана и рассказывал в различных публикациях о варварствах, совершаемых русскими на земле его предков, начиная с минирования обширных территорий и заканчивая разрушением храмов. В отношении талибов он также не выказывал особой симпатии. Его отношение к практикуемому теми интегризму можно понять из следуещего текста: «Во-первых, подозревайте автоматически людей, которые относят себя к фундаменталистам, это факт. В Иране, в Ливане и в меньшем количестве в Судане и Пакистане существуют исламские фундаменталисты. <…> Фундаментализм — это заблуждение, очень далеко отстоящее от ортодоксального ислама».
Глава VII
ГУРДЖИЕВ: ГУРУ БЕЗ БАРАКИ
Обычно говорится, что когда кто-то ищет сокровище, которое по какой-то причине ему не предназначено, золото и драгоценные камни на его глазах превратятся в уголь и булыжники.
Рене Генон. Царство колигества и знаки временЛюбой, кто называет себя духовным наставником, вне связи с определенной традицией, или не подчиняется правилам, которые она диктует, не может на самом деле обладать приписываемым себе свойством, он может быть либо обманщиком, либо фантазером, который незнаком с настоящими таинствами. Если он фантазер, то следует серьезно опасаться, что, в конечном итоге, он окажется инструментом в руках чего-то, о чем сам он не подозревает.
Рене Генон. Инициация и духовная реализацияЯ знаю, что эта глава вызовет раздражение последователей Гурджиева, поэтому хочу предупредить, что буду отзываться о нем с уважением, что не помешает мне сказать с полной откровенностью, откуда вышло его учение, какие его измышления были ошибочны, и вообще прояснить все моменты, связанные с этим спорным персонажем. Мы уже рассказали в предыдущей главе, как этот армянский учитель принял Ходжаган, обычное суфийское братство, за заговор «Учителей мудрости». Мы увидим и другие подобные спекуляции.
Вначале необходимо предупредить, что мы не собираемся вдаваться в подробности жизни Георгия Ивановича Гурджиева.[7] Существует обширная библиография, посвященная его жизни, к которой может обратиться читатель, чтобы узнать все его положительные и отрицательные черты. Луис Расьонеро сказал о Гурджиеве, что «он одновременно позер, ловкач, мудрец, безумец, маг, миссионер, францисканец и суфий, чрезвычайно озабоченный вопросом, где разжиться деньгами». Его можно определить в любую из этих категорий, но самое важное — это то, что он гораздо больше стремился использовать свою технику и опробовать ее на людях, чем передать в литературной форме все, чему он научился. Откровенно говоря, если бы не Успенский и Беннет, учение Гурджиева давно бы кануло в небытие. Именно Успенскому Гурджиев поведал: «Мой путь — это развитие скрытых способностей человека. Этот путь противен природе и противен Богу». Эту мысль, конечно, не поддержала бы ни одна традиция.
Гурджиев вызывал неприятие у многих своих современников. Рене Генон сказал, что следует «бежать от него, как от чумы», а Успенский полагает, что он «решил явиться в маске, придав своему предприятию карикатурный вид». Но помимо внешних черт, необходимо оценить сущность учения, с которыми он познакомил многие страны западной цивилизации.
Гурджиев принес на Запад фрагменты учения, которое восходит к различным традициям, в основном к суфизму, но также к тибетскому буддизму и индуизму. Возможно, некоторые из этих знаний он приобрел во время своих кратковременных пребываний в монастырях, принадлежащих этим традициям, где он смог сделать записи, чтобы затем использовать их в своих школах. Не вызывает сомнения, что он не проводил годы, заточенный в монастыре, медитируя или получая особые наставления, которые, как кажется логичным, «Учителя» должны были бы передать тому, кого посылали с миссией распространения учения. И поскольку его торговая жилка была широко известна, он вряд ли мог быть избран в качестве хранителя священного знания. Скорее он смог увидеть в суфийских, буддистских и индуистских практиках технику, из которой он сможет извлечь прибыль, и превратил их в основу своего предприятия. Он поступил так с вертящимися дервишами, которые интересовали его только с точки зрения зрелища, в отрыве от величия их традиции и мистических состояний, которых они достигали в танце, когда они одновременно находятся здесь и не здесь, в состоянии транса, среди толпы, но вне суетного мира. О дервишах известно, что во время танца их знание выходит за пределы доступного человеку восприятия, и они испытывают мгновения прозрения, которые можно пережить, но нельзя передать. Несомненно, Гурджиева это мало занимало, но он сумел использовать зрелище. Он интересовался лишь поверхностными явлениями: так, когда он узнал, что слово «дервиш» обозначает «находящийся в преддверии» или «ищущий истину», он образовал танцевальный коллектив, назвав его «Ищущие истину».
Все это заставляет предположить, что для Гурджиева представляло интерес лишь то, что могло доставить ему определенную власть. То же самое предположил доктор Юнг в 1927 году, когда написал, что «подлинная мотивация Гурджиева — это темный и дьявольский поиск сил (сиддхи), подобных тем, которые открывают в некоторых монгольских монастырях, где он, возможно, прошел инициацию. Обладать этими силами жаждут те, кто стремится к мировому господству».
Согласно некоторым авторам, первые дервиши, привезенные Гурджиевым, вышли из монастырей Мазари-Шарифа в Афганистане, Кизилгана в Туркестане и Янги Изар в Кашгаре. Известно, что Гурджиев владел техникой гипноза. По мнению Витала Н. Пери, он получил это знание в одном из перечисленных дервишских монастырей, в которых он провел какое-то время, как считает Перри — два года, но эта цифра кажется нам невероятной. Несомненно, в этих монастырях он обучился упражнению «стоп», традиционной суфийской технике, при которой во время танца кричали «стоп» и все должны были замереть и оставаться в той позе, в которой их застала команда, размышляя о позе, о себе самих, о месте, в котором они находились, о том, что они чувстовали и т. д., до тех пор, пока Гурджиев не крикнет снова «дарай» («продолжайте»). В своей книге «Встречи с замечательными людьми» Гурджиев приводит следующее предостережение, которое, по его словам, он получил от одного дервиша: «Пусть Бог убьет того, кто, не обладая знанием, тем не менее самонадеянно указывает остальным путь, ведущий к вратам его царства».
Когда Гурджиев потерял баракуВитал Н. Перри в своей книге «Гурджиев в свете традиции» задается вопросом, какова была цель Гурджиева или братства Сарман, которое предположительно возложило на него миссию, и приходит к выводу, что ответ на этот вопрос прост и ошеломителен — «полное разрушение мирового порядка». Согласно Гурджиеву, он стремился «с корнем выдрать из мыслей и чувств читателя — во всем и вся — без жалости и малейших уступок, взгляды и верования относительно всего сущего, укоренившиеся в течение веков в психике человека».