Питер Брейн и его друзья - Эдмунд Хилдик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он уже начал? — спросил в трубке голос Питера в ту минуту, когда Морис обеспокоенно оглянулся, проверяя, стоит ли его связная Руфь возле будки, как ей было велено. Он заметил, что она всё чаще бросает тоскливые взгляды в сторону тележки мороженщика, который вёл возле пригорка бойкую торговлю, ибо многие зрители были не прочь неофициально померяться силами с состязающимися.
— Да, — ответил Морис, с радостью убедившись, что Руфь его ещё не покинула. — Он начал третий… то есть третий шарик. Мороженое им дают в шариках, чтобы порции были одинаковыми. Да, третий…
— Четвёртый! — поправила Руфь, внимательно глядевшая на столы.
— А? Ох, верно. Прошу прощения — четвёртый, ему только что положили ещё шарик.
— Но он не может переменить? — спросил Питер. — Передай ему, чтобы он попросил ванильного, как мы условились. Немедленно. Тут же. Сразу!
— Нельзя. Я ведь уже сказал ему, чтобы он просил ванильного. Сразу сказал, как только увидел. То есть я сказал Руфи, чтобы она сказала Еве, чтобы она сказала ему. Но ничего не вышло. Видишь ли, главный судья, то есть старший распорядитель, сказал, что менять ничего нельзя…
— Ох! — простонал Питер.
— Да, конечно, ох. Я так и сказал. Ты же знаешь, как он обожает пломбир — малиновый или клубничный, значения не имеет. Просто голову теряет!
— Шестой! — объявила Руфь, с завистью посасывая большой палец.
— Ой! — возопил Морис. — Ну вот! Ты слышал, Питер? Уже шестой. Слишком быстро, чересчур быстро, он скоро отвалится…
— Беда не только в том, что он его любит. Пломбир такой тяжёлый, что…
— Седьмой! — вздохнула Руфь.
— Как? — ахнул Морис.
Питер услышал его вопль и понял, что он означает.
— Скажи ему, чтобы он притормозил, Морис. Пусть считает до пяти перед каждым глотком и берёт мороженое на самый кончик ложечки. Это же ведь не соревнование, кто быстрее! Так ему и скажи.
Морис передал инструкцию дальше. Руфь со всех ног кинулась к пригорку. Ева встретила её на пол-пути. Руфь, запыхавшись, повторила то, что было ей поручено. Ева кивнула, протолкалась сквозь толпу и поднялась к столу. Рыжая голова перестала подпрыгивать. Потом она закивала. Солнце заиграло на очках Энди — он повернулся в сторону телефонной будки и бодро помахал рукой. Потом вновь наклонился над блюдечком, и Морис облегчённо перевёл дух — рыжая голова подпрыгивала уже гораздо реже.
— Ну. это он как будто усвоил, — сообщил Морис Питеру. — И я, пожалуй, могу начать настоящую передачу со стадиона Эстонберийского парка… В Эстонберийском парке, дорогие радиослушатели, погода сегодня прекрасная и вокруг ринга собралась огромная толпа, аншлаговая толпа, следовало бы мне сказать. А за столом в один ряд, мелькая ложками, которые сверкают в лучах великолепного весеннего солнца, сидят… как их там, игроки, что ли?., эти… эти… ну, состязатели. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять состязателей… Нет, девять! Один встал, он удаляется от стола, прижимая руку к животу. Вот он проходит через расступившуюся толпу зрителей…
— А? Кто это? Энди?!
— Вот он направляется к медпункту за теннисным кортом в сопровождении своего секунданта…
— Энди!
— Да нет же. Жирняга Питерсон. Он…
— А-а-а… Ну, а Энди?
— Энди держится прекрасно. Он точно следует указаниям тренера, выматывает противников, размеренно и неторопливо, хотя, быть может… Вот ещё один состязатель покидает ринг, весь бледный, прижимая носовой платок к щеке… Это Кевин О’Лири, с его-то зубами… Э-эй! Энди остановился. Он оглядывается. Он что-то говорит подающим…
— Что? Что он говорит?
— Мне же не…
— Ну так узнай! Пошли…
— Уже послал. Я уже послал Руфь. К ней подходит Ева. Она качает головой… А? И подающий тоже качает головой, а Энди пожимает плечами. Он не побледнел и вообще выглядит нормально… Вот бежит Руфь…
Морис распахнул дверцу будки, придержал её ногой и наклонился к девочке. Руфь, задыхаясь, доложила:
— Она говорит… Ева… она говорит, что он… что он спрашивал шоколадный соус… к мороженому… так вкуснее…
Испуганно вытаращив глаза, Морис передал это известие Питеру, а потом добавил:
— Но подающий так замотал головой, что соуса им, наверное, не полагается.
— Ещё бы!
— И я так думаю… Ого! Здорово! Ещё двое встают. Соседи Энди слева и справа. Джонни Лейн и какой-то худой верзила, я его не знаю. Неужели… Да! Энди трясётся от смеха, тычет в них пальцем и что-то говорит Еве. Она тоже начинает смеяться и отходит от стола… Руфь, сбегай узнай, что ей нужно. Так-так-так, интересно бы узнать, что там случилось…
Ждать ответа на этот вопрос Морису пришлось недолго.
К будке бегом вернулась Руфь и, выслушав её, Морис с хохотом сообщил Питеру:
— Так я и думал… Ха-ха-ха! Это на него похоже) Тактический расчёт. Он попросил шоколадного соуса нарочно, чтобы они его услышали — Джонни Лейн и верзила. Они замедляли темп, и Энди решил совсем их сбить… Теперь их осталось только шесть. Энди и… Нет, погодите-ка… Ещё двое сдались, разлетаются, как мухи, и осталось только четверо. А Энди смеётся и работает ложкой, как заведённый, чувствует, что финиш близко… Вверх — в рот — черпает; вверх — в рот — черпает… По-настоящему вошёл в темп…
— Скажи ему, чтобы он тянул время, — распорядился Питер. — Если он не будет торопиться и убыстрять темп, то выиграет наверняка. Скажи, чтобы он тянул время.
Морис кивнул и поманил Руфь к будке.
Руфи надоело быть связной. Она устала бегать взад и вперёд. А кроме того, ей нестерпимо хотелось есть — есть мороженое. Каково ей было смотреть, как все эти белые, розовые, шоколадные шарики исчезают в чужих ртах!
Поэтому она сильно сократила распоряжение Питера, когда передавала его Еве.
— Скажи ему время, — объявила она. — А я хочу мороженого.
— Что? Что надо ему сказать?
— Скажи ему время.
— Время? Но при чём тут время?
— Так сказал Морис. Кажется. Можно, я пойду куплю мороженого?
Ева поглядела в сторону телефонной будки. Морис отчаянно махал рукой, торопя её.
— Я куплю две штуки. Ладно? — говорила Руфь. — Одну мне, другую тебе.
Морис продолжал махать. Ева была совсем сбита с толку.
— А?.. Две?.. Хорошо, — пробормотала она. — Сказать ему время? Руфь, наверное, перепутала… Руфь!
Но Руфи и след простыл. Ева хотела было добежать до будки и спросить сама, но Морис махал так, что казалось, у него вот-вот оторвётся рука.
— Две… Чего две? — недоумевала Ева. — Две… Ага! Две одновременно! Наверное, так.
Она пробралась через толпу к Энди.
— Он говорит — две одновременно!
Энди заморгал. Вид у него был блаженный, хотя и несколько осоловелый, губы перемазаны мороженым, но он не обращал на это никакого внимания.
— Как — две? Нам же дали только по одной ложке.
— Так он говорит.
— Наверное, две порции сразу, — догадался Энди, соскрёб с блюдечка остатки не то одиннадцатого, не то двенадцатого шарика и помахал, чтобы ему дали ещё.
К нему подошёл подающий.
— Два шарика, пожалуйста, — сказал Энди.
— К сожалению, по правилам больше одного шарика не полагается. Иначе мы собьёмся со счёта.
Ева нахмурилась.
— Наверное, — сказала она, — Питер имел в виду, чтобы ты начал есть быстрее.
Энди просиял. Нагибаясь к своему вновь наполненному блюдечку, он сказал:
— Вот это дело! Такой команды я давно жду. Теперь-то я уж отведу душу!
И, поправив пальцем розовую горку на ложке, он принялся отводить душу.
В телефонной будке Морис чуть не укусил трубку.
— Да что он — с ума сошёл, что ли? Он убыстряет темп!
— Как? — ахнул Питер, который уже успел сообщить матери и доктору Да Сильве, что Энди наверняка займёт первое место. — А ты передал ему то, что я сказал?
— Конечно! Ева только что отошла от него, я следил за ними и… Ай! Он уже требует новую порцию! Подающий положил ему шарик, а Энди… Энди прямо с блюдца опрокинул его в рот, подпихнул ложкой и просит новую порцию!
— Останови его! Что ты тратишь время на болтовню? Останови его!
— Не могу! Руфь куда-то девалась, она… Руфь! Руфь!.. Она покупает мороженое, а он… ой-ой-ой… он опять проглотил шарик целиком и… Ай!
— Что? Что случилось?
— Всё!
— ЧТО???
— Он отодвинул блюдце, встал, он шатается, схватился за живот… Всё кончено. А ведь он чуть было не победил!
12. ШЕСТЬ ПОДСКАЗОК
— Ну, во всяком случае, остаются ещё поиски клада. А они важнее всего остального.
Это сказал бледный, осунувшийся Энди. Хотя с тех пор, как он бесславно объелся мороженым, прошёл уже целый день, его лицо всё ещё было таким белым, что веснушки на нём выделялись, точно крошки печенья на ванильном пломбире.
