Турецкий капкан: 100 лет спустя - Алексей Олейников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3. Борьба за несостоявшихся союзников — судьба Дарданелльской операции и болгарско-греческий вопрос
Как уже отмечалось, Дарданелльская операция была тесно связана с болгаро-греческим вопросом.
Греки в значительной степени подтолкнули британское командование в сторону организации операции, предоставили англо-французским военно-морским и сухопутным силам островную инфраструктуру во время ее реализации. Позиция Болгарии значительно повлияла на сроки и параметры осуществления операции.
Разумеется, союзники желали привлечь оба этих государства на сторону Антанты.
Но без урегулирования вытекающего из итогов Балканских войн болгаро-сербско-греческого конфликта это было маловероятно. Попытки его преодолеть предпринимались дипломатами Антанты в преддверии и в ходе Дарданелльской операции.
В период подготовки операции министр иностранных дел Великобритании Э. Грей 23 января 1915 г. предложил Греции за активную помощь союзной с Антантой Сербии «весьма важные территориальные приобретения в Малой Азии», заверив Болгарию, что если притязания Сербии и Греции будут удовлетворены в «других местах», болгары получат «удовлетворительные» компенсации в Македонии.
Премьер-министр Греции Э. Венизелос, назвав эти предложения «нелепыми», в двух меморандумах королю Константину — от 24 и 30 января 1915 г. — настаивал на немедленном вступлении Греции в войну: ради идеалов создания неовизантийской империи с Константинополем в качестве столицы.
Константинополь был камнем преткновения для держав Антанты — вопрос о его судьбе интересовал и Англию с Францией, и Россию, и Грецию.
Английская дипломатия У. Черчилля и Д. Ллойд-Джорджа даже во время войны была направлена против своих союзников по Антанте — России (прямо) и Франции (косвенно), но острый конфликт между союзниками был чреват победой Германии, и его до поры до времени британцы старались избегать, используя в качестве разменной монеты интересы балканских государств.
По своей сути это был конфликт между западными державами и Россией — закономерный и неизбежный, впервые во время Первой мировой войны отчетливо проявившийся при выборе дальнейшей судьбы Оттоманской империи, которая имела две альтернативы: произойдет ли интернационализация Константинополя и Проливов или они перейдут (вместе со сконцентрированными в этом регионе экономическими, военными и политическими интересами Англии и Франции) под власть России.
Наряду с конфликтом Англии и Франции с Россией присутствовал и конфликт Англии с Францией, ярко проявившийся после победы «западных демократий» над «германским милитаризмом» (он был отголоском десятилетий предшествующей конкуренции между этими странами в Европе и мире).
Необходимо отметить, что если дипломаты Франции на Балканах (в большей степени) и в Константинополе (в меньшей степени) достаточно давно привыкли ориентироваться на русскую политику, то для английских дипломатов сам факт русско-английского сближения был очень непривычным и побуждал их к сохранению собственных, как правило, антирусских контактов с политическими кругами балканских государств.
Удельный вес держав Антанты в разных балканских государствах был далеко не одинаков. Из трех традиционных держав-покровительниц Греции — Англии, Франции и России — две первые хотя объективно и сыграли меньшую роль, чем Россия, в достижении Грецией независимости, но по причинам географическим, экономическим и иным имели в Греции доминирующее положение, что сказалось и на позициях Ближнего Востока в эпоху Первой мировой войны. Сербия мало привлекала Англию, в то время как Франция интересовалась Сербией только с точки зрения займов и заказов французского вооружения. Болгария же еще с 80–90-х гг. XIX в. была ареной борьбы не только русского и австрийского, но и русского и английского влияния — этой балканской стране, по мнению политиков Европы, отводилась ведущая роль на полуострове.
Таким образом, традиционная разнородность, если не враждебность английской и русской политики, проявилась именно в Болгарии и Греции, тем более что Сербия уже участвовала в войне. И это было крайне некстати в преддверии такой судьбоносной операции, как Дарданелльская.
Обе державы понимали значение балканского театра военных действий. Обе считали наиболее желательным восстановление Балканского союза, направленного, с точки зрения России, прежде всего против Австрии, а с точки зрения Англии — не только против Германии и Австрии, но и против Турции (а в перспективе и против России).
Но, конкурируя между собой, союзники утратили, в частности в Болгарии, заметную долю своего влияния и находились в этой стране в менее благоприятных условиях, чем Германия и Австрия.
Другим моментом, предопределявшим глухую борьбу России и Англии (в которой Франция принимала участие на стороне Англии), был вопрос о Константинополе и судьбе Оттоманской империи.
Францию Константинополь интересовал больше, чем Проливы. Ее волновала не столько проблема Проливов в узком смысле, то есть право России беспрепятственно проводить через Проливы свои суда, сколько защита Константинополя (где имелись значительные французские интересы) как от русского, так и от английского засилья.
Англия, напротив, могла отнестись более равнодушно к Константинополю, чем к Проливам, хотя вопрос о Проливах не принадлежал к числу первостепенно затрагивающих ее интересы, но это не означало, что она (как владычица морей и колониальный доминион того времени) была готова созерцать воцарение в Проливах России, получавшей возможность свободного выхода ее флота из Черного моря.
По мнению англичан, на роль враждебного России «привратника Черного моря» вместо разлагающейся Турции лучше всего годились болгары — наиболее крепкая, энергичная и жизнеспособная нация балканского полуострова.
Но несдержанная политика правительства болгарского царя Фердинанда возложила на Болгарию ответственность за межсоюзническую Вторую Балканскую войну и этим рассредоточила внимание английских политиков между Грецией и Болгарией, тем более что Греция была и морской державой восточного Средиземноморья, особенно полезной в период проведения Дарданелльской операции.
Поэтому Греция, имевшая флот и мечтавшая о захвате Галлиполийского полуострова, и Болгария, имевшая самую сильную армию на Балканах, были желанными союзниками Антанты.
Русская дипломатия считала, что содействие Болгарии, причем независимо от исхода войны, может быть обеспечено передачей этому государству македонских территорий Иштиба и Кочан (до Варадара), а в случае победоносной войны Болгария получает так называемую спорную территорию, предусмотренную 2-й статьей тайного приложения Сербо-болгарского договора от 29 февраля 1912 г., — от вершины Голема, севернее Кривой Паланки, до Охридского озера (с включением Струги).
Сербия должна была гарантировать эти положения.
Но греки и сербы воспротивились территориальным уступкам Болгарии.
Еще 1 сентября 1914 г. премьер-министр Сербии Н. Пашич категорически отказался от каких-либо подвижек, до тех пор пока державы Антанты не гарантируют Сербии «сербско-хорватских земель с прилегающим к ним побережьем», что на данной стадии войны было явно невозможно — как исходя из сложившейся обстановки на фронтах, так и вследствие опасности оттолкнуть Италию от Антанты предоставлением Сербии Фиуме и Далмации.
Британский МИД считал, что державы Антанты должны ограничиться лишь указанием на желательность компенсаций в пользу Болгарии, предоставив балканским государствам самим (путем взаимных переговоров) определить их размер. Очевидно, что рассчитывать на добровольные уступки со стороны Сербии было невозможно. По отношению к Греции Э. Грей заявил о гарантиях против нападения на нее Болгарии, не отдавая себе отчета в том, что успокоенное подобными заверениями греческое правительство тем более не хотело идти навстречу требованиям Болгарии.
Таким образом, по мнению С. Д. Сазонова, Англия была в значительной степени ответственна за такой исход переговоров: «Имея войну против Германии и Австрии, мы не можем не стремиться избегнуть столкновения с Турцией и Болгарией из-за безрассудства Греции, опирающейся на попустительство англичан».
Такая ситуация сложилась в преддверии штурма Проливов — союзники не смогли даже дипломатически подготовить эту операцию.
О том, как виделась политическая конъюнктура в случае начала штурма Дарданелл, свидетельствуют четыре соображения У. Черчилля, которые были им приняты в расчет при подготовке операции:
1) появление английского флота перед Константинополем вызовет восстание греческого и армянского населения Турции и движение среди самих мусульман против младотурецкого правительства;