Митральезы Белого генерала (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Лиховцева?

— Его.

— Ну и как он?

— Бедует.

— Прямо-таки бедует?

— Известное дело. Хоть и благородный, а без ноги трудно!

— Тоже верно.

— Так вот он мне твой, то есть ваш, адрес и дал!

— Я так и понял, — покивал Будищев, потом с сомнением оглядев наряд однополчанина, обратился к Гесе.

— Гедвига Генриховна, счастье моё, ты видишь, как одет наш друг?

— Как крестьянин, — отозвалась та, сделав вид, что не поняла намека.

— А разве это хорошо?

— Смотря для чего.

— Для жизни в большом городе!

— Дмитрий, что ты от меня хочешь?

— Блин, я тебе конкретно намекаю, что надо бы его приодеть!

— Ты думаешь, ему подойдет отделанная кружевами кофточка из розового муслина?

— Из какого нафиг муслина, и почему кофточка?

— Господи, Будищев, а ничего, что у меня мастерская по пошиву дамского платья?

Услышав это, Стеша с Семёном, чуть не поперхнулись от смеха, а раскрасневшийся от выпитого Фёдор только растеряно хлопал глазами, не понимая толком, о чём идет речь.

— Молчать, женщина, — шутливо пригрозил пальцем своей половине хозяин дома. — Твой день — восьмое марта!

— Я серьезно, Дима. У нас и ткани и фурнитура рассчитана для дам, причем весьма небедных. Разумеется, мне и моим работницам достанет квалификации пошить мужской костюм, но, сам подумай…

— Не надо, — попробовал робко возразить Шматов, но бывший унтер на корню пресек дискуссию.

— Федя, извини, конечно, но ты выглядишь, как последнее чмо! А в Питере, брат, везде встречают по одежке. Стало быть…

— И эта одежка не должна сидеть как на корове седло, — мягко прервала сожителя Геся. — Я вполне согласна, что нашему другу нужно обновить гардероб, но это не значит, что ему немедля следует пошить фрак!

— И что ты предлагаешь?

— Вообще-то существуют лавки готового платья. Но если это не подходит, то своди его завтра к Анне и дело с концом.

— Ты про Виртанен?

— Именно. Она хорошая портниха и работает быстро.

— Ладно, уговорили, — нахмурился Будищев, — завтра сходим к Аннушке.

— А кто это? — осторожно поинтересовался Федя.

— Завтра узнаешь. Хотя, нет. Завтра не получится, нам с Барановским нужно в Кронштадт.

— Зачем? — насторожилась Геся.

— По делам.

— Это понятно, но какие у тебя дела с флотом?

— Самые разные, солнце моё. В основном по пулеметам, ну и у минеров тамошних какие-то неполадки. Просят помочь.

— Минеров?!

— Не пугайся так. Просто у нас на флоте именно они и заведуют всей электрикой.

— Я могу отвести Фёдора к Анне, — неожиданно вызвалась Стеша. — Нам с Семёном все равно надо на Выборгскую сторону. Вот и проводим.

— А ведь верно, — обрадовался Дмитрий. — Сходите, а заодно и Аннушку проведаете. Передавайте привет. Сто лет её не видел.

— Хорошо.

— Вольно же тебе каждый день проделывать такой путь, — покачала головой Геся, не одобрявшая работу девушки в гальванической мастерской. — Да ещё в такой холод…

— Ничего страшного, — не согласился Будищев, — возьмут извозчика и мигом будут на месте.

— Как знаете, — не стала спорить та и повернулась к гостю: — Федя, хочешь чаю?

— Вот только чаю нам и не хватало! — заржал Дмитрий и снова взялся за графинчик.

— В таком случае, можете продолжать, — пожала плечами Гедвига Генриховна. — А мне рано вставать, так что я вас оставлю. Это и вас касается, молодые люди!

Услышав нетерпящий возражений голос, Сёмка со Стешей послушно поднялись и отправились к себе в комнату. Точнее, это была комнатка Степаниды, а мальчик обычно ночевал на диване в гостиной, но сегодня это место отвели гостю, так что девушке пришлось потесниться, а чтобы она не смущалась, туда перенесли из спальни большую ширму.

Оставшись одни, приятели с удовольствием выпили, после чего продолжили разговор.

— Слушай, Граф, — замялся Фёдор. — Выходит ты и впрямь в благородные вышел?

— Пока нет, — усмехнулся Будищев.

— А барчук, правда, у тебя управляющим?

— Да.

— Чудны дела твои, Господи! А с сестрой Берг вы как встретились?

— В лесу случайно. Грибы собирали.

— Какие грибы?

— Подосиновики.

— Смеешься?

— Ты ещё обидься!

— Чего мне обижаться, чай, не барин. А Стеша с Сёмкой, они тебе кто?

— Считай, что дети.

— Эвона как…

— Вот что, Федя, расскажи-ка мне лучше, как ты дошел до жизни такой?

— Ты про что?

— Помнишь, перед тем как в Россию вернуться, я всем вам раздал причитающееся за добычу?

— Помню.

— Ну и отчего ты, друг ситный, снова голой жопой на голой земле оказался? Там ведь некислая сумма для простого крестьянина выходила. Вон Егорову, ты говорил, даже на трактир хватило, а с тобой что не так?

— Дык, это, — замялся парень.

— Пропил-прогулял?

— Нет, что ты! — испугался тот. — Просто, понимаешь…

— Бабы?

— Сестренки, — вздохнул Шматов. — Одна младшая, ей приданое справил. А у той, что старше, дети мал-мала-меньше, а тут корова как на грех пала. В доме шаром покати и племянники голодными глазами смотрят, а сами ровно шкилеты! Вот я и того… не перезимовали бы они…

— Понятно. Пожалел, стало быть.

— Ага!

— Ну и ладно. Детей хоть выходили?

— Слава Богу! — обрадовано закивал приятель, поняв, что Будищев не сердится. — Меньшой, правда, все одно помер. Слабый был, а остальные, ничего так…

— Тьфу! — сплюнул Дмитрий от досады, но потом вспомнил, как крестьяне относятся к жизни и смерти и успокоился.

— Не ругайся, Граф.

— И не думал. Скажи лучше, чем думаешь заняться?

— Мне бы на завод какой поступить, — вздохнул парень и с надеждой посмотрел на приятеля.

— Дело хорошее! А специальность у тебя есть?

— Нет пока. Но я выучусь. Вот тебе крест! Ты же знаешь, я страсть, какой сметливый…

— Угу, — хмыкнул бывший унтер, прекрасно помнивший, что со сметкой на службе у того было не очень. — Ладно. Потом потолкуем. Сейчас спать пора.

С тех пор и началась у Шматова новая жизнь. Дмитрий усвистал из дома ни свет ни заря, успев только побриться и велев товарищу сделать тоже самое. Даже завтракать не стал, сказав, что перехватит чего-либо в вокзальном буфете. Зато Федора снова усадили за стол, налили большую чашку крепко заваренного чаю и поставили цельную миску ещё горячих булок, а к ним масла, ветчины и ещё разных вкусностей, каких парень раньше не то что не пробовал, а и не видывал.

Гедвига Генриховна, которую он про себя все ещё называл сестрой Берг, и Стеша ели понемножку, ровно птички клевали, а вот Сёмка разрезал пополам булку, щедро намазал одну её часть маслом, сверху водрузил ломоть ветчины, затем сыра и, накрыв сверху второй половиной, смачно откусил получившуюся конструкцию.

— Кушай, Федя, не стесняйся, — улыбнулась Геся. — Бери пример с Семёна.

— Так ведь пост ныне…

— А вчера что было? — высоко подняла брови хозяйка.

— Вчера я с дороги был, — робко возразил парень, чувствуя себя при этом крайне неловко. — Путникам дозволяется послабление…

— Ну, как хочешь, — одними губами улыбнулась модистка.

Чертыхаясь про себя, что полез со своим уставом в чужой монастырь, Федя хлебал пустой чай. Стеша и без того не оскоромилась за завтраком, а что касается смутившегося поначалу мальчишки, то он здраво рассудил, что этот грех не велик, и отмолить его не составит большого труда, продолжил расправляться со своим бутербродом и вскоре вышел из этой неравной борьбы победителем.

Потом они оделись и вышли на улицу. Гедвиге до её мастерской было недалеко, а Шматов и дети направились к конке. К счастью, долго ждать им не пришлось, и скоро они сидели в вагоне, увлекаемом вперед парой крепких лошадок. Двигались они, надо сказать, не слишком быстро, к тому же внутри было холодно, но все же ехали, а не шли.

— Скоро все конки переделают в трамваи! — авторитетно заявил Сёмка.

— Это как? — удивился Федя.

— Это такой же вагон, — начал объяснять мальчишка, — только на гальванической тяге. Без лошадей.