Земные и небесные странствия поэта - Тимур Зульфикаров

А там река в горах уносит уводит кишлаки спящие печальные и они плывут в реке глиняной и не пробуждаются и они тонут спят в реке и им кажется что они во сне, а они тонут умирают захлебываются а не просыпаются, а спят забывчиво задумчиво а спят сладостно а во сне помирают

Блаже!.. Дай кончину такую…

Блаже!.. в реке навек усыпают…

…Матерь мама Анастасия в ночь в Ночь глиняных ливней в Ночь глиняных сонных ливней азиатских я сплю томлюсь я пробуждаюсь содрогаюсь и поднимаюсь в железной кривой кроватке своей.

И простынь моя тяжка сонна мокра.

Я обмочился? обдался неповинною уриною мальчишеской мочою?..

Иль глиняный ливень прошел просквозил чрез саманную хлипкую нашу крышу и омыл достал мою простынь?..

Но одеяло сухое нетронутое…

Матерь матерь что со мною?..

…Тогда горят мои ночные сонные яблонные щеки! Как дастичумские калайдаштские осенние яблоки наливной спелостью красою краснотою!..

Да…

…И я тайно встаю срываюсь с кровати и мимо спящей матери иду…

А она спит как горные глухие кишлаки в ночь глиняных ливней, как кишлаки, которые думают, что они вдали от реки и не достанет не достигнет, не содвигнет их, но ливни но оползни сели текучие гибельные мягкие бесшумные топкие сносят сонно пагубно их к реке…

И я тихо и тайно иду мимо спящей матери Анастасии своей и выхожу в наш сонный двор в нощь глиняных беспробудных ливней…

И бегу бегу и радостно хищно спело бегу к деревянному шаткому куриному сараю, где живет медсестра София-Лакрима София-Слеза Софья-Колодезь Софья-Солдатка Софья-гулява-гулена… Софья гулливая многоспелая девуля…

…И я стою у куриного сарая и совсем со сна голый голый и я голый в нощь глиняных ливней и ливни струи темные колодезные омывают ласкают гладят щекочут обильно трогают меня меня меня…

И я голый в ливне стою у деревянного смутного сладкого сарая где живут куры утки и София-Лакрима…

И от ливня мне тепло, потому что голый я…

…И пробудится отрок нагой в ночь глиняных ливней…

И ливень омоет унесет первые ярые слепые святые семена его…

И пробудится очнется расцветет отзовется первоцветами куст миндальный в ночь глиняных ливней…

И ливень омоет смоет унесет первоцветы его…

И пробудится отрок-куст…

…В нощь когда прибыла река…

В нощь когда прибыла тайно темно река-корень отрока прибывал…

В нощь когда река прибыла фаллос отрока прибыл восстал…

И в реку входил и смирял и исторгал первоцветы первосемена…

И река Кафирнихан-Рай-Смерть Неверным блаженная охраняла овевала очищала омывала его…

О!..

И река взяла затопила залила берега.

И прибрежные миндальные кусты и прибрежная снежнокудрявая жемчужная каракулевая алавастровая алыча в реку вошли стали плыли…

И отрок был на брегу детства а в реку зрелости вошел вбежал стал…

Ал!.. Спел?..

Был отрок на брегу а муж в реке стал… да… да…

Да.!..

…О Боже где та нощь?..

Где та река?..

Где тот глиняный ливень?

Где тот куриный ночной дождливый святой кривой сарай?..

О Боже дай дай вернуться побыть побродить в роще нагих первоотроков алых стыдливых в ночь глиняного ливня в ночь утонувшего захлебнувшегося цветущего миндального куста!.. дай!..

…И через тридцать лет Тимофей-Тимур Поэт Печали певец Руси и Азии уходил сходил в ночную реку Кафирнихан-Рай и шептал:

— Река река пусти меня впусти меня!..

Иль забыла меня?.. Иль заждалась?..

Ты взяла первые мои миндальные семена, а теперь возьми усыпи унеси меня как спящий прибрежный блаженный слепой чудящий кишлак кишлак кишлак…

Но дай дай хоть на миг вернуться вспять, поплыть назад назад назад!..

Назад!..

Вспять!..

Да?..

…Я плыву бегу теку теку теку назад?..

И река грядет идет течет вспять вспять вспять?..

Да! да! да! да!..

И вот она та ночь, тот ливень глиняный горячий, тот куст, та алыча, тот деревянный куриный сарай, где живет Софья-Лакрима Софья-Слеза Софья-Колодезь Софья солдатская гулена нехитрая гульба ночная охота пастьба отрада краткая солдат…

Да!.. Родимая… Дальная моя…

Софья-Колодезь!..

А все солдаты уходящие на Войну приходили в твой куриный сладостный сарай…

Ай гуляй!.. Ай провожай!..

Софья-Колодезь!..

А все солдаты воители пришедшие с Войны неполные ходили в твой радостный сарай…

Ай принимай!..

Ай не гоняй!..

Ай ласкай впускай жалей ублажай!..

Ай губы груди лона з’аводи тела н’оги душу отворяй как ночные врата!..

…И шли воинов стада в сарай!..

Софья-Лакрима Софья-Слеза Софья-солдатка девка женка скоротечная ночная Софья-Дева Софья Святая Жена!..

Софья-Колодезь а всяк свое ведро ночное сладкое густое в тя уронял…

И кричали кричали кричали пели разбуженные разволнованные утки петухи и курицы по ночам!.. ай по ночам!..

И летали метались по сараю утки курицы и петухи и исходили многими лучистыми испуганными перьями…

И солдаты и Софья-Слеза веселая кудрявая курчавая осиянная раздольная улыбчивая всегда выходили ранним утром из сарая в перьях куриных и в пухе утином летучем…

…Ай куриный утиный пуховый поющий петухами в ночи сарай!..

Ай война!.. ты и сюда пришла…

И спать не дала курам да петухам…

…Ай река ночная Кафирнихан-Рай колыбель люлька зыбка дальная влеки тяни меня назад вспять…

И я голый стою в глиняном ливне у куриного сарая Софьи-Лакримы Софьи-Колодезя.

И от ливня тепло ласково дремно мне…

И я гляжу чрез щели многие сарая и там чадит горит керосиновая лампа…

И спят пока утки куры и петухи сбившись слепившись прижавшись друг к другу на досках-насестах…

А посреди сарая прилепившись тесно хищно приноровившись душно жарко жадно друг к другу танцуют Софья-Лакрима и недавно вернувшийся с Войны солдат Абдулла-Рысь-Онагр-Казах.

Он контуженный и голова его все время дрожит мается треплется ходит падает не успокаивается, как у того полуубитого дальнего алмазного фазана на льняной скатерти… да…

И на глиняном полу сарая стоит бутылка водки и хлеб и серая крупитчатая соль в спичечном коробке и несколько луковиц…

И стоит немецкий трофейный патефон и крутится ветхая пластинка и поет с пластинки глухой дальный плотский голос Певца-Сифилитика: «По берлинской мостовой кони шли на водопой…»

…По берлинской мостовой кони шли на водопой… да…

И тут я вспоминаю алого шелкового как афганский перец коня коня Пасько-Корыто…

Только этот конь не дошел до берлинской мостовой…

…А Софья-Лакрима и Абдулла-Казах танцуют прилепившись прибившись друг к другу…

Входят друг в друга вливаются мешаются вмещаются соплетаются не могут распутаться разлучиться отыскать себя опускаются на пол вздымаются утомчивые мучаются змеиные долго долго долго содрогаются…

Да немецкий трофейный патефон задыхается замирает раздавленный…

А Софья-Лакрима все в том же белом белом медицинском халате, в котором она выдавала отпускала опускала сердобольным джимма-курганским вдовам раненых калек с железнодорожной платформы…

И там где у Софьи-Лакримы ладной повальной сахарной избыточные груди стоят вздымаются взволнованные и ягодицы тучные крутые покоятся — там медицинский бедный халат порван да заштопан зашит…

Не выдержал бедный халат молодых ярых гонных грудей ягодиц — да пропустил их…

А Абдулла-Казах стоит лежит в одних армейских душных кальсонах и портянках а сапоги его стоят у дверцы сарая…

…А ливень глиняный сечет бьет обволакивает меня а мне тепло потому что я голый голый голый…

И стою прижавшись костлявым прозрачным призрачным голодным отроческим военным телом и глазами к куриному сараю…

Там тайна!..

Я знаю сейчас запоют закричат испуганные петухи утки да куры!..

Сейчас!..

У Абдуллы-Онагра тело желтое степное вяленое кочевое золотое яростное

У Софьи-Лакримы тело снежное березовое сахарное податливое радостное сладостное

И они соплетаются…

…Софья… не туши лампу…

Я боюсь ночи…

Меня ночная мина контузила…

Не туши огонь…

Ночь плохая…

Ночь глиняная ночь дождливая!

Софья-Емшан! Софья-Кобылица!..

Если я потушу лампу — мина опять прилетит слепая… завалит меня ночной тяжелой оглохшей землей…

Опять прилетит контузит казнит обрежет меня мина сонная слепая косая ночная…

А мина была ядовитая, газовая, отравленная и задушила всех ребят моих окопных собратьев…

Но я окропил мочой портянку и прижал её к лицу и так дышал и так упасся…